Зойка и Наташа прыснули от смеха. Роман и Борис слушали Генку, как и всегда его слушали, с недоверчивостью, хотя и не без удовольствия, с легкими усмешками.
— Так и сказал, Гена? — смеясь, сокрушенно покачивала головой Зойка.
— Так и сказал, — вздохнул Генка.
— Ну и грубиян же ты…
— В-о-от, уже и обзываешься, уже и оскорбляешь меня, — Генка с деланной обидой отвернулся от Зойки и продолжал: — А вот та тетенька меня не оскорбила, она просто погладила меня по голове и сказала: ой, какой ты невоспитанный мальчик. А тут еще рядом этот чемпион по боксу стоял с девчонкой одной, они так рядом и шли в походе все время, как волы в ярме, даже по узкой тропе рядом, а на привале он ей первый спешит палатку ставить, с котелком к ручью первым летит. Так вот, он-то ничего, что рассмеялся, меня это мало задело, а тут она, эта девчонка — ноги как спички — своим писклявым голоском — хи-хи-хи, хе-хе-хе, и меня будто кипятком ошпарило. Ну, думаю, погодите вы у меня, погоди, чемпион!
— Да что за поход у вас такой смешанный был, старики и дети? — усомнилась Наташа.
— А вот такой и случился. Меня братеник взял, чтобы одного дома не оставлять, все боится, что я газ невыключенным оставлю или еще что-нибудь, как он выражается, утворю. Ну, а тех тоже свои взяли, чемпиона — отец, он был нашим инструктором, а девчонка эта оказалась сестренкой той самой тетеньки, с которой я поговорил. В общем, братья, сестры, отцы — полная семейственность. Ну, думаю, погоди у меня, боксер! Ты хоть и старше меня года на три, на четыре, хоть и чемпион, я тебе устрою!..
Генка замолчал, обвел хищно прищуренными глазами ребят, пригнулся к костру, который бросал на него вздрагивающий, словно пугающий свет.
— Долго ничего такого не подворачивалось, — понизив голос, продолжал он. — Наконец остановились мы рядом с какими-то пещерами. Мы лазили по ним — ничего интересного: сыро и падалью воняет. Там еще одна была, наверху, на самой макушке горы, никто туда уж и лезть не захотел, мол, одно и то же, и эти двое поддакивают, да, там то же самое, неинтересно. Я, конечно, был рад до смерти, что не надо еще и туда карабкаться, но только лишь для того, чтобы не соглашаться с этими двумя, и говорю: именно та, что на макушке горы, и есть самая интересная. Чем же она интересная, спрашивает чемпион, причем так это презрительно усмехается и посматривает на ту пигалицу, а та тоже с тем же выражением ко мне и тоже повторяет с ехидцей, чем же та пещера интересна? А хотя бы тем, отвечаю, что туда не всякий решится сунуться. Это почему же, спрашивает чемпион. Ну, а в таких случаях, сами знаете, надо темнить, что-нибудь такое туманное, загадочное подкинуть, особенно если во всем этом участие принимают девчонки, они мигом на это клюют.
— Ох, так уж и клюют, — не вытерпев, перебила Наташа, — не я тебе попалась!
— Погоди, еще и ты попадешься, — словно мимоходом пообещал Генка.
Наташа замахнулась на него обгоревшей веткой, которой только что поправляла огонь в костре, но Зойка тут же схватила ее за руку и бросила нетерпеливо:
— Пусть продолжает, слушайте…
— А вот так, отвечаю я этой расчудесной паре, — даже не взглянув на Наташу, продолжал Генка, — а вот так, не решаются и все! Я таких смельчаков знал, говорю, что ого-го! Да и те, как только намекнешь об этой пещере, так и на другое разговор переводят или вообще помалкивают. Ну, а все же, что там? — уже загорелся чемпион, а ну, говорит, пошли сейчас! И эта пигалица тоже: пошли! Эх, думаю, погорел я, там-то ведь наверняка такая же самая пещерка, как и все другие. А чемпион уже и за руку пигалицу схватил, тащит в гору. Постойте, говорю, днем туда каждый дурак пойти может, днем все как и в других пещерах, а вот ночью, самое главное, говорю, ночью… А что ночью, тоже не знаю. Главное, конечно, их было удержать, чтобы они тотчас же не пошли. Ночью так ночью, говорит чемпион. Можем и ночью, поддакнула пигалица. И ко мне: а ты пойдешь с нами? Видно будет, говорю.
