Вечера царь проводил либо в гостях, либо в токарной мастерской — большой комнате на втором этаже Летнего дворца, уставленной разнообразными станками, с множеством инструментов и материалов, из которых умелые руки вытачивали изящные предметы. «В этом мастерстве, — записал осведомленный иностранец, — он не уступит искуснейшему токарю и даже достиг того, что умеет вытачивать портреты и фигуры». Работал Петр «с таким усердием и вниманием… точно работал за деньги и этим снискивал себе пропитание».
Токарная мастерская являлась местом отдыха и уединения царя. Механик Петра Андрей Нартов рассказывал, что он прибил к входным дверям мастерской лист бумаги с текстом, написанным царем: «Кому не приказано, или кто не позван, да не входит сюда не токмо посторонний, но ниже служитель дома сего, дабы хотя сие место хозяин покойное имел».
Среди предметов, изготовленных царем и затем подаренных кому-либо из приближенных, сохранилось множество шкатулок, табакерок, медальонов. Шедевром токарного мастерства Петра является хранимое в Эрмитаже паникадило с 26 рожками, выточенное из слоновой кости при участии, как полагают специалисты, других токарей.
Современники удивлялись, как Петру удавалось совмещать огромные заботы по управлению государством и руководству военными операциями с участием в увеселениях и занятиями физическим трудом. Когда с подобным вопросом к Петру обратился один из иностранных дипломатов, царь ответил, что такая деятельность сохраняет здоровье, и тут же добавил, что нынешние его «кабинетные заботы» не идут ни в какое сравнение с тем, что1 ему довелось перенести в первые годы войны.
Этот разговор происходил в 1722 г. Но «кабинетным заботам» Петр отдавался и раньше, и позже. По расписанию, составленному в 1721 г., дни е понедельника по четверг отводились сочинению Адмиралтейского регламента, пятница предназначалась присутствию в Сенате, утренние часы субботы посвящались редактированию «Гистории Свейской войны», а утро воскресенья — ди- ¦ иломатическим делам. Расписания, составленные позже, регистрировали происшедшие к тому времени изменения: вместо одних, уже выполненных работ появлялись новые. Так, в январском расписании 1724 г. работа по составлению Адмиралтейского регламента отсутствовала, так как регламент был завершен в 1722 г. Зато появились новые пункты о присутствии в суде два раза в неделю и рассмотрении дел в Адмиралтействе — по пятницам.
Над этим фактом стоит призадуматься, он говорит о многом: и о том, какую роль в преобразованиях играло личное участие Петра, и о том, какое значение имела его инициатива, чтобы начинания не заглохли в самом зародыше. Но отмеченный факт говорит и о другом: Петра окружала плеяда одаренных людей, высоко им ценимых, однако никто из сподвижников царя не мог соперничать с ним ни по широте взглядов, ни по способностям проникнуть в глубину явления и определить то главное, что помогало довести начатое дело до благополучного конца. Будучи исключительно одаренным, Петр отнюдь не руководствовался советом, который был дан еще Ивану Грозному: не держи советников умнее себя. Наоборот, он всюду искал умных людей, но, к великому своему огорчению, находил их очень мало. Петр считал, что среди его сотрудников нет или почти нет фигур, способных осуществить его замыслы, — для этого им не хватало ни знаний, ни опыта, ни умения учитывать традиции и особенности русского общества. Именно исходя из посылки о слабой политической и юридической подготовке своих непосредственных соратников, Петр обращался с ними как со школярами, предупреждал о недопустимости слепого копирования шведских уставов и регламентов: «Которые пункты в шведском регламенте неудобны или с ситуациею сего государства несходны, и оные ставить по своему рассуждению». Он требует, чтобы они ознакомились с трактатом популярного юриста XVII в. Самуэля Пуфендорфа, перевод которого царь, по свидетельству современника, расхваливал повсюду, где к тому представлялась возможность: «при собраниях сенаторов, и в собственных своих палатах, и на ассамблеях в домах сенаторских». «Троевременная» школа была прежде всего школой овладения военно-морскими знаниями. Теперь пришел черед овладевать знаниями и опытом государственного строительства и управления.
Дело, однако, было не только в недостаточной подготовленности соратников, но и в характере царя — его обыкновении «влезать» самому во все мелочи, в результате чего подавлялась инициатива его ближайших помощников. Личное управление оборачивалось безынициативностью — соратники ждали по каждому поводу указаний и повелений. Эту особенность петровского правления Пушкин выразил в словах: «Все дрожало, все безмолвно повиновалось».
В составленном в 1718 г. указе Петр писал, что, несмотря на «свои несносные труды в сей тяжкой войне», он находил время для обучения людей военному делу и составления «Устава воинского». Войско приведено в «добрый порядок», плоды этого «доброго порядка» известны всем — русская армия сокрушила одну из лучших в Европе. «Ныне, управя оное, и о земском правлении не пренебрег, но трудится и сие в такой же порядок привесть, как и воинское дело».
Одним из средств достижения «доброго порядка» были рационально организованные государственные учреждения. Первые практические шаги в этом направлении Петр предпринял, как было отмечено выше, еще в начале 1712 г., издав указ об организации коллегии для торговли, «чтоб оную в лутчее состояние привесть». Новому учреждению царь дал иностранное название, но оно не вносило ничего нового в принципы организации центрального аппарата. Понадобилось еще несколько лет, чтобы мысль о замене старинных приказов коллегиями приобрела четкую форму.
Сразу же после возвращения из-за границы Петр возобновил прерванную работу. Находясь в Петербурге, он познакомился с переведенными на русский язык регламентами центральных учреждений Дании, Швеции и других государств. Накануне отъезда в Москву в декабре 1717 г. царь составил ряд указов, поставивших дело организации коллегий на практические рельсы: он определил число коллегий, назначил в каждую из них президентов и вице-президентов и установил срок, когда новые учреждения должны были приступить к работе. Срок был жестким — «з будущего года», т. е. с 1718 г.
Но прошло полгода, и царю пришлось не без горечи отметить безрадостный факт: возвратившись в марте в столицу из Москвы, он обнаружил, что «в некоторых немного, а в иных — ничего» не сделано. Последовал указ, требовавший от президентов более энергичных действий.
Настойчивость царя не принесла ожидаемых плодов — дело подвигалось настолько медленно, что истек и 1718 г., а коллегии не приступили к работе.
Почему Петр проявлял столь пристальное внимание к организации новых учреждений, какими соображениями он руководствовался, когда требовал от соратников большего усердия в создании коллегий?
Царь, как и его ученые современники из стран Западной Европы, исходил из мысли, что все беды в обществе проистекали не от несправедливо устроенной его социальной структуры, а от несовершенной структуры государственного аппарата. Стоило его организовать на разумных началах, как все изменится к лучшему и в стране наступит время всеобщего благоденствия.
Послушаем, какой совет Петру на этот счет давал крупный немецкий ученый Лейбниц: «Опыт достаточно показал, что государство можно привести в цветущее состояние только посредством учреждения хороших коллегий, ибо как в часах одно колесо приводится в движение другим, так и в великой государственной машине одна коллегия должна приводить в движение другую, и если все устроено с точною соразмерностью и гармонией, то стрелка жизни непременно будет показывать стране счастливые часы».
Петр полагал, что ради «счастливых часов» стоило потрудиться, не жалея сил, и, уверовав в эту идею, убеждал всех, что коллегии вводятся «ради порядочного управления» государственными делами, «поправления полезной юстиции и полиции», содержания «в добром состоянии» сухопутных и военно-морских сил, «умножения и приращения коммерции, рудокопных заводов и мани-фактур».