При этой гигантской борьбе Россия, как крупная держава, не могла в царствование Павла I остаться равнодушной зрительницей: она деятельно участвовала в событиях того времени, внося существенное влияние на ход международных событий. Участие России было вызвано как общим положением дел, так в значительной мере взглядами русского государя, царствовавшего в последних годах XVII века.

Павел I, хотя и находился в юношеских годах в значительной мере под французским влиянием, знал до тонкости французский язык, был начитан в французской литературе, тем не менее, в своих основных взглядах на существо своей власти, систему управления и международные отношения находился, помимо чисто русской идеологии, под сильным воздействием идей просвещенного абсолютизма, взятых из Пруссии не только в духе, но и в форме взглядов Фридриха II, которому Павел I невольно подражал.

Павел I (портрет Ротари)

Кроме прусских симпатий, нужно иметь в виду и то, что казнь Людовика XVI и ужасы французской революции возбудили в Павле чувство как бы личной обиды и крайнего раздражения против деятелей революции. Он считал своим священным долгом бороться с разрушительным действием идей революции и готов был применять самые крайние меры к подавлению революции. К тому же он верил в спасительность прежде всего репрессивных мер, мер чисто внешнего полицейского характера. Рассказывают, что, еще будучи цесаревичем, Павел, читая газеты в кабинете императрицы, воскликнул: «Что они все там толкуют! Я тотчас все прекратил бы пушками». На что будто бы последовал ответ Екатерины: «Пушки не могут воевать с идеями». Объясняя революцию слабостью короля, Павел, не стесняясь, стал говорить о необходимости править «железною лозою».

Павел I (Каравакка)

Вступив на престол 7 ноября 1796 года, Павел, хотя и относился отрицательно к политике предшествовавшего ему царствования, тем не менее, в первые годы держался по отношению к Франции той же политики невмешательства, которой руководились и дипломаты екатерининского времени. В циркулярной ноте канцлера графа Остермана во всеуслышание объявлялось, что «Россия, будучи в беспрерывной войне с 1756 г., есть поэтому единственная в свете держава, которая находилась 40 лет в несчастном положении истощать свое народонаселение»; а потому «человеколюбивое сердце императора Павла не могло отказать любезным его подданным в пренужном и желаемом ими отдохновении, после столь долго продолжавшихся изнурений».

Отсюда новый государь высказывал намерение поддерживать мир и доброе согласие со всеми державами, отказываясь в дальнейшем от каких бы то ни было военных предприятий. Строгий нейтралитет — вот естественное последствие миролюбия, высказанного Павлом I. В полном соответствии с этим положением находились два главных распоряжения Павла I, относящиеся к концу 1796 года: прекращение войны России с Персией и отмена рекрутского набора, предпринятого по указу Екатерины II, изданному в сентябре 1796 года.

Но политика невмешательства, объявленная Павлом, имела одну весьма существенную оговорку. «Хотя российское войско, — сообщалось в приведенной выше циркулярной ноте, — не будет действовать против Франции», государь, «как и покойная его родительница, остается в твердой связи со своими союзниками и чувствует нужду всевозможными мерами противиться неистовой французской республике, угрожающей всей Европе совершенным истреблением закона, прав, имущества и благонравия».

Эта оговорка была чревата своими последствиями. Она заставила Павла, с одной стороны, поднять борьбу против занесения «революционной заразы» внутрь России, а затем дала легкую возможность иностранным державам втянуть Россию в коалицию против Франции и, выражаясь словами одного историка, «выманить русскую армию за границу».

Стараясь оградить Россию от «революционной заразы» и духа «якобинства», Павел издает строжайшие указы против всего французского и даже напоминавшего Францию: было запрещено носить фраки, круглые шляпы, трости; за всеми иностранцами, проживавшими в столицах, был установлен строгий надзор, и велено было из иностранцев «людей подозрительных, поведения нескромного или непристойного», «выгонять вон за границу с запрещением паки показываться в столице под страхом наказания»; все вольные типографии приказано было закрыть, а для книг и журналов, привозимых из-за границы, установить цензуру, дабы ни одна книга, «противная закону Божию, правилам государственным, верховной власти и благонравию», не могла появиться в России; российским подданным запрещено было, без доклада самому государю, выезжать за границу, хотя бы для изучения науки, в виду опасности поддаться тлетворному влиянию; над всеми обывателями установлен был строгий полицейский надзор, который, по мысли правителя, должен охранить народ от опасных, разрушительных идей Запада.

Всеми этими мерами Павел старался бороться с французским влиянием внутри своей страны, не вмешиваясь активно в дела европейские. Но на этой позиции он не удержался. Усилиями Англии и Австрии удалось склонить Павла к активным действиям против Франции. В подобной перемене важную роль сыграли два фактора: эмигранты и Мальтийский орден.

Французские эмигранты находили радушный прием при русском дворе: им покровительствовала императрица Мария Федоровна и фрейлина Нелидова, владевшая в то время сердцем и волей императора. На эмигрантов сыпались милости в виде денежных подарков, пенсий и поместий. Эмигранты поддерживали в Павле идеи легитимизма, побуждали его оказывать содействие Бурбонам, которые скитались в то время по Европе, и восстать всею мощью против «мятежной» Франции.

Мальтийский орден в то время клонился к упадку. Ему нужен был высокий и могущественный покровитель. Граф Литта, зная романтический характер Павла, убедил его принять орден под свое покровительство. Была заключена 4 января 1797 года конвенция, в силу которой Польское великое приорство было превращено в великое приорство Российское, а во главе его встал Павел, который задался целью восстановить во всем блеске рыцарский дух и средневековые традиции этого ордена.

Побуждаемый эмигрантами и иностранными послами при русском дворе, Павел стал враждебнее относиться к Франции, чему не мало содействовали также внешние успехи французской республики и установление ею в завоеванных странах республиканской формы правления.

Австрия была разгромлена Бонапартом, Пруссия передалась на сторону Франции и разными происками пыталась, при поддержке Франции, усилить себя в Германии и ослабить свою соперницу Австрию. В завоеванной Ломбардии французы учредили Цизальпийскую республику, в Генуе — Лигурийскую; в начале 1798 года в Голландии была образована Батавская республика, в апреле того же года в Швейцарии — Гельветическая, а в феврале в Папской области была провозглашена республика Римская.

Король шведский Густав IV с супругой Фридерикой (карт. Форслунд)

Не только средняя Европа была частью в руках, частью под прямым воздействием Франции, но и на востоке готов был вспыхнуть пожар: волновалась Польша, мечтая о помощи со стороны Франции и о содействии к восстановлению Речи Посполитой. Эти надежды поддерживались в Польше не только воззваниями и тайными агентами Франции, но и открытой формировкой польских легионов среди республиканской армии. В Польше составлялись планы о том, чтобы поднять знамя восстания, соединиться всем польским областям, разобщенным благодаря польским разделам, призвать из Италии польские легионы, опереться на Францию и даже, если удастся, привлечь на свою сторону Турцию против Австрии и России. Эти планы были хорошо известны Павлу и естественно внушали ему тревогу за польские области. Хотя он не сочувствовал польским разделам при их возникновении, но не считал себя в праве нарушать сложившиеся договоры после того, как разделы были совершены.