Ветлугин продолжал размышлять: почему Стивенс решил сообщить (статейка Маркуса) о том, что существуют дневниковые записи Купреева? После прочтения даже первой тетради можно прийти к выводу, что картины были Стивенсом приобретены при посредничестве Баркова и его приятельницы Антонины. Ветлугин вспомнил язвительную реплику Баркова: «Не хочешь ли, Лешка, в Лондоне выставиться?» Он порадовался, что сообразил позвонить Грудастову. По крайней мере, выяснилось, что Купреев не продавал картин, а следовательно, не собирался выставляться в Лондоне. Если так, то становится понятным, почему мистер Стивенс проявил осмотрительность, узнав, что Рэй Грейхауз интересуется исповедальными тетрадями Купреева. Возможно, он подумал, что ими интересуется «советский агент». Судя по всему, Рэй хорошо сыграл свою роль и рассеял подозрения, если Стивенс лично решил продолжить с ним дело. Конечно, ему выгодна публикация: ложный след получит печатное подтверждение.

Значит, в оставшихся двух тетрадях, делал логическое заключение Ветлугин, ничего компрометирующего нет, и, следовательно, Стивенс готов их предоставить, соблюдая осторожность (на первой встрече — первая тетрадь, на второй…?), книжной фирме «Экшн Букс лимитед», которую представляет… нет, не Рэй Грейхауз, а Джон Мэтьюз. Рэй молодец! Он даже не поленился отпечатать в типографии визитные карточки. Если ему придется выйти из игры, то исчезнет несуществующий Джон Мэтьюз.

Но что же все-таки делать?

Ветлугин подошел к окну, закурил. Небо затянуло низкой хмарью. Безветренно, деревья не шелохнутся, затаились. Все обещает затяжной дождь. Но погода в Лондоне меняется на дню по нескольку раз. Кончается дождь — возвращается солнце, голубеет небо. С погодой в Лондоне всегда можно быть оптимистом.

Итак, какие предпринять действия? — спрашивает себя Ветлугин. Конечно, следует подождать звонка Грудастова: может быть, появятся новые важные факты. Однако уже сейчас в затеянной игре со Стивенсом надо что-то предпринять…

Ветлугина осеняет: на предстоящей встрече Рэй Грейхауз должен разыграть разочарование записями Купреева! Мол, ничего этакого в них нет — этакой антисоветской клубнички, преследований, страха и т. д. Мол, видимо, и в других тетрадях то же самое, а хотелось бы разоблачений, кошмаров, короче говоря, крика души из-за «железного занавеса». Тогда бы книге можно создать хорошую рекламу, она бы «пошла»… И тут сделать ход! Предложить Стивенсу описать, как он спасал и спасает от забвения страдальца художника, какие у него были злоключения в Советском Союзе, как ему удалось вывезти картины Купреева!

Ветлугин чувствовал, что это именно то, что они должны предпринять с Рэем Грейхаузом, то бишь Джоном Мэтьюзом, членом правления книжной фирмы «Экшн Букс лимитед». По крайней мере, на данном этапе. Он позвонил ему, готовый немедленно с ним встретиться. Но Рэй, как обычно, был перегружен неотложными делами: срочно переделывал материалы для очередного номера газеты, а вечером участвовал в очередной дискуссии по социальным аспектам безработицы среди молодежи. Они договорились наскоро встретиться в шесть часов в пивной «Си дэвилс таверн» — «Таверне морского дьявола», расположенной недалеко от школы, в зале которой проводилась дискуссия.

Был час пик, и потому Ветлугин выехал пораньше, зная, что обязательно попадет в автомобильные пробки на Юстон-роуд, в районе Сити, и непременно у Тауэра. В этот вечерний час, впрочем, как и утром, создается такое впечатление, что все лондонцы покидают дома, садятся в машины и устремляются в одном и том же направлении. Однако все проще: узкие улицы едва вмещают обилие автотранспорта. Машины ползут с черепашьей скоростью, а загазованность в эти часы бывает ужасной. И так повторяется дважды, а то и трижды в день, исключая, правда, уик-энды.

Ветлугин проскочил в самом начале пикового авточаса и подъехал к пивной значительно раньше ее вечернего открытия, а именно шести часов, что и было назначенным временем их встречи. Путь Рэя хоть и был намного короче, к тому же годами наезженный, — он родился и жил в этом лондонском районе королевских доков, — но ожидать его раньше шести было бессмысленно. Рэй всегда аккуратно опаздывал.

