– Тот самый, кого недавно грохнули.

Жестокий мир, зачем его стесняться. Лена достала из сумочки бутылку коньяка, открыла, наполнила рюмку и медленно вылила ее на могилу. Это она помнила с детства, так делали мужчины, когда хоронили ее отца. Потом налила себе и залпом выпила.

– Витенька, – прошептала она, и стало грустно от того, что при жизни она так его не называла.

Какие-то типы крутились неподалеку, делая вид, что собирают пустые бутылки. Радиус их поиска постепенно сужался, ханыги приближались к могиле Под-резова, явно нацелившись на дорогой букет, собиратели бутылок с трудом дожидались момента, когда уйдет молодая вдова. Но та продолжала сидеть, что-то шепча себе под нос. Время шло, а мерзнуть никому не хотелось. Когда подозрительные личности расположились в десяти шагах и один из них достал из-за пазухи бутылку темного вина, Лена окликнула их:

– Господа!

Но голос ее звучал тихо, а те, хоть и слышали, но сделали вид, что у них есть занятие поважнее.

– Господа, – таким же тихим голосом попросила Лена, – я хочу попросить вас…

Тогда один поднялся и пошел к Лене, стоящей у оградки.

– Чего надо?

– Не забирайте, пожалуйста, мой букет. Пусть он хоть до вечера здесь полежит.

Она смотрела на подошедшего, потом перевела взгляд на тех, кто продолжал сидеть в стороне.

– Очень вас прошу! Возьмите коньяк.

Она протянула бутылку, и ханыге достаточно было сделать шаг, чтобы забрать ее. Сразу же подскочили еще двое.

– Раз такое дело, мы и покараулить можем, – соврал он и толкнул в бок товарища, – правда, Леха?

Но тот смотрел на фотографию на обелиске. И третий подошедший уставился на нее, наклоняя голову то к одному плечу, то к другому.

– На нашего Витька похож, – сказал он, – только покрасивше малехо.

– На кого? – переспросила Лена.

– Да на бомжа одного, – пояснил тот, кто обещал покараулить, – нажрался тут как-то, так его тоже ножами порезали, а потом в окно выбросили.

– Погиб? – спросила Лена.

– Куда там, – махнул рукой ханыга, – месяц отлежался, а теперь так водку хлещет – будьте нате! Ну, Вы это, – он показал рукой, – идите! Мы посторожим букетик.

Лена открыла сумочку и достала банкноту:

– Господа, возьмите и помяните моего мужа. У всей троицы округлились глаза.

– Сто баксов, – прошептал тот, кто нашел сходство Подрезова и неизвестного бомжа.

Молчавший до этого Леха толкнул его локтем и сказал, обращаясь к Лене:

– Вы бы зашли в часовенку к Ксении Блаженной, попросили бы что-нибудь.

– Мне уже ничто не поможет.

– Хорошее место у Вашего мужа, – радостно сообщил кто-то из собирателей бутылок, – рядом святая Ксения похоронена. Она до сих пор чудеса творит.

Лена, приобретя свечи, подходила к часовне, когда за спиной услышала грозный голос Лехи, приказавшего одному из своих приятелей:

– Положи букет на место!

Но девушка даже не обернулась, уходя по дорожке, припорошенной снегом. Вокруг были люди, в основном женщины: некоторые шептали слова молитв, прикасаясь руками к стенам, другие стояли молча, закрыв глаза, были и такие, кто, подходя, крестился и целовал стены над святой могилой. Девушки-студентки писали записки с просьбой помочь сдать зимнюю сессию, старушки молились за здравие внуков, служащих в Чечне, кто-то просил послать ребенка, кто-то избавить мужа от пьянства.

В часовне только что закончилась служба, но народу было много. Лена с трудом добралась до иконы с изображением высокой худой старухи в платочке. Крестилась молча, не зная слова молитв, шептала, прося то, во что не верила сама. Но перед тем как отойти, вырвала из ежедневника лист и написала: «Господи, сделай так, чтобы мой муж был жив». Положила листок на полочку, где уже почти не оставалось места – десятки сложенных бумажек лежали здесь – перекрестилась, поклонилась иконе и направилась к выходу.

Лена шла по тропинке, еще раз прошла мимо могилы Подрезова. Букет лежал на месте, только теперь рядом с ним горела воткнутая в бугорок снега свеча и стоял обычный граненый стакан, наполовину наполненный коньяком.

3

Мокеле прыгнул на Виктора, пригвоздил его вместе с моторкой ко дну протоки. Многотонная туша не давала возможности шевельнуться, открыть глаза и вдохнуть. Журчала река, и откуда-то издалека донесся чей-то голос:

– Пропустите носилки: девушке плохо.

Снова наступил мрак, но тиранозавр не отпускал, древнее ископаемое не хотело слезать со своей жертвы. Силы покидали Подрезова, и он сказал себе, не в силах даже пошевелить губами:

– Надо вставать и уходить.

Но куда? Он не помнил дороги, по которой пришел сюда, рядом была какая-то девушка. Лена? На нееколько мгновений он увидел мерцание африканских звезд, услышал плеск воды, вдохнул душного болотного воздуха и открыл глаза. Вокруг был мрак. Виктор лежал на чем-то очень жестком, от чего сильно болели спина и затылок. Он попытался перевернуться на живот, но не чувствовал рук. Наконец, удалось поднять одну и коснуться груди, на которой лежали битые стекла. Подрезов снимал с себя осколки, потом заработала и вторая онемевшая рука. Через какое-то время удалось перевернуться и приподняться на бетонном полу, упираясь ладонями в стеклянные брызги. Голова раскалывалась, и тело швыряло из стороны в сторону. Теперь стало понятно, где он находится. Это был подвал, в трубах журчала вода, на ступеньках лежала выбитая взрывом дверь. Виктор на четвереньках поднимался по ступенькам, оказавшись внутри парадного, он посмотрел на светлеющий дверной проем, с трудом поднялся и шагнул на крыльцо дома. И тут же, потеряв равновесие, полетел со ступенек на мокрый от дождей газон. Полежал немного, прижимаясь щекой к луже на пожухлой траве, потом опять же на четвереньках пополз обратно в подъезд.

– Где Лена? – пронеслась мысль.

Лифт поднял его наверх, и он долго держал палец на кнопке звонка. Слышно было, как в квартире звенела электронная мелодия популярной песенки, а больше из-за двери не доносилось никаких звуков.

Постепенно Подрезов приходил в себя. Он спустился вниз, вышел во двор и подошел к тому месту, где оставил автомобиль. Обломки его сейчас были сложены в кучу на газоне, истоптанном десятками ног. Просто кучка металла с останками сгоревших кожаных кресел. Проемы окон на первом этаже были занавешены одеялами, вокруг валялись осколки, Виктор поднял было голову, чтобы взглянуть на балкон квартиры, в которую было вошел недавно, но зачем-то побежал вниз за ключами от «мерседеса».

– Высоковский, – подумал Виктор и усмехнулся распухшими губами, – Вовка-поганец, а больше некому.

На часах было пять утра. Надо было куда-то идти, оставаться здесь не было никакого смысла. Подрезов осмотрел себя и удивился тому, что еще дышит и может передвигаться. Пальто изрезано в клочья, брюки тоже иссечены стеклом. На затылке запекшаяся рана, голова трещит так, что можно не сомневаться – сотрясение мозга присутствует, и, наверное, тяжелое; дышать трудно, и руки поднимаются с трудом, и боль отдает в груди – пара ребер сломаны.

Виктор шел по направлению к узкой речке Смоленке, до моста через нее – не более полукилометра, но каждый шаг отнимал силы. Наконец, Подрезов вступил на мост и, уже окончательно ослабев, облокотился на гранитный парапет. Внизу застыла темная вода, в которой отражался свет фонарей автомобильной стоянки на берегу.

– Что, не можешь до дома добраться? – раздался голос.

Виктор обернулся и увидел в трех шагах от себя мужчину, чья внешность не вызывала никаких сомнений в его образе жизни: ободранная джинсовая куртка, помятое лицо и синяк под заплывшим глазом.

– Ого, как тебя обработали! – восторженно выдохнул прохожий. – Ограбили?

– Вроде того, – кивнул Подрезов и тут же попросил: – помоги такси поймать.

– Да кто тебя такого повезет?! – улыбнулся незнакомец. – Давай-ка лучше я тебя к себе отведу. Отойдешь, умоешься и на метро домой доберешься. Где хоть живешь?