Заговорил атташе по культуре, с такой же неохотой, как и его предшественник, сообщив, что пока первый секретарь уведомил министерство иностранных дел о возможной мошеннической сделке и ее вероятных дипломатических последствиях, он лично созвонился к адресатом письма, неким Эдвином Гарриго, хранителем Национальной галереи в Лондоне, человеком безупречной репутации и признанным авторитетом в своей области, и прочел ему содержимое письма. Мистер Эдвиг Гарриго сначала попросил прочесть письмо еще раз, а потом заявил, что упомянутая мистером Уайтлендсом картина наверняка является фальшивкой. Не ставя под сомнение ни знания и суждения мистера Уайтлендса, ни его порядочность, мистер Эдвин Гарриго был убежден, что мистер Уайтлендс, должно быть, ошибся в оценке из-за неизвестных причин, поскольку не знал детальных обстоятельств дела. В связи с этим...
Тут Энтони уже не смог сдержать ярости, парадоксально усиленной голодом и усталостью.
- Это просто невыносимо! - воскликнул он, вскочив с места и грозя пальцем всем присутствующим. - Ваше поведение не соответствует ни вашим задачам, ни поведению джентльменов! Вы не только обманули доверие, которое я вам оказал, но и отдали в руки моего соперника то, что принадлежит мне, причинив мне безграничный материальный и моральный ущерб! Эдвин Гарриго... Тоже мне авторитет! Это человек - тщеславный невежда. В Кембридже его называли Фиалка! И скажу вам кое-что, что заставит вас покраснеть: десять лет назад он имел наглость поспорить с Адольфо Вентури и Роберто Лонги об авторстве приписываемой Караваджо картины. Можете себе представить? С Вентури и Лонги! Можно не говорить, что они устроили ему хорошую взбучку. Но похоже, горький опыт не пошел этому типу впрок. Я видел картину, господа, собственными глазами! Я...
Эта вспышка закончилась так же неожиданно, как и началась, и Энтони снова рухнул в кресло, закрыл лицо руками и громко зарыдал. Дипломаты глядели на него, сбитые с толку, не зная, как разрешить этот неловкий инцидент, и наконец лорд Бамблби резко прекратил свой променад, встал перед Энтони и спокойным, но решительным голосом произнес:
- Мистер Уайтлендс, приберегите эти тягостные стенания для другого случая. Они здесь совершенно неуместны, как и ваши обвинения. Эти джентльмены выполняют свой долг, как дипломаты и англичане. Вы же, наоборот, поставили свои личные интересы выше интересов страны. Я также прочитал это знаменитое письмо, и вот мои выводы: если то, о чем там говорится, - ложь, то вы мошенник или безумец, а если правда, то сообщник в преступлении международного масштаба. Так что прекратите вести себя как идиот и внимательно выслушайте, что я вам скажу. Из-за вас мне пришлось предпринять пренеприятную поездку. Не делайте ее еще неприятней.
Когда Энтони справился с приступом отчаяния, лорд Бамблби подвинул к креслу свой стул, сел на него лицом к спинке, взял трубку и мундштуком ткнул в сторону носа Энтони, вперив в него пристальный взгляд.
- Вам не знакомо имя Коля? - спросил он. - Никто в вашем присутствии не произносил его в последние дни?
- Нет, - ответил Энтони. - Ни в последние дни, ни когда-либо прежде. А кто это такой?
- Мы тоже не знаем, кто это такой, - ответил лорд Бамблби, повышая голос, чтобы услышали все присутствующие. - Дело в том, господа, что Коля - это подпольная кличка советского агента, который работает в Испании. Больше нам о нем ничего не известно. Он может оказаться испанцем или иностранцем, мужчиной или женщиной, кем угодно. Мы не располагаем никакой информацией о его личности или роде занятий. Наш информатор смог лишь отправить нам зашифрованное сообщение, согласно которому советский посол в Испании был вызван для консультации в Коминтерн, а затем в срочном порядке отбыл в Москву. А именно - в Кремль и на Лубянку, в штаб-квартиру НКВД. Во время этого визита НКВД дал четкие указания для Коли...
Лорд Бамблби замолчал, и в воздухе повисла зловещая тишина. Молчание длилось довольно долго, пока, наконец, первый секретарь решился сказать:
- И что было потом?
