— Неужели этого достаточно для большой политической речи? — с недоверием спросил президент.

— Достаточно?! — удивленно воскликнул Крафф. — Боже мой, да этих четырехсот кнопок более чем достаточно для всей нашей философии, всех наших доктрин, нашей внешней и внутренней политики! В них вся наша мудрость, но сжатая, концентрированная, как субстанция яйца концентрирована в яичном порошке. Кроме того, у меня в машине имеются еще и риторические прокладки, так сказать, чистые цветы красноречия. Знаете, эти: "Всему цивилизованному свободному миру известно…" или "Все свободные люди мира убеждены…" и так далее. Любая прокладка усиливает убедительность любого тезиса. Поэтому прокладки кнопками не управляются, а предоставлены свободной игре случая.

— Но как же моим голосом? — спросил президент.

— Техника! — сказал доктор Крафф и, внушительно понизив голос, повторил: — Тех-ни-ка! Чем различаются голоса? Тембром. А что такое тембр, спрашиваю я вас? В каждом голосе, помимо основного тона, есть дополнительные, более высокие обертоны. От их количества и сочетания и зависит тембр.

Крафф взял со стола небольшой полированный ящичек с двумя трубками с противоположных сторон.

— Звукофильтр, — объяснил он, приложил одну из трубок к губам и заговорил. Голос выходил из другой трубки. Но это был голос не Краффа. Более того, это был ничей голос: какой-то неестественно сухой, бесцветный, механический. Крафф протянул ящичек Джофареджу: — Попробуйте!

Секретарь приложился губами к трубке, и слух поразил тот же самый неприятный, бесплотный голос.

— Понимаете, в чем дело? — продолжал Крафф, любуясь изумлением гостей. — Фильтр поглощает обертоны, оставляя голос без тембра. Не правда ли, как будто даже не человек говорит?

Президент и секретарь согласно кивнули.

— А это звукообогатитель. — Крафф взял со стола другой ящичек. — Заставим теперь звук пройти через оба аппарата.

Доктор соединил их трубки и снова приложился к первому ящичку. Президент и секретарь одновременно вздрогнули: из второго ящичка выходил голос Бурмана.

— Но как? Как? — воскликнул президент, начиная чувствовать что-то вроде богобоязненного трепета.

— Техника! — повторил изобретатель свое любимое словечко. Он быстро вынул из аппарата рамку с рядом скрепленных параллельных тонких пластинок и разобрал ее. — Я записал по радио ваш голос на пленку, анализировал его, то есть выделил обертоны и изготовил их. Вот они.

Одну за другой изобретатель показывал президенту пластинки. Господин Бурман в замешательстве смотрел и щупал свое горло, как будто желая убедиться, что оно еще на месте, а не разобрано на эти тончайшие полоски.

Крафф подошел к аппарату и, явно любуясь им, сказал:

— Если поставить автомат перед микрофоном, кому из слушателей придет в голову, что говорит не сам президент?

Но господин Бурман с сомнением покачал головой. Конечно, голоса неразличимы, но, черт его знает, откуда становятся известны все секреты!

— А как же управлять машиной? — спросил все-таки он.

— Не так уж сложно. Видите, тема первого ряда — свобода, второй ряд — демократия, третий — собственность, четвертый — прогресс, пятый — мир, шестой — атомная бомба, седьмой — гуманность, ну, и так далее. Эти кнопки "мир", "атомная бомба" и "гуманность" я нарочно поставил рядом, — с любезной улыбкой объяснил изобретатель. — В ваших речах эти понятия обычно переплетаются, и так вам удобней будет набирать речь. А некоторые кнопки, обратите внимание, занимают среднее положение между рядами, значит, объединяют две темы. Да, вот номер шестьдесят пять — между шестым и седьмым рядами, то есть между "атомной бомбой" и "гуманностью". Пожалуйста!

Изобретатель надавил кнопку, и автомат отчеканил президентским голосом:

— Атомная бомба является величайшим актом гуманности. Пропорционально числу людей, участвующих в войнах, атомная бомба убивает меньше людей, чем мечи во времена Александра Македонского.

Господин Бурман в такт речи согласно покачивал головой, с удовлетворением отмечая точность эффектной тирады из его недавней речи.

