— Эх, тебе хорошо, майор, с тебя вся прошлая жизнь отпала, как короста, никаких обязательств, а у нас тут долгов по самую маковку. Разгребем — за тобой вдогонку кинемся.

И дал ему наш контакт в нейтральной Швеции. Лишним не будет.

— Все наши будут там отмечаться, — поясняю. — Только остается нас все меньше и меньше. Война, однако.

Ушел Петров с группой, пусто стало в управлении. Мы быстро шестерых осужденных расстреляли. Не знаю, сколько наша троица при этом нарушила писанных и неписанных правил, просто открывали дверь, Олег бил приговоренного своим коронным прямым ударом в корпус. Тот сразу складывался пополам. Мы с Меркуловым хватали его под руки, и тащили в конец коридора, к стене, обложенной мешками с песком. Здесь бросали на пол, и по очереди стреляли в затылок из казенных револьверов. Это кстати, оказались не «Наганы», а вполне приличные «Кольты». Я решил, что мы их себе заберем, их было всего четыре, и нас с Ивановой тоже столько же. Сообщил в хозяйственный отдел об окончании работ, в спецчасти расписался в актах, все — отстрелялись.

Стали прибывать радостные разведчики. В городе было найдено двадцать одна баржа, два нефтеналивных танкера, четыре катера, еще два буксира, помимо нашего, и земснаряд. Наш буксир нашли ровно шестнадцать раз. Ну, просто молодцы, мать их так. Что-то мне это дело не понравилось, и мы быстро побежали на причал. И убедились — нет дыма без огня. Не захотел старший сержант НКВД в десант идти. Собрали они вещички и исчезли. Команде тоже по штормовой Ладоге плавать надоело, и остался на нашем суденышке один старенький фаталист механик, которому идти было некуда, да и незачем. Прямо, как нам. День явно не задался. Факт.

Ладно, с нашими флотскими связями это не проблема. Заехали в кадры флота, выклянчили под восемь бутылок коньяка роту морской пехоты. Объяснили морякам задачу, сколотили команды буксиров, группы посадки, группы подготовки барж к переходу — работа закипела. Стали люди прибывать, мы их сразу на баржах размещали. И на Ладогу. Первый буксир три баржи утащил, стали следующие загружать. Госпиталя, два детских дома, еще какие-то люди, и тут милиционеры привели подследственных.

— Добровольцы в штрафную роту есть? — задаю простой вопрос.

Нет на него ответа. Ладно.

— Грузите их на танкер, и плотнее, сейчас еще кожно-венерический диспансер прибудет, им тоже место надо, — говорю конвою.

— Нельзя их вместе, там такое начнется, Содом и Гоморра детским садом покажутся, — пытается меня вразумить начальник конвоя.

Ничего не ответила рыбка, только хвостиком плавно вильнула. Посмотрел я на него с печалью во взоре, кивнул Капкану, действуй. Мы в последнее время перешли на передачу мыслей на расстоянии, скоро совсем разговаривать перестанем.

— У тебя, что, со слухом плохо? Тебе сам Синицын сказал — грузи, а ты тут клоунаду с пантомимой показываешь? А ну, твари, руки поднять! В грузовой отсек с поднятыми руками, бегом — марш!

Взвод морской пехоты подследственных штыками уплотняет.

— Рук не опускать!

— Так ведь затекут через час! — кричат в ответ.

Гляди-ка, соображают и говорить могут, а то я подумал — немые.

— У вас короткий маршрут на дисциплинарный форт. Там с вами будут разбираться.

Из венерических больных вытащили полсотни армейских сифилитиков. Первая волна десанта для Петрова, расходное мясо и живой щит в одном флаконе. Забили танкер битком. Минеры из наших морпехов заряды установили, зацепили трос. Отошли километра на два от берега.

— Не скажет ни камень, ни крест, где легли, — говорю вполголоса и кручу ручку динамо-машинки.

Провод для подрыва у нас вдоль буксировочного каната протянут. Хлопнуло негромко, танкер носом клюнул, на левый борт накренился, и сразу весь под воду и ушел.

— Вот, собственно, и все, доставили. Возвращаемся на причал, — командую, и ничего нигде не шевелится.

