Уайтхэч был искренне возмущен: таких усилий стоило отмежеваться от Ундрича, а теперь в силу "высших" политических соображений его опять стараются запутать в грязное дело! Раньше или позже оно все равно вылезет наружу, и тогда его научный авторитет погублен!

— Поищите, господин президент, тех, кто менее дорожит своей честью, — сказал Уайтхэч, решительно вставая. — Найдутся и такие, раз нашелся Ундрич.

— Как вы не хотите понять, профессор, что экспертизу можете возглавить только вы! Вам доверяет Чьюз.

— Очевидно, не без оснований! — и, резко повернувшись, Уайтхэч вышел.

Бурман был раздосадован. И не только отказом Уайтхэча, но и тем, что как-то само собой выходило, что хочешь не хочешь, а приходится плясать под дудку Чьюза. Почему какой-то старик, которого судили, держали в тюрьме, у которого ни силы, ни власти нет, почему он командует ими? Он требует экспертизы изобретения — и они вынуждены подчиниться… Он указывает на Уайтхэча — и вот изволь уламывать этого упрямца! Чьюз заявляет: Уайтхэч честен, Уайтхэч не обманет — и Уайтхэч, гордо выпятив грудь, повторяет за ним: "Чьюз мне верит, и не без оснований, я не обману, я оправдаю доверие Чьюза". Черт возьми, Чьюз уже значит больше президента!

Впрочем, господин Бурман не сомневался, что Уайтхэч поломается, поломается, да и уступит: таков уж его стиль. Но прошли день, два, три — Уайтхэч не уступал, и Бурман наконец понял, что на этот раз он не уступит. Значит, Чьюз был прав, выдвигая кандидатуру Уайтхэча. Опять выходило по его! А между тем, экспертиза была нужна до зарезу, дальше молчать было невозможно. Совершенно ясно определилось, что все объяснения Ундрича на пресс-конференции не произвели ни на публику, ни на биржу никакого впечатления. Не помогло и официальное сообщение следственных властей о том, что гибель майора Дауллоби явилась несчастным случаем в результате технической неисправности прожектора, за что изобретатель не может нести ответственности. А эти несколько дней принесли новые неприятности. В парламенте коммунистический депутат Рэдчелл, мало того, что потребовал научной экспертизы изобретения Ундрича, выступил с дополнительными разоблачениями. Он сообщил, что хотя Ундрич пользовался для своей работы государственной лабораторией, государственными средствами, секрета своего изобретения государству он не передал, более того, по существу, изобретение и не было проверено, однако Ундричу, или, точнее, организованной генералом Реминдолом "Корпорации Лучистой Энергии", были переданы крупные заказы. Генерал Реминдол при содействии Ундрича устроил "Небесную черепаху" и в результате общего психоза добился повышения курса "лучистых акций", благодаря чему они вместе с изобретателем дополнительно положили в карман не один миллион. Словом, своими "небесными" операциями генерал очень удачно помог себе во вполне земных операциях. Не довольствуясь этим, он воспользовался своим влиянием и связями и добился выдачи "Корпорации Лучистой Энергии" государственной десятимиллионной ссуды для организации производства. Самое любопытное, что генерал Реминдол, действуя через подставных лиц, фактически оказался одним из главных распорядителей корпорации. Ундричу для организации завода-лаборатории близ столицы перепало из субсидии свыше трех миллионов, такая же сумма попала в руки Прукстера, директора Медианского прожекторного завода. Не менее же трех миллионов положил в карман и сам генерал Реминдол. Такова прибыль от бизнеса в заливе Невинности и прочих "невинных" дел! А это только цветочки — ягодки еще впереди!

Господин Бурман был взбешен: секреты кухни вылезали наружу…

3. Что же делать?

Последний разговор с Уайтхэчем произвел на Грехэма тяжелое впечатление. Не то чтобы он надеялся Уайтхэча переубедить… Но оказалось, что с ним просто невозможно говорить: он уже ничего не понимал. А вместе с тем по своим личным качествам это не злодей, а простой, обычный человек. Неужели все-таки возможно такое поразительное равнодушие к цели своей работы? Если так, тогда действительно с помощью науки можно уничтожить человечество со всей его многовековой цивилизацией! И можно ли удивляться, что в среде таких "ученых" появился проходимец Ундрич, которого окружили ореолом "великого изобретателя"?

Эрнест Чьюз обещал Грехэму рекомендацию для вступления в "Ассоциацию прогрессивных ученых". Но теперь он дней на десять выехал в провинцию, чтобы побывать на собраниях местных отделений Ассоциации. Грехэм чувствовал острую необходимость перейти от размышления к действиям. Первым таким действием и должно быть вступление в "Ассоциацию прогрессивных ученых". Грехэм не хотел больше тянуть и решился позвонить профессору Эдварду Чьюзу.

— Приезжайте немедленно, сейчас же приезжайте! — услышал он в трубку голос Чьюза, едва тот разобрал, кто к нему звонит. — Очень кстати: завтра собрание Ассоциации. Если хотите, можете выступить… А рекомендацию дам вам я… Зачем вам ждать, пока Эрнест вернется?..

Через час Грехэм сидел в кабинете Чьюза и так непринужденно разговаривал со стариком, будто был давно знаком с ним. Он рассказал Чьюзу, как генерал Реминдол, возможно уже тогда свихнувшийся, отдал распоряжение о разделении их лабораторий на три самостоятельных отделения, и теперь ясно почему: подготавливалась афера Ундрича.

— Посмотрите: они до сих пор не смеют согласиться на экспертизу! — воскликнул Чьюз. — Мне кажется, что Уайтхэч тоже прикрывает Ундрича. Возможно, я ошибся, назвав его кандидатуру в эксперты. Как вы думаете?

— Нет, он ненавидит Ундрича. Но он осторожен. Слишком осторожен… — повторил Грехэм с усмешкой. — Именно теперь он не хочет лишиться руководства своей лабораторией. Ведь он должен открыть свои лучи. А от открытия он очень недалек.

— Да, вы с ним работали… Но почему вы уверены, что он близок к успеху?

— Потому что… — неожиданно для себя сказал Грехэм, на мгновение запнулся, но решительно кончил: — потому что я открыл лучи… И могу судить, что и ему немного осталось…

— Вы открыли? — спросил Чьюз. Сказал он это очень спокойно, будто даже не удивляясь, лишь на мгновение поглядев на собеседника. — И вы проверили их действие?

— Конечно. Не в том, понятно, масштабе, как вы, профессор, но все-таки… Насколько успел разобраться, свойства их в общем те же, что и у ваших лучей.

— И что ж вы намерены делать?

— Не знаю…

— А все-таки?

— Сделал то же, что и вы…

Чьюз некоторое время молча смотрел на Грехэма.

— Вы хотите сказать, что все уничтожили? — спросил он наконец.

— Кроме записей.

— И это опасно. Секрет никому не известен?

— Нет.

— И Уайтхэчу?

— Нет. Он знает только, что открытие сделано.

— Только он один?

— Он сообщил об этом президенту.

— Скверно…

— Они уже обращались ко мне с предложением…

— Конечно, сулили миллионы?

Грехэм улыбнулся:

— Не без того…

— Видите, Грехэм, если бы вам пришлось перенести хоть малую толику того, что пережил я, когда они охотились за моим изобретением, вы не были бы так спокойны…

— Профессор, все записи зашифрованы. У нас был принят шифр, известный только руководителю лаборатории и нам, его двум помощникам.

— Иначе говоря, кроме вас, шифр знают Уайтхэч и Ундрич?

— Да.

— Скверно… — повторил Чьюз. — Я свои записи уничтожил, хотя мог бы придумать шифр… И знал бы его только я один…

— Но, профессор, зачем им… Уайтхэч и без того так близок к результатам. Они только и ждут его лучей. Еще Реминдол говорил, что такие лучи предпочтительней атомной бомбы и лучей Ундрича, потому что уничтожают только людей, а не материальные ценности.