— А эта что означает? — спросил господин Бурман, упирая пальцем в одну из кнопок.

— Номер двадцать три, третий ряд? Собственность! Не бойтесь, нажимайте сильнее!

Президент нажал, и автомат изрек:

— Мы чтим собственность, но мы не материалисты и веруем, что истинное благо собственности не в ней самой, а в ее идее, внушенной людям богом. Священной идеей собственности вдохновляются даже те, кто строит свои жилища из консервных ящиков, — вот почему эти скромные люди так же богаты, как хозяева небоскребов.

— Да, это философская мысль! — согласился президент. Он стоял перед автоматом, чуть расставив ноги и склонив голову набок, точно слушая приятную музыку.

Изобретатель и секретарь благоговейно молчали, боясь спугнуть то выражение молитвенного экстаза, которое появилось на совином лице президента.

— Очень хорошо! — повторил господин Бурман и очнулся. Он с удивлением осмотрелся. Вероятно, ему и в самом деле чудилось, что он слушает в храме величественные мелодии хорала. — Однако как же управлять? — спросил он, окончательно спускаясь на землю. — Четыреста кнопок! Запутаешься!

— Трудно сначала, потом привыкаешь, — успокоил Крафф. Он вынул из стола небольшую тетрадь и подал ее президенту. — Ключ! Под номером каждой кнопки — прикрепленная к ней цитата.

Подойдя к аппарату, Крафф торжественно провозгласил:

— Нажимаю кнопку номер один. Свобода! Следите по тетради: "Наша свобода дает равные шансы богатым и бедным. Даже последний бедняк богат у нас великими возможностями и надеждами!" Не правда ли, ободряющий тезис? — спросил Крафф.

Президент кивнул.

— Переходим к демократии, — продолжал Крафф. — Очень хороша по своей лаконичности кнопка номер семнадцать: "Наша демократия открывает каждому путь к высшему. Если не все становятся у нас президентами, то только потому, что нам не нужно так много президентов".

— Что ж, это верно, — осторожно заметил Джофаредж.

Господин Бурман подозрительно посмотрел на своего подчиненного: не хочет ли он этим сказать, что и он так же хорошо выполнял бы обязанности президента, как господин Бурман?

— Кнопка номер девяносто пять, — возгласил между тем доктор Крафф. — Великанский образ жизни: "Мы все — равноправные компаньоны в нашем великом национальном бизнесе. Мальчик для посылок — фактически совладелец предприятия, ибо содействует его процветанию и горд его прибылями".

— Разумная точка зрения, — согласился господин Бурман.

— Нажмем на прогресс. Номер тридцать два: "Мудрое провидение, в неусыпных заботах о прогрессе свободного человечества, возложило на нас бремя руководства миром. Мы далеки от желания вмешиваться в чужие дела, но пусть народы Старого и Нового Света поймут, что руководство миром — наше дело. Лишь народы, зараженные ядом коммунизма, не понимают этого, и мы экстренно окажем им помощь!"

— Да, да, мы готовы! — воинственно сказал президент.

— А вот, пожалуйста, справедливость… В наши дни эта извечная проблема решается радикально. Кнопка номер семьдесят пять: "Справедливости можно добиться лишь с позиции силы, ибо чего мы добьемся силой, то и справедливо".

— Несомненно, — охотно согласился господин Бурман.

— Своевременно напомнить о цивилизации, — заботливо продолжал Крафф. — Очень недурна кнопка номер восемьдесят три: "Мы будем защищать цивилизацию до конца, хотя бы для этого потребовалось уничтожить все живое на земле".

— Сильно и смело! — льстиво заметил секретарь. — Так говорят великие люди!

Господин Бурман скромно сделал вид, будто не слышал комплимента.

— Коснемся внутренних тем, — предложил доктор Крафф. — Увы, это необходимо. Рабочий вопрос удачно разрешает кнопка номер девяносто девять: "Свободный рабочий! Если тебе подчас нелегко прокормить одну свою семью, подумай, насколько труднее твоему хозяину, вынужденному кормить тысячи рабочих семей. Пойми это — и тебя не собьют с толку коммунистические агитаторы!"