В один из теплых весенних вечеров 1822 года у строительной конторы остановилась повозка георгиевского казака. Порог кабинета Чайковского переступил приехавший, снял шляпу, обнажив жидкие, белесые, гладко причесанные волосы, тихо представился:

— Добрый вечер. Доктор Конради.

Каждую весну на летний сезон из разных городов России приезжали на Воды частные доктора, а по осени увозили домой туго набитые кошельки. «Очередной лекарь прибыл»,— подумал Петр Петрович, окидывая изучающим взглядом строго одетого врача лет пятидесяти. Продолговатое лицо выглядело усталым, подбородок небрит, видно, приехал издалека, светлые умные глаза смотрели пристально. Гость, вероятно, тоже пытался определить, что за человек перед ним.

— Чем могу служить?—спросил Чайковский.

—• Я прибыл сюда с назначением,—Конради подал бумагу: «Предъявитель сего' Конради Федор Петрович утвержден главным врачом Кавказских Минеральных Вод». Ниже говорилось, что в компетенции главного врача вопросы не только медицинские, но и административно-хозяйственные.

— Боже милосердный! Ты увидел мои муки и ниспослал выручку!—обрадованно воскликнул Чайковский на кавказский манер, чувствуя, что с его плеч гора сваливается.

Он усадил доктора и засыпал вопросами: долго ли ехал из Петербурга, какие новости в столице?

Теплый прием расположил Конради к разговору. Дорога — сплошные муки. Ехал и на казенных лошадях, и на вольных. Ямщики требуют деньги на водку, на почтовых станциях грязь, клопы, кроме чая и хлеба поесть нечего. За две недели еле-еле добрался. А что касается столичных новостей, то он, Конради, находился в Петербурге всего два дня, куда был вызван из Твери, успел узнать лишь то, что имело отношение к делам на Кавказе.

— Что же именно, Федор Петрович?

— Ну, прежде всего, касательно денег. Чем главный врач может располагать? Сенат утвердил прошение господина Ермолова об ассигновании полумиллиона рублей на благоустройство Вод.

— Полмиллиона?!— не поверил Чайковский.

— Именно,—подтвердил Конради.— Далее-с. Утверждено прошение об официальном учреждении здесь, на Водах, Строительной комиссии, а также о выписке из-за границы опытных градостроителей.

— Ай да Алексей Петрович! Сдержал свое слово!— восхищенно сказал Чайковский, потирая руки.

— Энергия, решительность господина Ермолова, признаться, и подкупили меня, а то бы не поехал в такую даль,— Конради потянулся к чемодану, вынул из него рулон бумаги.— Вот-с, полюбуйтесь. По настоянию господина главнокомандующего министерство внутренних дол заказало французскому архитектору Шарле-маню проект двухэтажного каменного здания гостиницы,—доктор развернул на столе чертежи. На титульном листе было крупно написано: «Ресторация», на других были чертежи, расчеты. Чайковский, не веря своим глазам, смотрел на эффектный шестиколонный фасад будущей гостиницы с высокими арочными окнами в нижнем этаже. Неужели это будет?.. Вдруг Чайковский подумал: «Полмиллиона-то ассигновали, а отпустят ли их? Сумма нешуточная». Закралось и другое сомнение: не испугается ли трудностей Конради? Представляет ли он, какой груз берет на плечи?..

— Федор Петрович, а до назначения сюда где вы служили?

Конради грустно улыбнулся:

— Мой жизненный путь не был усыпан розами. Происхождения я незнатного. С большим трудом получил образование. Приехал в Россию, думал, примут с распростертыми объятиями. Ан нет! Пришлось дважды в Москве и в Петербурге сдавать экзамены на право заниматься врачебной практикой... Последние четыре года служил в Тверской врачебной управе, налаживал лечебное дело, строил больницы в селах, как говорится, все начинал с колышка.

— Простите, Федор Петрович, а ваша семья?

— Жена и дочери остались в Твери. Пока о переезде не может быть и речи. Потом, когда устроюсь немного, и их, быть может, перевезу.

Чайковский облегченно вздохнул: «Нет, этот, пожалуй, не сбежит...»

