Все эти явления объясняются исключительно недостатком тоннажа и, если ограничения в сообщениях с отдаленными странами (Австралия, Индия, Южная Америка и др.) исходили от самих правительств, то первопричиной такого ограничения являлась работа лодок, уничтожавших необходимый тоннаж. Наилучших результатов мы были в праве ожидать от подрыва продовольственного снабжения населения вражеских стран и введения системы пайков.

Так на самом деле действие подводной войны сказывалось примерно в той же степени, как голодная блокада в Германии, временами даже в более сильной степени по крайней мере в западноевропейских странах. Разница с нашим положением заключалась лишь в том, что результат лодочной блокады недостаточно долго длился, вследствие ли нашего опоздания с моментом начала неограниченной подводной войны, либо же с ее слишком ранним прекращением.

Положение противников в 1918 г. отлично характеризуется речью Ллойд Джорджа (осень 1920 г.): «Если бы немцы несколько раньше использовали силу своего подводного оружия, существование британской империи стало бы под знак вопроса», или статья «Манчестер Гардиан» от 4 июня 1919 г.: «Если бы Германия с самого начала повела подводную войну с достаточной энергией, Англии пришлось бы капитулировать», или, наконец, статья лорда Черчилля в «Sunday Picttorial» от 12 января 1919 г.: «Имею ли я право сказать? Мы только, только благополучно вывернулись! Успех нашей победы висел на тончайшем волоске! Еще несколько усилий и подводная война принудила бы нас голодом на беспрекословную сдачу». На то, что Антанта и в военном отношении выбивалась из сил, указывает лорд Фишер и доказывается вялым преследованием наших армий при их добровольном отходе в конце войны. Но германский народ не хотел или не мог больше сражаться.

Отдел VIII

ДВА ВАЖНЫХ ВОПРОСА ПОДВОДНОЙ ВОЙНЫ

Противниками подводной войны, которым волей-неволей пришлось признать ее реальные возможности, обычно выдвигаются два аргумента против ее применения. Они утверждают, что, во-первых, подводная война, а в особенности неограниченная, жестока и бесчеловечна и, во-вторых, что выступление Америки явилось следствием неограниченной подводной войны.

1. Была ли подводная война бесчеловечна?

Как известно, война есть продолжение политики иными средствами и, так как эти средства применяются для разрушения и уничтожения, она, безусловно, по своей природе жестока и бесчеловечна. Из этого общего правила, конечно, не может быть исключена и подводная война.

Здесь, однако, поставлен вопрос — выходит ли подводная борьба из обычных рамок войны, правда ли, что способ ее ведения отличается особым варварством и жестокостью?

Мы должны смело ответить полным отрицанием.

Клаузевиц в своем «Учении о войне» говорит: «Война это акт насилия, в применении которого нет границ» и далее «ошибки, допущенные из добродушия, — наивреднейшие».

«Вот они эти проклятые идеи наших милитаристов, против которых мы боролись!» — раздаются голоса немецких пацифистов. В таком случае послушаем, что неоднократно проповедует лорд Фишер в своих «Воспоминаниях», чтобы надежней вбить в головы своих соплеменников определенную идею.

«Война — концентрация мощи (essence of violence). Мягкосердечие во время войны — глупость. Бей первым, бей крепче, бей как можно сильней и дольше».

Наши гуманитарные мечтатели должны признать, что, имея дело с противником, проникнутым таким учением, ничего не сделаешь примирительной политикой и кротостью.

Они должны понять, что война нами проиграна именно из-за того, что мы не следовали законам войны. Что же касается в частности подводной войны, имеются свидетельства многих авторов лагеря наших врагов, подтверждающих правильность принципов такой войны.

Еще во время войны, например, лорд Фишер написал открытое письмо адмиралу Тирпицу (опубликовано в его книге в 1919 г.) с обращением «Dear old Tirps» (дорогой старый Тирпс), которое содержит в себе признание, что Тирпиц единственный германский морской офицер, понимавший цели войны и, что он, т. е. Фишер, ни в какой мере не обвиняет адмирала из-за подводной войны, инициатором которой он считает Тирпица: «Я бы точно так же поступил, только наши идиоты в Англии не хотят этому верить».