Родине не нужны неудачники. Просто они заболели и попались не вовремя. И добровольцами не вызвались. А ведь мы давали им шанс. У парней на фронте его не было. В боях под Урицком сегодня полностью погибла двадцать первая дивизия НКВД. Скоро и наш черед. Укомплектуют маршевыми батальонами и поднимут в атаку на пулеметы. Надо что-то придумывать, не хочется мне в этой ситуации одному оставаться.

Пришвартовались, свою роту морской пехоты на баржах и катерах разместили, целее будут. Новости на войне быстро распространяются, до всех как-то быстро дошло — здесь шутить не будут, тут все серьезно. Морячки подтянулись, перестали вразвалочку ходить, стали ласточками летать. Так и пахали мы до самого заката, отправили на Ладогу и наш буксир с тремя баржами, а петровскую низкую баржу прицепили к катеру. Фронт был уже в самой Стрельне, дотащит. Попрощались, подкинули ящик гранат из запасов управления, и пошли отсыпаться. День как день, и мы все еще живы…

Глава 5

Почти всю ночь проспали спокойно, прямо в приемной. Первой, еще затемно, пришла на работу буфетная девушка, сразу стала самовар кипятить. Выклянчил у нее кружку теплой воды для бритья. Только закончил с утренним туалетом, как прибежал заместитель дежурного. Ленинградское управление НКВД решило всех под себя подмять. Требуют полный списочный состав служб и частей и отчет о проделанной работе с первого сентября по пятнадцатое включительно. Вот же суки.

Беру их бумажку и пишу поперек, крупными буквами: «Прошу разъяснить, в какой пункт о проделанной работе можно включить ликвидацию немецкого десанта». Знайте свое место, твари. Мы вам его сейчас покажем.

— Парни, поднимайте свободных от погрузки морпехов.

Два десятка набралось. Остальные все при деле — мелкий ремонт, посадка, крепление троса. Нам бы еще морячков, золотые ребята.

— Сейчас мы будем управление по городу и области укрощать. Чтобы знали они — мы им не по зубам. Делать это будем под видом совместной операции. И город почистим, и их отучим к нам лезть, — поясняю для морской пехоты понятную для любого чекиста мысль.

Сбегал в канцелярию, выклянчил приказ. Провести плановую проверку города с привлечением сотрудников территориальных органов.

Вошли на Литейный, сразу на верхние этажи. Наловили чекистов человек сто, половину из столовой пригнали, построили их во дворе. Зачитали приказ о совместном патрулировании, разбили на три группы и пошли работать.

— Запевай!

— Эх, яблочко! — это опять Меркулов, уголовник наглый….

Естественно, рванул он про губчека и чистые руки. Опередил меня, нехороший человек. Окружили мы очередь возле продуктового магазина, сразу трех граждан призывного возраста в сторону выдернули. Один человек — две карточки. За себя и жену. Сам железнодорожник, работал в ночь. Извини, брат, вставай обратно. Следующий. Одиннадцать карточек. На всю коммунальную квартиру. Ладно, повезло тебе, дайте гражданину пройти, хлеб пусть получит и жиры. Как нет жиров? А в кладовке коробка с маслом стоит, вон угол торчит. И шпика отрезай, строго по норме. Двести грамм на карточку, это на весь месяц.… Отоварился, товарищ?

— Меркулов, возьми трех матросов и пяток чекистов, проводите гражданина, чтобы никто его не обидел. Ну, и проверьте, что это за коммуналка, где нет ни одной детской карточки, одни рабочие…

Повалился человек на асфальт, типа, в обморок упал. Нет, родной, нас на такой приемчик не возьмешь, кивнул старшине второй статьи, тот задержанного тимуровца штыком слегка в икру ткнул. Тот сразу и очнулся. Плавали, знаем…

Начал в ногах кататься, землю жрать, что не он убивал.

— Трупы где? — спрашиваю.

В этот момент третий человечек начинает сложный пируэт. В правой руке у него нож выкидной, вещь козырная, ручка наборная, сталь инструментальная, остроты бритвенной, Рембо бы сдох от зависти увидев такое перо. А сам задержанный низким перекатом уходит с линии прицела конвоя и тянется к забору.

— Меркулов! Живьем брать!

А вот и нет. У гражданина было свое собственное мнение о нашей встрече. Сильно он не хотел с нами разговаривать. Замер на долю секунды, и вогнал себе лезвие в глаз.