— Ну, не везде, конечно. Клады закапывают в особых местах, Гек, — иногда на островах, иногда укладывают в прогнившие сундуки и зарывают под самой длинной веткой высохшего дерева, в точности там, где заканчивается тень, которую она отбрасывает в полночь, но чаще всего — под полом какого-нибудь дома с привидениями.
— А кто же их закапывает-то?
— Ясное дело, грабители. А ты думал кто? Директора воскресных школ?
— Ну, я не знаю. Попадись мне в руки сокровище, я бы его в землю зарывать не стал. Потратил бы, повеселился, да и дело с концом.
— Да и я бы тоже. Но грабители так не поступают. Они всегда закапывают сокровище и больше его пальцем не трогают.
— И что, никогда за ним не приходят?
— Нет, они, когда закапывают, то думают, что придут, но потом обычно забывают приметы, а то и просто помирают. В общем, лежит оно себе, лежит, ржавеет понемножку, и тут кто-нибудь находит пожелтевший листок бумаги, на котором написано, как эти приметы выглядят, — но только листок этот приходится еще расшифровывать целую неделю, потому что его покрывают все больше закорючки да гироглифы.
— Гиро… чего?
— Гироглифы — это картинки такие, загогулины, которые с виду ничего и не значат.
— А у тебя такая бумажка есть, Том?
— Нет.
— Как же ты тогда приметы узнаешь?
— Да нужны они мне! Клады же всегда зарывают в доме с приведениями, или на острове, или под сухим деревом, у которого одна ветка длиннее всех прочих. Ну вот, на острове Джексона мы уже поискали немножко и можем еще поискать, когда время найдется. Старый дом с привидениями у нас тоже есть — у ручья Стилл-Хаус, — а сухих деревьев вокруг хоть пруд пруди.
— И под каждым клад лежит?
— Сказал тоже! Нет, конечно.
— Как же ты узнаешь, под каким копать?
— А мы под всеми копать будем!
— Слушай, Том, да ведь этак мы все лето провозимся.
— Ну и что? Ты вот представь, что нашел медный горшок, в котором сто долларов лежит, или набитый брильянтами трухлявый сундук. Как тебе это понравится?
У Гека загорелись глаза:
— Еще как понравится! Дай мне сотню долларов, так я и без брильянтов обойдусь!
— Ну как знаешь. А вот я брильянтами бросаться не стану, не дождешься. Да из них некоторые по двадцать долларов за штуку идут — не все, конечно, но уж по шесть или по одному, это будь спокоен.
— Да быть того не может! Неужели?
— Точно — это тебе любой скажет. Ты хоть один брильянт видел, а, Гек?
— Чего-то не припоминаю.
— Ну вот, а у королей их целые кучи.
— Так я же с королями не знаюсь, Том.
— Да уж где уж тебе. Но если бы ты съездил в Европу, так увидел бы уйму королей, их там, как блох.
— И что, все скачут?
— Скачут? Вот дурень! Нет, конечно!
— Ты же сам сказал, они, как блохи.
— Да ладно тебе, я только одно и сказал: если бы ты поехал в Европу, то сразу бы их и увидел, — не скачущими, конечно, на что им скакать? — а просто они там у всех под ногами путаются, вроде того горбатого Ричарда.
— Ричарда? А по фамилии как?
— Не было у него фамилии. У королей только имена и бывают.
— Будет врать-то!
— Точно тебе говорю — одни имена и все.
— Ну, если им это по душе, Том, так и пусть их, но я бы не хотел быть королем, у которого фамилии и той нет, совсем как у негра. Ладно, ты мне вот что скажи, где мы копать-то начнем?
— Вообще-то, не знаю. Может, попробуем старое сухое дерево на холме за Стилл-Хаусом?
— Согласен.
Они разжились увечной киркой, лопатой и выступили в трехмильный путь. До сухого дерева мальчики добрались потными, запыхавшимися и потому прилегли в тени стоявшего рядом с ним вяза, чтобы отдышаться и покурить.
— Мне тут нравится, — сказал Том.
— И мне.
— А скажи, Гек, вот найдем мы с тобой сокровище, на что ты свою долю потратишь?
— Ну, буду покупать каждый день по пирожку и стаканчику содовой, да во все цирки ходить, какие приедут. В общем, поживу в свое удовольствие.
