Москаленко К.С. (1902–1985) — в 1939–1941 гг. начальник артиллерии дивизии, затем командир моторизованной противотанковой бригады, стрелкового, кавалерийского корпусов, конно-механизированной группы, в 1941–1942 гг. заместитель командующего 6-й армией, командующий 38-й, 1-й танковой, 1-й гвардейской армиями, в 1942–1943 гг. командующий 38-й армией, в 1946–1959 гг. командующий армией, войсками Московского района (округа) ПВО, MBO, в 1960–1962 гг. главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения — заместитель министра обороны СССР, в 1962–1982 гг. главный инспектор Министерства обороны СССР — заместитель министра обороны СССР, с 1983 г. в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

Шверник Н.М. (1888–1970) — в 1925–1926 гг. секретарь Ленинградского обкома и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б), в 1926–1927 гг. секретарь ЦК ВКП(б), в 1927–1929 гг. секретарь Уральского обкома ВКП(б), в 1929 г. секретарь, в 1930–1944,1953–1956 гг. председатель (первый секретарь) ВЦСПС, в 1944–1946 гг. председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, в 1946–1953 гг. председатель Президиума Верховного Совета СССР, в 1956–1966 гг. председатель КПК при ЦК КПСС, с 1966 г. на пенсии.

Хотелось бы подробнее остановиться на некоторых из них. Прежде всего Маршал Советского Союза Конев Иван Степанович. Председатель специального судебного присутствия. Почему руководство страны именно его выбрало для этой работы? Надо сказать, что судьба Конева не проста. В 1941 году его пытались обвинить в отступлении наших войск на западном театре военных действий. Берия ставил вопрос об аресте Конева. Спас его от лубянских застенков и неминуемой гибели маршал Жуков, который уговорил Сталина понизить Конева в должности и назначить к нему, Жукову, заместителем. Коневу повезло. А между тем в июле 1941 года по приказу Сталина НКВД арестовал командующего западным фронтом Героя Советского Союза генерала армии Павлова, начальника штаба фронта генерал-майора Климовских, начальника связи генерал-майора Григорьева, начальника артиллерии генерал-майора Клича, командующего 4-й армией генерал-майора Коробова, командира 14-го механизированного корпуса генерал-майора Обрина.

Их обвинили в бездействии, сдаче неприятелю средств ведения войны, и 22 июля 1941 года все они были расстреляны.

Было издано специальное постановление ГКО, в котором сообщалось, что отдельные командиры и бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, трусость, бросают оружие, грубо нарушают присягу и (дословно)… «превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником».

Свою подпись о согласии с расстрелом Павлова поставил и Жуков.

К слову, когда 31 июля 1957 года этот приговор был отменен, а уголовное дело в отношении Павлова прекращено за отсутствием состава преступления, тот же Жуков, в ранге уже министра обороны, подписал приказ № 01 907 от 15.08.1957 г., в котором с радостью сообщил о восстановлении справедливости…

В те же дни 1941 года волна арестов прокатилась и по другим фронтам. Были арестованы и осуждены командир 41-го стрелкового корпуса Северо-Западного фронта генерал-майор Кособуцкий, командир 60-й горно-стрелковой дивизии Южного фронта генерал-майор Салихов, его заместитель полковой комиссар Курочкин, командир 30-й горно-стрелковой дивизии генерал-майор Галактионов, его заместитель полковой комиссар Елисеев.[122]

Их тоже обвинили в «позорящей звания трусости, бездействии власти, отсутствии распорядительности, развале управления войсками, сдаче оружия противнику без боя и самовольном оставлении боевых позиций».

Коневу удалось избежать этой участи благодаря Жукову.

