Джерард поспешно бросал вещи в небольшой чемоданчик. На дно, тщательно разгладив, положил "исторические" номера газет, хранившиеся дома как реликвии. Кто посмеет не пропустить его с такими газетами!

Кстати он отдохнет у брата. Теперь тут все равно нечего делать. Эх, а какая там охота!

Джерард задумчиво посмотрел на свое ружье, висевшее на стене над постелью. Давненько он не охотился. Прошлым летом он хорошенько погулял с Лео — там роскошные болота, дичи хоть отбавляй. Взять, что ли, ружье с собой? Да нет, не до охоты, дела посерьезнее… Джон махнул рукой.

На следующее утро он как снег на голову свалился на изумленного Лео. Жена Лео Марта тоже была удивлена приездом родича, и, как показалось Джону, удивление это было не из приятных. "Что же поделать, — с грустью подумал Джон, — теперь каждый рот на счету. Раньше они встречали меня веселей!" Только двое ребятишек — восьмилетняя девочка и десятилетний мальчик — таращили глазенки с таким любопытством, что ясно было: у этих задних мыслей нет.

После неизбежных поцелуев, похлопываний по плечам, по спине, по животу и восклицаний, вроде: "А ты стареешь, брат!", Джон поспешил успокоить:

— Я ненадолго. Приехал повидаться с вами да еще с одним приятелем.

— С каким приятелем? — не понял Лео.

— Будто не догадываешься? Что ж ты, газет не читал? Мы ведь с Бурманом закадычные… черт бы его побрал!

И Джон принялся рассказывать брату и невестке все, что накипело на сердце. Из угла по-прежнему любопытно смотрели две пары детских глаз.

— И что же, ты так и хочешь все спросить? Так прямо? — удивленно проговорил Лео.

— А что же? Довольно церемониться! Хватит проповедей, в них ни черта не разберешь. Пусть отвечает прямо…

— Вряд ли выйдет, — сказал Лео.

— Почему не выйдет! Я потребую, чтобы отвечал прямо…

— Да нет, не то… Видишь ли, Поезд Свободы сегодня утром пришел, да только президента нет.

— Как нет? — огорченно вскричал Джон. — Что ж ты меня подвел? Сам писал, президент обратится с речью…

— Обратится… Сегодня, в три часа…

— Ну, так чего ж ты?

— Да не он сам, а машина…

— Машина? Что за дьявол, Лео, говори так, — чтоб можно было понять…

— Да я и сам не совсем понимаю. Прочитай, может, тут понятней… — И, выдвинув ящик стола, Лео вынул газету.

"Томбирская утренняя почта" сообщала, что в город прибыл Поезд Свободы. В 3 часа дня на привокзальной площади господин президент произнесет свою речь. Далее следовало нечто такое странное, что Джон, читая, время от времени дергал себя за ухо, как бы стараясь убедиться, что он не спит. "Томбирская почта" сообщала, что сейчас, в связи с приближением президентских выборов, подобные Поезда Свободы колесят по всем великим магистралям великой страны. И, естественно, всем хочется услышать самого президента. Раньше это создало бы безвыходное положение, только немногие крупные города могли бы слышать самого президента. Раньше, но не теперь! Теперь техника творит чудеса! Изобретенный знаменитым ученым доктором Краффом оратор-автомат позволяет одному и тому же политическому деятелю одновременно выступать с разными речами во многих местах. И это не выступление по радио, не записи разных речей, — нет, это самостоятельные речи, произнесенные этой изумительной говорящей машиной, которая может даже отвечать на вопросы.

— Видишь, может отвечать, — показал Лео на газету. — Пожалуй, можешь спросить…

Но Джон был так поражен, что молчал.

В два часа они направились на привокзальную площадь. Тут уже собиралась толпа. Джон хотел видеть и слышать лучше — они пробились к самой трибуне, сооруженной у вокзала.