На второй день Конради осмотрел купальни, тяжело вздохнул: «Какое убожество!» Федоровское здание,

сложенное из старых подгнивших бревен, окончательно пришло в негодность; стены покрылись плесенью, штукатурка отвалилась, на полу зияли дыры, из которых хлюпала вода. Конради решил снести здание и на его месте поставить новое. Ванное здание называться будет Александровским в честь государя, по названию источника. По планам медицинского департамента первый источник, самый мощный, должен стать главным в снабжении сероводородных ванн на Горячих Водах. От него проведут воду под гору, в долине будут построены две капитальные купальни.

Чайковский показал Конради не занесенный ни в

какие учетные документы калмыцкий источник, где лечились степняки и стояла ветхая войлочная кибитка: «Тут был хороший ключ, а теперь, видите, вода из него вытекает чуть-чуть».

Конради насторожился:

— По теории Палласа и Гааза, если из-за засоренности русла оскудевает источник, то в другом месте непременно должен образоваться новый выход воды. Вы не искали его?

— Не занимался я этим делом, не до водж мне было,— признался Чайковский.

— Попробуем поискать.

И нашли. В полсотне шагов от кибитки из расщелины начал просачиваться на поверхность чистый, прозрачный ключ, вокруг него появилась свежая молодая зелень.

— Если пробурить здесь скважину, можно поставить еще одно ванное помещение,— сказал доктор, имея в виду расширение курорта...

Конради осмотрел Кислые и Железные Воды. Узнав, что есть еще источник у Кум-горы, направился туда. Местные жители-ногайцы сказали, что вода в ключе «мыльная», и они используют ее для стирки белья...

Вскоре из Петербурга сообщили, что на Кавказ выехали архитекторы. Конради, прочтя письмо, подумал: «Наконец-то Шарлемань едет. Ну что ж, начнем с ресторации».

Но каково же было его разочарование, когда через неделю на Горячих Водах появились два молодых черноволосых швейцарца итальянского происхождения — братья Бернардацци, Джузеппе (Иосиф) и Джиованни (Иоганн). Они предъявили Федору Петровичу контракт, заверенный печатью министерства внутренних дел, в котором братья обязались производить постройку ванных зданий и прочих сооружений, за что назначалось им жалование по 4 тысячи рублей в год. Архитекторы оговаривали особые условия: приличную квартиру с отоплением и освещением, гарантию невмешательства в практические работы, а также все необходимые по смете материалы...

Прочтя документ, Конради подумал: «Видимо, капризные архитекторы. Четыре тысячи в год! Приличную квартиру с отоплением и освещением! Не вмешивайся в их дела!..» Пожал плечами:

— Я извиняюсь, господа. Отдельные пункты вашего контракта я не смогу соблюсти. К примеру, бесплатную квартиру с отоплением и освещением найти невозможно — нет у нас приличных домов. Снимайте у частных лиц. Или вот пока живите в той «гостинице»— Федор Петрович показал на турлучную хату Варвация.

— Да и касательно невмешательства в ваши дела как быть? Составите проект, а он с медицинской точки зрения непригоден будет. Материал затребуете такой, какого на Кавказе не сыщешь...

Братья покраснели. Старший, Иоганн, пытался что-то объяснить на смеси итальянского, немецкого и русского, но смутился и замолчал. Иосиф, коверкая слова, по-русски ответил:

— Мы понимаем... Особых претензий предъявлять к вам не станем. Что можно, то можно, что нельзя, то нельзя...

Как успел заметить Конради, Иоганн был сдержанным, неловким, а Иосиф — более общительным, вступал в разговор от имени обоих. Потом, когда братьев узнали поближе, выяснилось, что первые эскизы, основные расчеты исполнял Иоганн, более опытный архитектор. Иосиф же набело доводил проект, часто спорил, внося в расчеты свое. Старший подавал идею, намечал пути ее претворения, младший шлифовал ее и осуществлял проекты на практике, руководя постройкой зданий.

Конради развернул перед архитекторами проект Шарлеманя. Иоганн, поправив очки, склонился над ним, о чем-то переговариваясь с братом. Изучая чертежи и смету, старший нахмурился, указывая что-то Иосифу в трех местах.