— И откладывать ничего не станешь?
— Откладывать? А на что мне это?
— Как на что — на потом, на жизнь.
— Да нет, это мне без пользы. Если я не поспешу, так дождусь того, что папаша вернется в город и заграбастает все мои денежки. Уж он их мигом спустит, это можешь не сомневаться. А ты свои на что потратишь?
— Куплю новенький барабан, самую настоящую саблю, красный шейный платок и щеночка, бульдога, а после женюсь.
— Женишься!
— Непременно.
— Слушай, Том… а ты не спятил?
— Вот погоди, сам увидишь.
— Ну и ну, глупее тебе ничего не выдумать, Том. Взять хоть моих папашу с мамашей — они ж только и знали, что дрались с утра до вечера. Уж я-то помню.
— Ничего-ничего. Девочка, на которой я женюсь, драться не станет.
— Том, я так понимаю, они все на одну колодку скроены. Им бы только ругаться да драться. Ты, все-таки, подумай немного. Как эту девчонку зовут-то?
— Она не девчонка, она девочка.
— Да это один шут, Том, — кто говорит «девочка», кто «девчонка», и все правы. В общем, как ее зовут, а?
— Я тебе потом скажу, не сейчас.
— Ладно, потом так потом. Но только, если ты женишься, мне совсем одиноко станет.
— Не станет. Ты со мной будешь жить. А теперь давай подыматься, копать пора.
Они проработали, потея, полчаса. Безрезультатно. Попотели еще полчаса. То же самое. Гек спросил:
— Их всегда так глубоко зарывают?
— Бывает, конечно, — но не всегда. И не все. Сдается мне, мы место неправильно выбрали.
Мальчики перешли на другое место и начали копать заново. Теперь работа шла медленнее, но все же, в землю они зарывались. Какое-то время они сражались с нею, не произнося ни слова. Потом Гек разогнулся, оперся о лопату, вытер рукавом бисерины пота со лба и спросил:
— Если и здесь ничего не найдем, где думаешь снова рыть?
— Я думаю, не попробовать ли нам старое дерево на Кардиффской горе, за домом вдовы.
— Да, место вроде хорошее. А вдова у нас клад не отнимет, Том? Это ж ее земля.
— Отнимет! Пусть только попробует. Клад принадлежит тому, кто его находит. А на чьей земле, это без разницы.
Гека эти сведения порадовали. Работа продолжилась. И в конце концов, Гек сказал:
— Черт, похоже, опять не то место. Как думаешь?
— Очень странно, Гек. Ничего не понимаю. Бывает, правда, людям ведьма какая-нибудь под руку подсунется. Похоже, и тут без нее не обошлось.
— Да ну! Ведьмы днем ничего не могут.
— Тоже верно. Об этом я не подумал. О, я понял в чем дело! Ну и обормоты же мы с тобой! Надо ж было найти место, где тень от длинной ветки в самую полночь кончается, да там и копать!
— Проклятье, выходит, мы тут с тобой зазря дураков изображали. Теперь придется сюда ночью тащиться, а путь-то эвон какой. Ты как, из дома выбраться сможешь?
— Да, конечно. Только нужно нынче же ночью все сделать, потому что, если кто-нибудь увидит наши ямы, так мигом сообразит, что тут к чему, и сам в землю за кладом полезет.
— Ладно, тогда я приду к тебе, помяукаю.
— Идет. А инструменты мы вон в тех кустах спрячем.
Мальчики вернулись к дереву незадолго до полуночи. Они посидели в его тени, ожидая. Место было глухое, а времени этому традиция сообщала значение самое мрачное. Духи шептались в шелестевшей листве, по темным углам прятались привидения, откуда-то издалека доносился глухой собачий лай и ему похоронным голосом отвечала сова. Все это заставило мальчиков притихнуть, они почти и не разговаривали. В конце концов, они решили, что двенадцатый час настал, пометили место, на которое падала тень и принялись за работу. Надежды их росли, росли, желания обострялись и потому трудились они от души. Яма становилась все более глубокой, время от времени мальчики слышали, как кирка ударяется обо что-то, и сердца их подпрыгивали, однако за каждым таким ударом следовало новое разочарование, ибо всякий раз выяснялось, что под кирку подвернулся либо камень, либо ком слежавшейся земли. И наконец, Том сказал: