— Ей-богу, Билл, ты как никогда кстати! — сказал Эрнест. — Тут как раз и нужна твоя следовательская голова.

Эрнест безгранично доверял своему приятелю и подробно рассказал всю историю с Дауллоби. Билл внимательно слушал.

— А сейчас я был у Грехэма, — продолжал Эрнест. — Помнишь, ты познакомился с ним у меня… Еще ошарашил его тем, что произвел в донкихоты…

— Он и есть из породы донкихотов… — заметил Слайтс.

— Ну, знаешь, теперь его жизнь тряхнула… После того как он подписал воззвание о запрещении атомной бомбы, он нигде не мог устроиться. Работает сейчас механиком в хлебопекарне. Не правда ли, блестящая карьера для ученого, подававшего большие надежды?

— Да при чем здесь Грехэм? Расскажи толком…

— Едем сейчас к отцу, — Эрнест посмотрел на ручные часы. — Старик уже, наверно, рвет и мечет от нетерпения… Расскажу по дороге…

— Да я чего поеду?

— Брось, Билл! Ум хорошо, два — лучше, а твой один в таких делах десяти стоит.

По дороге, сидя за рулем, Эрнест посвятил приятеля в свои сомнения. Конечно, кто-то положил вторую "сигару" — иначе самолет не загорелся бы. Но кто, когда? Как узнать, как доказать?..

— Да, — задумчиво сказал Билл, — вторая "сигара" — это только "рабочая гипотеза". А тут нужен corpus delicti… вещественное доказательство. У нас, в суде, без этого, например, трудно…

— Мы с отцом разошлись, — продолжал Эрнест. — Он думает, что одну "сигару" положили в самолет еще на заводе, в процессе производства. А Дауллоби второй "сигарой" как бы страховал…

— Возможно и это…

— Технически даже проще. Но, понимаешь, Билл, у Грехэма я узнал, что отношения между Ундричем и Уайтхэчем были напряжены, а ведь Уайтхэч возглавлял комиссию, которая принимала самолет для испытания. Ундрич мог опасаться Уайтхэча. Безопаснее было положить "сигару" после приемки, как это и делал Дауллоби. Что сделал один, то мог сделать и другой.

— Кто?

— Да механик, например… Представь себе, Билл, мне смутно помнится, что когда Дауллоби и Ундрич прощались, механик все вертелся около хвоста самолета… Мог же он незаметно оставить "сигару" на хвосте… Возможно, заранее было устроено приспособление…

— Скажи, Эрни, а твой отец тоже видел механика?

— В том-то и дело, что он уверяет, будто механика и не было на поле… Но пойми, Билл, мы ведь все внимание направили на то, чтобы увидеть, как Ундрич сунет в руку Дауллоби "сигару". Мог же отец не заметить механика?

— Мог, — усмехнулся Слайтс. — Мог не заметить, хотя механик в действительности был, точно так же, как и ты мог заметить его, хотя его там и не было…

— То есть как это? — удивился Эрнест.

— А очень просто… В судебной практике дело частое. Иной раз свидетели противоречат друг другу. Значит, кто-то врет? Не всегда. Иной сегодня видит уже совсем не то, что происходило вчера, хотя вчера он и был при этом. Понимаешь? Ведь свидетель не только видел, но и думал, делал свои выводы — эти выводы и воображение становятся сильнее зрения. Вот ты знаешь: "сигару" на самолет клали, загорелся самолет с хвоста — и задним числом начинаешь "видеть", как механик положил ее на хвост…

— Я этого не видел…

— Все равно: видел, как он вертелся у хвоста…

— Так ты думаешь, этого не было? — упавшим голосом опросил Эрнест.

— Да совсем не то! — с досадой сказал Слайтс. — Но не очень доверяй глазам, глядящим в прошлое… Надо бы пощупать механика. Но осторожно…

— Вот и я думаю… — радостно воскликнул Эрнест. — Если бы ты помог, Билл.

— Не могу… Дела… — возразил Слайтс. — Вечером уезжаю…

Старый Чьюз встретил Билла Слайтса тоже радостно. Он любил его еще мальчиком за живой ум, честность, смелость… Печальный конец юридической карьеры Слайтса, которой он пожертвовал, чтобы сохранить свою честность, еще больше возвысил Слайтса в глазах Чьюза.