Из первого отдела нашего труда явствует, что начали немцы подводную войну в ответ на установление Англией голодной блокады Германии. В настоящее время не секрет, что применение метода измора было разработано Антантой и в частности английским планом войны задолго до ее начала. Доказательством тому служит точность и продуманность всех нужных для этой цели мероприятий, принятых британским адмиралтейством как непосредственно до начала войны, так и сразу после ее возникновения; весьма показательно также стратегическое развертывание британского флота. Опираясь на Скапа-Флоу, «Grand Fleet», совершенно очевидно, не мог иметь намерения вступить в бой с германскими морскими силами, также он не мог служить защитой восточного побережья Англии, подтверждением чего являются события военных действий. С другой стороны, расположение флота в Скапа-Флоу с дополнительным заграждением Английского канала как раз соответствовало плану отрезания Германии от всех морских торговых путей и отвечало основной идее плана войны. Целям торговой блокады соответствовали также все дальнейшие мероприятия английского правительства: минное заграждение перед восточным выходом Канала (2 октября 1914 г.), объявление Северного моря военной зоной (2 ноября 1914 г.) и извращение лондонских постановлений новыми Orders in Council от 20 августа и 29 октября 1914 г. Отсюда видно, что начатая нами лишь в феврале 1915 г. подводная война была актом самозащиты и все утверждения, что Англия ввела голодную блокаду в ответ на подводную войну — сплошная ложь. Само собой разумеется, что нам было бы более по сердцу вести с 1915 г. подводную войну по всем установленным правилам, т. е. исключительно по призовому праву, но это было невыполнимо, вследствие английских секретных инструкций об использовании нейтральных флагов и т. п. Повторение той же картины мы видим весной 1917 г. при начале беспощадной подводной борьбы. Планомерное изнурение немецкого гражданского населения полной изолированностью от нейтральных стран настолько усилилось, что мы вынуждены были либо принять самые энергичные противомеры, либо сдаться на милость победителя.

Неоднократно наше правительство изъявляло готовность приостановить подводную войну при условии возвращения Англии к лондонским постановлениям. Если даже признать, что подводная война в том виде, как она нами велась, унесла больше жертв, чем могло бы иметь место при других условиях, то эта вина падает не на нас, а на инициаторов голодной блокады, т. е. на составителей английского плана войны. Когда приходится читать в английских книгах, что британские офицеры в аналогичной обстановке наших лодочных командиров выполнили бы боевые приказы с лучшим успехом, но и с большей гуманностью, приходится только удивляться лицемерию этих авторов. Доподлинно известно, что в тех случаях, когда представлялась возможность (Мраморное море, побережье Далмации и Балтийское море) английские лодки действовали без всякого зазрения совести, зачастую даже нарушая нейтралитет. Так например, в октябре 1915 г. в шведских территориальных водах были торпедированы 4 германских парохода, не обладавших к тому же вооружением. В Мраморном море топились без предупреждения как почтовые, так и пассажирские пароходы, среди них госпитальное судно «Маделен Рикмерс» (100 раненых на борту). То же творилось в Адриатике, а 8 марта 1916 г. у Далматского побережья было дважды днем атаковано госпитальное судно «Электра» французской лодкой. Все приведенные случаи падают на 1915 и 1916 гг., т. е. до объявления нами неограниченной войны. Особо можно подчеркнуть случай потопления (без предупреждения) турецкого пассажирского судна «Стамбул» 5 мая 1915 г. английской лодкой. Это событие произошло ровно за 2 дня (7 мая) до гибели «Лузитании»; всем еще памятен тот вой и скрежет зубовный, поднявшийся вокруг гибели английского корабля, о «Стамбуле» же вообще не упоминали. Наличие целого ряда инцидентов, острота которых могла бы быть смягчена отсутствием противолодочной обороны в Балтике, Адриатике и Мраморном море, отнимает всякое право наших врагов жаловаться на жестокость германских командиров-подводников. Наоборот, последние где и как только могли предоставляли время командам для оставления своих судов, снабжали их провизией, буксировали шлюпки под берег и даже иногда, не смотря на тесноту в помещениях, брали к себе на лодки до передачи на нейтральные пароходы. В наших архивах хранятся многие свидетельские показания о гуманности немецких моряков и, если в последний период войны наши лодки не имели возможности всплывать днем и оказывать помощь из-за противолодочной обороны, то это во всяком случае не вина наших командиров. Но ведь мы топили госпитальные суда? Да и даже целых 3 без достаточно веских оснований, по отзывам Адмирал-штаба, а обстановка гибели четвертого не выяснена из-за потери лодки. Германское правительство вынуждено было дать санкцию на атаки плавучих госпиталей в районе Английского канала в ответ на непрекращавшиеся воздушные налеты и обстрелы наших лазаретных поездов и даже самих госпиталей глубокого тыла, несмотря на их отличительные знаки. Такого рода действия, собственно говоря, давали право на снятие неприкосновенности со всех неприятельских судов Красного Креста, тем более что одна только угроза поставила бы противника в тяжелые условия, в особенности на Средиземноморском театре. На такой решительный шаг правительство наше, однако, не решилось и ограничилось одними минными постановками вне пределов Канала. По всем данным, 2 из погибших госпитальных судов подорвались на этих минах, 3 или 4 остальных утопления лазаретов лодками надо признать неправильными. Нам не пришлось проверить, сколько из этих случаев следует причислить к возможным на море ошибкам из-за мглистой погоды, ночного времени и пр. и сколько к умыслу, так как расследовать до конца удалось всего лишь один случай. Если в отдельных случаях и был злой умысел, то имело место неповиновение самих командиров. Объясняется оно не только озлоблением по поводу инцидента с «Баролонгом» и истязанием пленных подводников и т. п., но также уверенностью об использовании госпитальных судов по совершенно иным целям нашими врагами. Мы постоянно получали сведения как от агентов, так и от военнопленных о недопустимых проделках с красным крестом, да и кроме того загруженность госпитальных судов доказывала, что они вместе с больными или вместо них возили и другие контрабандные грузы[19].