- Ничего, - небрежно бросил лорд Бамблби, словно этот вопрос не имел для него никакого значения.
Стенные часы пробили час. Все присутствующие, за исключением Энтони, взглянули на свои собственные часы, сверяя время. После этого лорд Бамблби потер руки.
- Настало время обеда, вы не находите?
- Как пожелаете, лорд Бамблби.
Учитывая новый уклон, который приняло собрание, Энтони спрашивал себя, что для него лучше - чтобы о нем все позабыли, или всё-таки прояснить свое положение. В конце концов он решил привлечь к себе внимание, осторожно покашляв. Лорд Бамблби покачал головой и сказал:
- Чёрт возьми, Уайтлендс, я чуть о вас не забыл. Поскольку время поджимает, я скажу вам, как действовать. Повторю вкратце, с чем мы имеем дело: вы являетесь посредником в продаже фальшивой... Не перебивайте меня, черт возьми. Фальшивой картины, приписываемой Веласкесу.
- Простите, лорд Бамблби, но дело в том...
- Закройте рот, Уайтлендс, ваше мнение мне до лампочки. Я работаю на разведку, а не на "Сотбис". Я хочу сказать, что служу его величеству, - добавил он, указывая трубкой на портрет августейшей особы. - Я имею в этой истории свой интерес, и он никак не связан с вашим искусством. Вам ясно? А чтобы было окончательно ясно, продолжу: вырученные от продажи картины средства пойдут на покупку оружия для испанских фашистских группировок. Это известно также испанским разведывательным службам, если их можно так назвать. А теперь, джентльмены, прошу внимания: то, что вы сейчас услышите, не должно выйти за пределы этих стен. Итак, Уайтлендс, от имени его величества я приказываю вам заняться продажей этой картины, подлинная она или нет, и получить за нее максимально высокую цену. Я достаточно ясно выразился? И не забывайте, официально мы не имеем никакого отношения ко всем этим торговым делам. Если испанские власти узнают об этой сделке и сочтут ее преступной - а она, вне всяких сомнений, именно таковой и является, - то расплачиваться за последствия будете вы. Мы ни во что вмешиваться не станем; более того, будем отрицать как свою осведомленность, так и знакомство с вами. Поверьте, мы не можем поступить иначе: Англия не вмешивается во внутреннюю политику Испании. С другой стороны, Англия не намерена сотрудничать с иностранными фашистскими правительствами и группировками, но и вражды к ним тоже не питает. Каждый сам за себя - таков девиз нашей внешней политики.
Он несколько раз яростно затянулся трубкой, вытряхнул ее в пепельницу, пока не вылетел весь слежавшийся табак вместе со слюной, сунул трубку в карман и добавил:
- Что ж, по всем признакам, скоро в Испании разразится большевистская революция, и даже если бы это продолжало оставаться внутренним делом, Англия не может с этим смириться. Коммунистическая страна в нескольких милях от нашего побережья, да еще с возможностью контролировать Гибралтарский пролив, - это совершенно немыслимо, если мы хотим сохранить баланс сил на континенте и в бассейне Средиземного моря. До сих пор мы придерживались с фашистами соглашения, и ничто не изменит наших отношений с Гитлером. Муссолини - это просто марионетка и развлекается со своей смехотворной войной в Абиссинии. Настоящий враг - это Советский Союз. Нравится нам или нет, в Испании нам придется поддержать фашистов против марксистов. Думаю, что выразился совершенно ясно. Вопросы?
Поскольку этот вопрос был не в их компетенции, а приказ пришел сверху, дипломаты выразили полное согласие со словами лорда Бамблби и заверили его, что им всё ясно. Энтони тоже не возражал. Для него альтернатива была очевидна: подчиниться лорду Бамблби или потерять защиту посольства и тут же попасть в руки подполковника Марранона. С другой стороны, поскольку он был убежден в подлинности Веласкеса, для него годилось всё, что поможет открыть картину миру и связать с его собственным именем, независимо от того, каким целям послужит продажа. В общем-то, события для него приняли положительный оборот, поскольку с этой минуты он действовал в согласии с желаниями британского правительства, Энтони мог рассчитывать на его поддержку, хотя бы скрытую и непрямую, всех своих планов и себя лично.