— Вот и хорошо, Билл, — шутливо сказал старик, — поможете доморощенным Шерлокам Холмсам.

Эрнест рассказал отцу, как он разыскал Грехэма в жалкой пекарне.

— Что же ты узнал у него? — спросил Чьюз сына.

— Больше, чем ты у Уайтхэча. Оказывается, Реминдол передал Ундричу самостоятельную лабораторию и устроил так, что секрет изобретения Ундрича остался неизвестен ни Уайтхэчу, ни Грехэму. Из-за этого Уайтхэч хотел даже оставить работу… Я счел возможным, отец, сказать Грехэму, что имею основание расценивать изобретение Ундрича попросту как аферу. Он, кажется, не очень удивился и согласился в случае необходимости подтвердить письменно то, что сообщил устно… Кроме того, я побывал у Рэдчелла. Ты понимаешь, отец, он как депутат и редактор газеты "Рабочий" располагает ценными сведениями. Сообщил мне, что генерал Реминдол умудрился выхлопотать миллионные субсидии "Корпорации Лучистой Энергии". Не правда ли, любопытная картина: министр Реминдол отпускает субсидии предпринимателю Реминдолу? Я рассказал Рэдчеллу об Ундриче — Рэдчелл убежден, что Ундрич — аферист. А Рэдчелл достаточно опытен, чтобы разобраться в этих делах.

— Очень хорошо, Эрни! Ты же понимаешь, что мы должны выступить во всеоружии. Ошибки быть не должно… Не правда ли, Билл?

— Знаете, господа, что мне пришло в голову? — вдруг сказал Слайтс. — Можно сначала пустить пробный шар.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эрнест.

— Да вот этот Медианский процесс. Если лучи Ундрича, по-вашему, авантюра, значит, нет никаких похищенных секретных чертежей. Ведь что по-настоящему секретно? "Сигара". Как по-вашему, может она изготовляться на прожекторном заводе?

— Конечно, нет, — сказал старый Чьюз. — Это не по специальности завода.

— Да Ундрич и не доверил бы своего "секрета", — добавил Эрнест. — А прожектор без "сигары" — какой же это секрет!

— Что же вы предлагаете, Билл? — спросил старик.

— Потребуйте своего вызова на суд в качестве свидетеля.

— А что в этом толку? — возразил Чьюз. — Ведь я не смогу доказать, что была положена вторая "сигара"?

— Но вы уверены, что она была положена?

— Уверен. Точнее, почти уверен…

— Отлично. Те, кто знает, кем, когда и как положены "сигары", конечно, сочтут, что это знаете и вы.

— Да что с того? — не понимал старик. — Сказать-то я все равно не смогу.

— А вам и не дадут сказать, — усмехнулся Слайтс. — Уж поверьте, судебные нравы я знаю. Как только эти господа почуют опасность, они вас на суд не допустят. Будьте спокойны, найдут предлог и причину — в юридическом крючкотворстве у нас есть гении! Вот у вас и будет объективное свидетельство, что изобретение Ундрича — афера. Тогда и обращайтесь в газеты. Если, конечно, вас согласятся напечатать, — снова усмехнулся Слайтс.

Так, по совету Билла Слайтса, профессор Эдвард Чьюз послал свою нашумевшую телеграмму в Медиану. Пробный шар оказался не слабее артиллерийского снаряда: он врезался в заботливо сооружаемое судьей Сайдахи и прокурором Айтчоком обвинение — и вся громада из пятнадцати тысяч страниц вдруг рухнула. Было от чего заболеть судье Сайдахи!

Катастрофа на аэродроме произошла в воскресенье, визит Уайтхэчу Чьюз нанес в понедельник, во вторник была послана телеграмма в Медиану, в среду Медианский процесс рассыпался — словом, события развивались довольно быстро. Но Чьюзы — отец и сын — испытывали тревогу: не упускают ли они время своей медлительностью? Это позволит Ундричу подготовиться и предпринять какой-нибудь маневр. Начиная свою аферу, мог же он предвидеть, что раньше или позже она провалится — как подготовился он к этому?

— Аферисты о провале меньше всего думают, — возражал отцу Эрнест. — Во всяком случае, они убеждены, что до провала успеют достаточно погреть руки. А потом можно и скрыться.