— А как Люси? — спросила Джойс.

— Ну, вы знаете, что Люси, сестра Джули, жила с нами с тринадцати лет. Сейчас она заканчивает колледж. Она нас тоже поддерживает, но ей будет нелегко с нами расставаться.

— Пожалуйста, расскажи нам о своем отце, — попросил Ноэль.

— Папа до сих пор работает в компании «Паккард Электрик», — ответил я. — Прямо перед моим отъездом к вам он снова отправился рыбачить на озеро Москито. У него сейчас хорошая лодка. Мне кажется, он долго считал, что все наши планы — пустые разговоры.

— Но ты и впрямь много разговариваешь, — пошутил Ноэль.

— Да, ты прав, — рассмеялся я. — Но папа нас тоже понимает и говорит, что мы должны поступать так, как хочет Бог.

— Как насчет картошечки, Давид? — сказала Джойс, улыбаясь и передавая мне тарелку. Я кивнул, а она продолжала расспрашивать:

— А твоя мама?

— Ну, Джойс, ты же знаешь мою маму. Она посвятила меня Господу в тот день, когда узнала, что у нее будет ребенок. Моя мама никогда не считала, что я принадлежу ей, в ее глазах я всегда принадлежал Богу. Конечно, она будет по нас очень скучать, но для нее самое важное, чтобы мы с Джули были послушны Господу. Она совершенно удивительная женщина.

Ноэль сделал глоток сладкого чая со льдом и сказал:

— Вы такие счастливые, что ваши родители вас так поддерживают.

Доедая кусок маисового хлеба, я на мгновение задумался над его словами и затем ответил:

— Да, я и сам так думаю. Вы же знаете, что мы с Джули выросли в семьях, в которых были свои проблемы. Вы слышали обо всех сложностях, трениях и недопонимании, через которые нам пришлось пройти. Поэтому мы очень счастливы, что сейчас, уезжая в другую страну, мы едем с родительским благословением. Я уверен, в Афганистане и без того будет достаточно сложностей, чтобы еще переживать из-за того, что родители тебя не понимают.

Мы встали из-за стола и подсели к камину, Джойс принесла нам ореховый пирог и кофе, а затем попросила:

— Давид, расскажи, как ваша жизнь в Афганистане будет отличаться от нашей.

— Ну, Джойс, я знаю одну из привычек, которую нам точно придется изменить, — усмехнулся я. — Мы любим гулять, взявшись за руки. В Афганистане же любое проявление привязанности на людях считается неприличным. Нам нужно быть очень внимательными, чтобы научиться вести себя так, как у них принято, потому что мы хотим уважать их традиции и поступать так же как люди, среди которых будем жить.

Ноэль спросил:

— Думаешь, афганцы тебя поймут?

— Я не знаю, Ноэль. Гарантий никаких нет. Я просто знаю, что Христос дал нам глубокую любовь к этому народу, и поэтому мы не можем оставаться здесь.

— Но люди здесь наверняка захотят увидеть конкретные, ощутимые результаты вашей работы, — продолжал Ноэль.

— Может быть... но скажи мне, как можно измерить любовь? — ответил я. — Цель моей жизни — повиноваться Богу и делать то, что Ему угодно.

Возвращаясь в Огайо, где меня ждала Джули и наши родители, я перебирал в памяти все те дни, которые мы с Ноэлем провели вместе за долгие годы нашей дружбы. Я вновь осознал, что Бог благословил меня очень верным другом.

Наши последние дни, проведенные в кругу семьи, были наполнены трогательными прощаниями. После этого мы вернулись в Иллинойс, закончили свои последние сборы, и 16 августа 1976 года, на следующий день после двенадцатой годовщины нашей свадьбы, начали перелет до Афганистана на борту «Эйрфранс». Мы пересекли несколько часовых поясов и взошли на борт самолета Иранской авиакомпании, который и доставил нас до места назначения.

Приближаясь к Кабулу, мы все чаще выглядывали в иллюминатор, наши сердца возбужденно бились. Как двое детей, подсматривающих в замочную скважину, мы прижимались лицом к стеклу иллюминатора, с нетерпением ожидая первой встречи с Кабулом — столицей и самым большим городом Афганистана. Снижаясь, мы увидели горы, окружающие город. Их красота превосходила все виденные нами до этого фотографии.