Без пяти минут три оркестр, расположенный у трибуны, грянул гимн, двери вокзала, охраняемые национальными гвардейцами, открылись, и четверо в пышных лакейских ливреях вынесли на плечах небольшие изящные носилки. На них, покрытое темным бархаток, стояло нечто — Джерарду показалось, что оно больше всего должно быть похоже на урну с прахом покойника. Но когда это внесли на трибуну, поставили на возвышение и сняли бархат, оно оказалось похожим на кассовый аппарат. Так же белели кружки клавиш, на них чернели цифры. Джерарды были совсем близко от трибуны, и Джон старался ничего не упустить. Некто быстро нажал кнопки, совсем как кассирша перед тем, как выбить чек, — только кнопок было куда больше — и крутнул, точнее, нажал рычаг. Кассовый аппарат заговорил. Джон вздрогнул: это был тягучий, скрипучий голос Бурмана. Вот Джон закрыл глаза — теперь он убежден, что говорил Бурман. И не только его голос, разве это не его речь, не его мысли? "Свобода, свобода, свобода", — повторялось в них с той же ритмичностью, с какой колеса вагона стучат по стыкам рельсов. "Свобода, свобода, свобода". Да разве и там, в курительной комнате, в обществе столичных журналистов, он слышал не то же? "Свобода, свобода, свобода…" Джон не открывал глаз, и ему казалось, что он опять в курительной комнате президентского дома, вот сейчас принесут кофе с бисквитом, а потом пригласят поиграть в кегли и освежиться в купальном бассейне. "Свобода, свобода, свобода…" Вдруг Джон вздрогнул и открыл глаза: гром аплодисментов разбудил его. Господин Бурман кончил. Право же, Джон Джерард и не заметил, как он задремал, — видно, ночь в вагоне разморила его.

— Ну, спроси, спроси… — подталкивал его Лео.

Но Джон, повернувшись, стал выбираться из толпы. Так он и не видел, как знаменитое изобретение доктора Краффа снова водрузили на носилки и торжественно, под аккомпанемент оркестра, унесли в Поезд Свободы.

— Почему же ты не попробовал спросить? — сказал Лео брату, когда они вернулись домой.

— Что-то пропала охота, — ответил Джон и вдруг вспомнил: — А вот что на охоту не пойдем, это хуже. Хотел было взять ружье, да раздумал. И напрасно: на болоте было бы интересней…

— А все-таки жаль, что не спросил… Интересно, ответила бы машина?.. Все-таки не человек…

— Ты думаешь? — рассеянно спросил Джон. — Ну, а я, брат, теперь ничему не верю: у них разницы нет — что человек, что машина… Нет, дудки, теперь я и живого президента спрашивать не стал бы…

Как Лео ни упрашивал брата погостить, он пробыл только два дня, никуда за это время не ходил, а лишь играл с ребятами. Прощаясь, Лео стал было извиняться, что так глупо вышло. Когда он писал Джону, то был уверен, что приедет сам президент, газеты ничего не сообщали…

— Ну чего ты, чего? — добродушно сказал Джон. — Машина, она даже интересней… Честное слово, я от нее умней стал, чем от него самого, когда с ним в бассейне купался. Век живи, век учись!

Он обнял брата, невестку, поцеловал детей и уехал к себе в Медиану.

16. Мой дом — моя крепость!

Налегке, с желтым чемоданчиком в руке, никем не встреченный и даже не замеченный, ранним утром вышел из поезда Джон Джерард на железнодорожном вокзале Медианы. На этот раз его не встречали друзья. Возвращение Джерарда после второй встречи с президентом прошло куда скромнее, чем в первый раз.

Но дело было не в отсутствии почестей. Никогда Джерард так остро не чувствовал одиночества, как в это прохладное серое утро. Жена и сын гостили у деда. Не было и Тома — он в тюрьме. О Томе, с которым он постоянно ссорился, Джон вспоминал теперь с грустью.

Джерард не преувеличивал, когда говорил брату, что машина интересней живого президента. Неожиданная встреча с диковинным механизмом была той последней каплей, которая переполнила чашу терпения. Он почувствовал, что разбита его твердая вера в прочность мира для того, кто честно трудится, занят устройством лишь своего мирка и не носится с сумасбродными идеями переустройства всего мира. Над всем встала машина, слепая, глухая, бесчувственная, безжалостная, но очень красноречивая. Все, во что он верил, — это только машина, бездушная машина, набитая звонкими фразами.