Ветлугин бродил по узким улочкам, вокруг веками знаменитых, а теперь заброшенных доков; лондонский порт переместился к самому устью Темзы, в Тилбури. Запустение, пустыри, тишина, застойная темно-зеленая вода доков и мертвые «воф-хаузы» — многоэтажные кирпичные склады, но уже вдоль Темзы… Печально видеть развалины имперского, колониального могущества.

Однако развалины хоть и печальны, но поэтичны. А мы обычно идеализируем прошлое. Ветлугин представил себе, какое многолюдье, какое оживление, какая суета еще бывали здесь даже в первой половине нашего века, — и вот все ушло. Вспомнил, о чем не раз читал в книгах, — о зрелищах-казнях в этих местах в шестнадцатом — семнадцатом веках: преступникам по королевскому указу разрешалось по дороге на эшафот пить неограниченно и бесплатно во всех встречных пивных, а потому многие из них с легкостью клали свои пьяные головы на плаху под восторженное улюлюканье толпы…

А о «Таверне морского дьявола», которой почти полтысячи лет, можно написать десятки увлекательных историй. Одна из ее стен — причал, когда-то к ней пришвартовывались парусники, случалось, и пиратские, и одичалые мореходы устраивали здесь попойки и побоища, которые нередко кончались поблизости — на эшафоте…

Ветлугин оказался первым посетителем в этот вечерний час и, взяв кружку красного английского пива, вышел на террасу, к Темзе. Был высокий прилив. Мутная, грязная вода билась о самый край кирпичного барьера, готовая перелиться через него и затопить «Таверну морского дьявола» и все заброшенное, покорное судьбе прибрежье. Ветлугин завороженно смотрел на плещущуюся воду, ожидая подъема. Но Темза вдруг подернулась рябью, будто пронесся по ее поверхности буянистый, капризный ветерок; вода, булькнув, заволновалась и начала заметно убывать. Удивительные это мгновения — начало отливов!

Рэй, как за ним водилось, опоздал на приличествующие десять минут. Он выскочил на террасу, зная, что Ветлугин любит сидеть здесь в задумчивом одиночестве, наблюдать дыхание Темзы. Еще от двери Рэй принялся твердить «sorry», бесконечные английские «сожаления», смягчающие любую ситуацию, и объяснять, как он прорывался сквозь автопробки.

Ветлугина порадовало, что Рэй договорился с организаторами дискуссии, коммунистами районной ячейки, что опоздает к ее началу, а значит, они толком смогут поговорить. «Ведь у меня исключительно важная встреча, не правда ли?» — спросил он Ветлугина с едва уловимой английской иронией — об очень серьезном нельзя говорить сумрачно и трагично, а лучше с легкостью и оптимизмом. «Конечно, судьба человечества решается», — в тон ему ответил Ветлугин. «По крайней мере, одного человека», — парировал Грейхауз.

На правах пригласившего Ветлугин пошел к стойке бара и купил (именно глагол «купить» часто употребляют англичане, спрашивая: «Какой напиток вам купить — виски, пиво, джин?») — и, значит, купил большую пинтовую кружку черного ирландского пива, которое пожелал выпить Грейхауз.

Они были одни на открытой террасе «Таверны морского дьявола», где под старой ивой стоял длинный дощатый стол, все еще мокрый после дневного дождя. Они сидели в грубых деревянных креслах средневекового стиля. От Темзы, тяжело спадавшей в отливе, веяло свежестью, и было приятно смотреть на широкий водный разлив, позолоченный вечерним солнцем. Полуденная хмарь давно рассеялась, и небо было светло-голубое, умиротворенное. Желтый круг солнца скатывался к западу, готовый скрыться где-то в Ист-Энде.

Ветлугин рассказал Грейхаузу о записях Купреева, о разговоре с Грудастовым, о своих размышлениях и предполагаемом плане действий. Рэй слушал внимательно, удивлялся, уточнял, возмущался, горел желанием разоблачить Стивенса, восстановить истину и справедливость. Он сказал, что у него есть знакомый юрист, его хороший приятель, человек левых убеждений, которому можно довериться и который разъяснит юридическую сторону этой истории и непременно им поможет. Они решили также, что Рэй постарается узнать прошлое мистера Стивенса и то, откуда у него такая привязанность к «русским делам».