«Наконец-то мы здесь», — думал я. Призвание и милость Божья помогли нам пройти через все годы подготовки и ожидания. Я не мог поверить, что через несколько мгновений мы сможем ступить на землю того народа, к которому призвал нас Бог, сможем встретиться лицом к лицу с людьми, которые еще не знали, как сильно мы их любим.

Самолет резко пошел вниз и коснулся взлетной полосы, я почувствовал, как у меня внутри все подпрыгнуло. Огромные шасси, тормозя, заскрипели, и самолет, прокатившись по полосе, остановился.

— Волнительное приземление, — заметил я.

— У-ух, — откликнулась Джули.

О правилах высадки из самолета было рассказано на персидском и английском языках, но их уже никто не слышал.

Мы вышли из самолета, окунувшись в теплый и сухой воздух Кабула. Взглянув друг на друга, мы улыбнулись. Я протянул руку, чтобы взять за руку Джули, но, опомнившись, быстро ее отдернул и огляделся по сторонам.

Как только мы вошли в пустое здание аэропорта, наша радость со всего размаху столкнулась с жизненной реальностью. За исключением одного дня в Мексике и нескольких дней в Канаде, мы с женой никогда до этого не были за пределами Соединенных Штатов. Мы ни разу не были в иностранных аэропортах, и, к нашему отчаянию, нас здесь никто не встречал. Честно говоря, мы оказались очень неопытными путешественниками. Мы понятия не имели о таких вещах, как обмен денег, чаевые носильщикам и паспортный контроль на границе. Мы даже не знали, как спросить, где находится туалет. Охваченный растерянностью и отчаяньем, я почувствовал себя слабым и беспомощным в сложившейся ситуации.

Кроме того, это было время праздника Рамазан, исламского месяца поста. Во время этого праздника никто обычно не работает, если на то нет крайней необходимости. Поэтому все работники аэропорта и пассажиры очень быстро исчезли, и в считанные минуты здание аэропорта опустело.

А мы, совершенно растерянные, так и остались стоять посреди Кабульского аэропорта, окруженные своими чемоданами. Чтобы не впасть в полное отчаянье, мы присели и прошептали молитву о помощи.

Носильщик, который выглядел довольно потрепанно в своем сером комбинезоне и фуражке с большим козырьком, бросил взгляд в нашу сторону. Он, наверное, почувствовал, что мы находимся в затруднительном положении. При виде нашего явного замешательства и растерянности ему, наверное, нас просто стало жаль. Он подошел к нам и принялся размахивать руками в искреннем порыве нам помочь. Но мы не могли понять ничего из того, что он пытался сказать.

В конце концов он подошел к ближайшей стойке, открыл ящик и, вытащив служебный телефон, поставил его наверх. Я вздохнул с облегчением и излил на него потоки благодарности на английском, хотя, я уверен, он не понял ни слова.

Каким-то образом я умудрился правильно набрать единственный известный мне номер телефона. Это был телефон Джека Мак-Махона. Я никогда до этого с ним не встречался и сейчас молил Бога, чтобы он был дома.

После первого же гудка я услышал голос с мягким шотландским акцентом:

— Алло!

Я представился, сказал, что мне нужна помощь, и спросил, не мог бы он нам помочь.

— Давид, — сказал он, — никуда не уходите. Я сейчас же за вами приеду.

— Могу Вас заверить, Джек, мы отсюда никуда не уйдем, — ответил я.

Минут через двадцать подъехал Джек. Мы погрузили свои чемоданы и весь остальной багаж в его небольшую голубую машину. К нашему удивлению, в машине еще осталось место для нас троих.

Проезжая по городу, мы с Джули восхищались видами Кабула. Мы увидели дома и стены, выстроенные из глиняных кирпичей, о которых так много читали, овец и коз, бродящих по улицам. Но самое главное — мы наконец-то смогли увидеть людей.

Джек остановил машину: нам хотелось поблагодарить Господа за то, что Он дал нам возможность добраться до этой заветной для нас земли. Мои глаза наполнились слезами радости. После восьми лет планов, молитв и подготовки мы наконец-то смогли своими ногами ступить на афганскую землю. Я повернулся к Джули и Джеку и улыбнулся. Я понял, что улыбаюсь всему миру. Но больше всего я улыбался Богу, потому что Он привел нас в эту страну.