Позже Иван Степанович «щедро отблагодарил» Георгия Константиновича: в 1957 году он, Конев, принял самое активное участие в травле Жукова и по поручению партии подписал статью в газете «Правда», что позже закончилось досрочной отставкой полководца. В 1956 году именно Коневу было поручено командовать нашими войсками в ходе известных событий в Венгрии. Конев и здесь добросовестно выполнял указания партии. Когда в конце 1948 года возникло «дело врачей» и в правительственном сообщении был дан список тех, кого эти врачи плохо лечили, то Конев написал письмо Сталину с напоминанием о том, что он, Конев, тоже пострадал от них, а поэтому в список потерпевших желательно включить и его. Сталин дал указание, и фамилия Конева стала фигурировать в списках полководцев, пострадавших от «врачей-вредителей». На похоронах Сталина 9 марта 1953 года в траурной процессии Коневу было доверено нести подушечку с орденом Ленина, которым был награжден Сталин. Так что Конев чем-то привлекал к себе руководство страны того времени, и именно его бросали на самые трудные и скандальные дела. По свидетельству ветеранов, И.С. Конев выгодно отличался от своих коллег и сослуживцев высокой культурой, образованностью, интеллектом. Рассказывают, что в библиотеке Генштаба однажды тайком проверили читательские билеты высших должностных лиц. Оказалось, что самый «насыщенный» читательский билет — у Конева, в то время как у большинства маршалов он был абсолютно чист…

А вот как описывает Конева сын Берия Серго: «У Конева были маленькие злые глазки, бритая голова, похожая на тыкву, и выражение лица, полное самодовольства: говорил он, жестикулируя, выдавая свою агрессивность». Далее Серго ссылается уже на маршала Василевского: «Конев был грубым и очень жестоким…»

Сложившиеся между Коневым и Берия еще в 1941 году неприязненные отношения служили бесспорным основанием для отвода Конева в суде. Это мог заявить Берия. Самоотвод мог взять и Конев. Но ничего этого не произошло, да и не могло произойти: на такие «мелочи» никто в тот момент внимания не обращал.

Надо сказать, что высшие военачальники страны Берия не любили и побаивались его. «Чистки» генеральских рядов, проведенных с участием Берия, они помнили всегда.

Интересна судьба другого члена суда — Ефима Лавровича Зейдина. В тот момент он являлся первым заместителем председателя Верховного суда СССР. Должность серьезная. Он не был членом Военной коллегии, но имел звание генерал-лейтенанта юстиции, которое получил еще в те годы, когда возглавлял Управление военных трибуналов. Это был опытный судья. Позже именно ему будут поручены еще несколько «громких» дел, среди которых дела бывшего министра МГБ B.C. Абакумова (1954 г.), Василия Сталина (1955 г.).

Я думаю, что в деле Берия Зейдин вместе с другим юристом Громовым в составе специального судебного присутствия играли роль консультантов по процессуальным и другим правовым вопросам, ведь остальные судьи никаких знаний в этой области не имели и в подобном мероприятии участвовали впервые в жизни, попав туда на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР.

К делу были привлечены и секретари судебного заседания. Они вели протокол, в котором почти дословно записывали весь ход процесса. Их-то взяли из Военной коллегии: работа хотя и незаметная, но очень важная, и здесь нужны специалисты. Протокол судебного заседания должен отражать весь ход процесса, и более того — эмоциональную обстановку. Он хранится вечно. С помощью этих протоколов через десятилетия или даже столетия исследователи, писатели, юристы раскрывают исторические тайны. По ним же вышестоящие судебные инстанции пересматривают дела в порядке надзора. К протоколу по делу Берия мы еще обратимся.

Секретарями назначили офицеров Военной коллегии Верховного суда СССР А. Мазура, М. Афанасьева, В. Лапутина, В. Нартикова, М. Нащенкова.

В.И. Шанин рассказывает, что он был в дружеских отношениях с одним из самых молодых тогда секретарей — старшим лейтенантом Михаилом Афанасьевым. Когда в перерывах между судебными заседаниями Афанасьев приезжал из штаба М ВО, где шел суд, на свое основное место службы в Военную коллегию, что на ул. Воровского (теперь ул. Поварская), офицеры Военной коллегии бежали к нему за новостями. Но Миша Афанасьев был нем как рыба: он дал десяток подписок о неразглашении тайны следствия и суда. И все же, как вспоминает В.И. Шанин, Афанасьев «проболтался».