По количеству и качеству лодок весной 1916 г. мы стояли неизмеримо выше февраля 1915 г. — начала подводной войны. Мы располагали не 27 лодками, как в феврале 1915 г., а 68 на фронте, к тому же с марта месяца предстояло вступление в строй новых лодок большой судостроительной программы. Все пополнение должно было выразиться в 141 лодке и, как было условлено с заводами, ими выпускалось по 10 лодок в месяц с марта по декабрь 1916 г. Также и по сравнению с летом 1915 г. по количеству лодок весна 1916 г. была более благоприятна; в дальнейшем течении войны, по числу прироста лодок, мы никогда не были в лучших условиях. Можно, конечно, возразить, что по одному количеству лодок нельзя судить об их силе, но нам известно, что в это время противник еще не обладал действительными противолодочными средствами и их появление относится главным образом к 1917 и 1918 гг.
Мы вправе поэтому заявить, что начатая в 1916 г. подводная неограниченная война дала бы примерно в 3 раза больше успехов, чем в 1917 г. и разрешила бы возложенную на нее задачу. Упущенный, под давлением дипломатии, благоприятный момент растянул войну на годы и поставил возможность конечного успеха под вопросительный знак. Подтверждение этого факта можно найти в речах многих политических и военных деятелей противника.
С хозяйственной точки зрения, как указывают донесения Адмирал-штаба, весна 1916 г. была также наиболее подходящим моментом начала неограниченной подводной войны и замена последней войной по призовому праву ни в какой мере не могла удовлетворить нас, разрушая все надежды на конечный успех. Особо выдающихся эпизодов за все время было сравнительно мало. Следует отметить только гибель английского крейсера «Hampshire» у Оркнейских островов 3 июня 1916 г. на минах, поставленных подводной лодкой «U75» (капит. — лейт. Бейцен, Курт). Вместе с крейсером погиб организатор английской армии лорд Китченер.
Только в одном Средиземном море энергичным командирам все еще удавалось отличиться в борьбе с противником, подрывая его торговлю и снабжение. Так например «U39» (Форстман) утопила за свой майский поход 53 000 т, а «U35» (v. Arnauld de la Periere) в августе 91 000 т. Учитывая создавшуюся обстановку, командование приняло правильное решение о переброске дальнейших 4 больших лодок («U32», «U63»―«U65») на этот богатый добычей театр. Вскоре, однако, и на долю лодок отечественных вод, принимавших до того участие только в тяжелой минной войне и в борьбе против военных судов противника, выпала более интересная работа у побережья Норвегии и в Северном Ледовитом океане. В этих районах установился оживленный транспорт боевых припасов к Мурманскому побережью и в Белое море (Архангельск), влиявший на положение наших восточных фронтов. Поэтому на северные торговые пути с осени 1916 г. стали высылаться подводные лодки. В этих операциях особо отличились «U43» (Юрст), «U46» (Хиллебранд) и «U48» (Бусс), потопив целый ряд ценных пароходов с военными грузами. Значение, которое смогло иметь это военное снаряжение на ход войны на восточном театре, лучше всего характеризуется ассортиментом грузовых пароходов. Захваченный (Буссом) и приведенный в Вильгельмсгафен пароход «Sucham» имел на борту 7000 т военного снаряжения.
Утопленный (Юрстом) пароход «Быстрица» вез следующий груз румынской армии: 125 000 75-мм снарядов, 200 000 снарядов различного калибра, 576 000 пулеметных лент, 338 т взрывчатых веществ, 10 000 ружей, 100 пулеметов, 20 мортир, 93 автомобиля, 14 млн. ружейных патронов, а также стальные каски, аэростаты, ангары для самолетов, сталь и многое другое.
Весь его груз оценивался в 40 млн. золотых марок.
Если принять во внимание, что за время войны по крайней мере сотня таких пароходов была уничтожена лодками, легко понять значение подводной войны для сухопутных фронтов. Осенью того же 1916 г. предприняла свой знаменитый поход к берегам Северной Америки «U53» (Розе — 17 сентября 1916 г.) для предполагавшейся там встречи с торговой подводной лодкой «Бремен».
Наиболее тяжелые условия для «U53» были в начале похода, вследствие чрезвычайной перегруженности как топливом, так и остальными запасами. В дальнейшем изложении мы еще раз коснемся этого весьма удачного похода.
Идея использования торговых подводных лодок принадлежала Коммерческому флоту (Лотман — Бремен) и заключалась она в доставке из Америки, несмотря на блокаду, необходимых для нас товаров.
Первой торговой подводной лодке «Дейчланд» под командованием ее известного капитана Кениг удалось дважды совершить удачные рейсы в Америку, вторая же «Бремен» пропала без вести на первом походе. Причина ее гибели кроется, вероятно, в какой-либо допущенной ошибке при погружении или же в технической неисправности. После вступления Америки в войну торговые подводные лодки были перестроены в военные (подводные крейсера) и участвовали в крейсерских операциях под №№ 151―157. Из всех лодок это были наиболее трудно управляемые суда. В остальном из этого периода упадка деятельности лодок мало что можно сообщить, хотя предприимчивые командиры напрягали все свои силы для того, чтобы обойти всяческие препятствия, связанные с призовой войной и добиться в ее рамках наилучших результатов. Так например они в Бискайском заливе и у западного побережья Испании прибегали к использованию захваченных призов для ссаживания на них экипажей остальных потопленных кораблей.
Яркую картину того вреда, который мы сами себе наносили всякими ограничениями, дает рапорт командира «UB18» (Штейнбринк), который, находясь в июле 1916 г. перед Сеной и Гавром, 41 раз отказывался от атаки ввиду того, что по наружному своему виду проходящие суда казались обычными мирными купцами, когда на самом деле по всем его предположениям это были воинские транспорта. Однако и этот рапорт не смог повлиять на изменение существующего положения.
Можно ли себе представить военачальника, не имеющего права по дипломатическим соображениям нарушить коммуникационные пути противника, пролегающие, как в данном случае Английский канал, на вражеской территории. Не было ли это актом самоубийства, которое мы и совершили в 1916 г.?
3. Неограниченная подводная война
(с 1 февраля 1917 г. до осени 1918 г.)
9 января 1917 г. под давлением высшего армейского командования было наконец-то вынесено постановление о необходимости перехода к подводной неограниченной войне. К этому решению был вынужден присоединиться и сам канцлер. Ход развития мировой войны показал, что на победный исход на сухопутном фронте не приходилось более рассчитывать и что последняя надежда довести Германию до благоприятного мира ложилась на подводные лодки, принимая в расчет даже выступление Америки, тесно связанной к тому времени финансовыми и материальными интересами с Антантой.
Решением от 9 января фактически нарушалось данное нами обещание Америке, однако мы считали себя вправе так поступить ввиду того, что Вильсон не выполнил ожиданий, связанных с этим обещанием, и на такой случай Германия оставляла за собой полную свободу действий. Правоту нашего решения в настоящее время вряд ли кто станет оспаривать после того, как стало доподлинно известно о неизбежном и заранее предрешенном вступлении в войну Соединенных штатов (ответ Вильсона на запрос сенатора Кумбера). Дальнейшие наши колебания привели бы только к лишней трате драгоценного времени, ни в коем случае не устраняя войну с Америкой.
Война по новому методу началась 1 февраля 1917 г. Роковой исход ее, казалось бы, доказывает, что последняя мера была применена слишком поздно. Так ли это было на самом деле и можно ли было заранее предвидеть конечный результат?
На оба вопроса следует ответить отрицательно. Часто высказываются предположения, что только Соединенные штаты спасли Англию и вместе с ней всю Антанту от поражения. Признавая громадное значение американской помощи как в хозяйственном, так и в военном отношении, в особенности на морском театре, мы все же не считаем этот фактор как единственно решающий. Правда, вступление Америки в войну дало колоссальное усиление противолодочной обороны, что было весьма тягостно нашим лодкам, однако пресечь подводную войну оно также не могло. С другой стороны известно, по словам самих американцев, что их судостроение для возмещения потопленного тоннажа, в своей основе было до конца войны чистейшим блефом и имело лишь чисто психологическое значение, действуя на мораль противника, т. е. на нас немцев.