Ну и вот: все отдыхали, развлекались, кто как мог, а я целый день думал, думал да так и не мог ничего придумать.
— Ну, это на тебя похоже, — вставила снова Наташа.
— И вот только вечером, — не обратив внимания на ее замечание, продолжал Генка, — когда уже совсем стемнело, я пошел к ручью, брат послал воды для чая принести. А там какое-то сваленное дерево лежало. Стал я на него и вдруг провалился, представляете, нога так и провалилась в ствол — дерево совсем гнилое оказалось. Вынул ногу… о батюшки мои, смотрю, а в том месте, где я провалился, в той дыре светится все таким зеленым огнем. Даже испугался вначале, а потом понял: да это же гнилушки светятся…
— Ну, вот тут-то у меня и возникла идея, — почти шепотом произнес Генка. — Набил я карманы этими самыми гнилушками, отнес брату воду и говорю чемпиону и пигалице: через час встречаемся у пещеры. Захватил с собой фонарик и подался наверх. Зашел в пещеру, осветил ее всю, осмотрел, точно такая же, как и все, даже пепелище от костерка у входа кто-то оставил, наверное, от дождя тут кто-то прятался да грелся у костра. А как выключил фонарик — тьма-тьмущая! Бросил я несколько гнилушек на землю, светятся, как кошачьи глаза. Ну, и пошло дело. Вы же знаете, что я рисую неплохо, это единственное, за что мне в школе с первого класса одни пятерки, правда, еще и по пению тоже… Выложил я этими гнилушками скелет. Ну и красавец получился, так и кажется, что вот-вот челюстями защелкает, даже самому немного страшновато стало. Притаился я у входа и жду. Только бы, думаю, фонарики не догадались захватить. Да вряд ли бы это они сделали, ночь-то светлая, луна такая над лесом висит, что светлее, чем днем… Слышу, идут, подходят, он ее за руку держит. А где же этот Генка, спрашивает она. А зачем он нам, говорит чемпион, может, испугался и не придет, без него обследуем, у меня, говорит, спички есть. Этого еще, думаю, не хватало, и, когда он протиснулся с ней через узкий вход и вынул коробок со спичками, я быстренько раз!.. и выдернул у него из рук коробок. Он даже ойкнул от неожиданности, а потом, как увидел скелет, как-то хрюкнул, будто его за горло кто-то схватил, и бац в обморок, так и сел у моих ног… А потом и она. Ну, ей я не дал упасть. Это ему, боксеру, привычно падать на ринге, там, наверное, пожестче бывает. А я ее подхватил на руки, легкая такая, вынес из пещеры…
— Ой Генка, ты же в прошлый раз о ней не рассказывал! — вырвалось у Зойки.
— Значит, забыл.
— А что же он? — смеялась Наташа.
— Он? — Генка торжествующе поднял руки и расхохотался. — Только она пришла в себя, только я ее поставил на ноги, выползает на четвереньках. Ну, что там, спрашиваю я. Н-н-н-е понял, говорит. Так, может, вернешься снова да поймешь, говорю я и тут же, вы знаете меня, не выдержал и рассмеялся…
— И он тебя не двинул? — сдерживая смех, спросила Наташа.
— Куда ему, у него руки так дрожали, что он и в скалу бы кулаком не попал, не то что в меня.
Смеялись Роман и Борис.
— Ну и заливать ты мастер, Генка, — сказал Борис.
— С тобой нужно быть осторожным, — насмешливо и снисходительно произнес Роман.
— Не бойся, я тебе ничего подобного не устрою, ты ведь не чемпион, — великодушно пообещал Генка.
И Роман вдруг рассмеялся весело и громко, редко видели, чтобы он так смеялся.
— А вы знаете, Генка великолепный хлопец, — сквозь смех говорил Роман.
— Вот уже и подлизывается, видали, а? — кривясь и тыча в Романа пальцем, выкрикивал Генка, — видали, подлизывается!
— Так уж он к тебе и подлизывается, — пренебрежительно дернула плечами Наташа. Она наклонилась над банкой с грибами. — А не готовы ли они? Вода-то уже совсем почти выкипела.
— Да уже должны бы свариться, — сказал Борис и снял банку с огня. Затем, поддевая своей ложкой опенки, стал раздавать каждому по крохотному грибку. — Осталось два, один лишний, кому?