Джоффри немедленно порвал написанное, понимая, что идет по ложному пути. Он писал концовку, базируясь на своем опыте с другой женщиной. Но Джанетт, не Наташа. Он решил проигнорировать совет Стюарта, уверенный, что знает, куда заведет его преследование Наташи. Сейчас он понял, что судил о ней, основываясь на своем прошлом, но любовь часто выбирает новые пути. В случае с Джанетт его упорство было ошибкой, но в случае с Наташей – все может быть иначе.

Первый год совместной жизни стал для девушек настоящей проверкой их дружбы. Они прошли это проверку, потому что выжили. Сейчас увлечение Анны Ричардом, которое росло с каждым днем, ставило их в новые условия. Это был суровый экзамен.

Проблема Наташи заключалась в том, что с Анной ее связывали слишком тесные узы. Она начала осознавать, какую ошибку совершила, впав в такую зависимость от Анны. У нее больше не было никаких подруг, сестра была кошмаром, а другие девушки, ее коллеги, если и выбирались с Наташей куда-либо, то болтали только о работе, до тех пор пока не хмелели – тогда их разговоры сводились к мальчикам. Наташа была ненамного старше их, но все же эта разница в возрасте чувствовалась. Только Анна могла понять Наташино отношение к мужчинам, ее недоверие и осторожность, но при этом стремление быть в игре. По крайней мере, такой была прежняя Анна, новая Анна уже неохотно разделяла ее цинизм.

Во вторник до самого закрытия магазина Наташа не говорила Анне, что собирается переночевать у родителей.

– Ты идешь к родителям посреди недели? Что-то не так?

– Почему что-то должно быть не так?

– Потому что ты терпеть не можешь бывать у родителей, даже когда тебе это необходимо. Зачем же ехать туда по собственной воле? Кто-нибудь попал в аварию? Или они разводятся?

– Я навещаю родителей, чтобы у меня было потом желание вернуться домой.

Анна молчала.

– Ну, так что? – спросила Наташа, интересуясь, о чем та думает.

– Пойти что ли в «Аполлон» снова в эту субботу? Как в старые добрые времена?

Выражение «старые добрые времена» настолько шокировало Наташу, что она не нашлась что ответить.

– Ну так что? – осведомилась Анна.

– Ты же собиралась встречаться с Ричардом, – произнесла Наташа холодно.

– Значит, ты едешь к матери посреди недели? – зачем-то повторила Анна. – Ты едешь к ней, хотя тебя и не просили?

Наташин крик вырвался из ниоткуда:

– А что мне еще остается делать?! Сидеть в одиночестве?

Она не пояснила, но Анна это услышала: «Ты встречаешься со своим парнем – ты думаешь о нем больше, чем обо мне!»

– Ты все еще бесишься из-за Джоффри?

Наташа устало вздохнула. Сперва она намеривалась этим продемонстрировать Анне, что ее утомила эта беседа, но по случайности вздох превратился в выражение тоскливой депрессии.

По пути домой Анна послала Ричарду сообщение, что ее планы изменились, и если он хочет, то может провести ночь у нее. Он немедленно прислал в ответ «Да».

Ричард давно намеревался сделать признание, и у Анны дома это было лучше всего – сводило к минимуму риск, что она уйдет.

Несмотря на то что у Анны было полно дел и время пролетело быстро, ее не покидало ощущение, что квартира совсем другая, когда она в ней одна.

По дороге Ричард исполнил указания, которые дала ему Анна и остановился у «Жареных цыплят Кентукки», чтобы купить еды. Они наскоро перекусили. Анна сделала Ричарду кофе, который он никогда не пил. Они решили, что не станут смотреть видео, которое Анна торопливо выудила из своей скудной коллекции, и оказались в постели меньше чем через час после приезда Ричарда, причем сюда надо еще прибавить двенадцать минут, что они вместе провели под душем.

Ричард не решился сделать свое признание до секса, опасаясь, что за этим последует ссора и Анна затаит в себе злобу, так что секс будет исключен из повестки дня. После секса он не решился сделать свое признание из боязни разрушить ее блаженство. Их секс все еще был таким же волнующим, как в первый раз.

Анна высвободилась из его объятий.

– Куда ты? – потребовал он объяснений.

– Подышать.

Она слегка приоткрыла окно спальни, чтобы в комнату проник легкий ветерок, и освежил, и остудил воздух в комнате. Солнышко выкрасило ее тело в желтый цвет. Девушка собиралась снова опустить занавески.

– Не надо, – попросил Ричард.

– Почему? – удивилась она.

Но, увидев его выражение лица, она поняла. И так стояла с открытыми занавесками, чтобы он мог смотреть на нее – золотистую, теплую, обнаженную.

– Можно мне уже вернуться в кровать? – поинтересовалась Анна многозначительно.

– О чем ты думаешь?

– О Наташе. Я бы хотела, чтобы она была счастлива, как и я. Я бы даже согласилась, чтобы она была счастлива вместо меня.

В постели Анне хватило ума не продолжать разговор. Ричард же думал обо всем, что хотел ей сказать и как это сделать лучше, чтобы не прозвучало тривиально или сентиментально. Он хотел поведать девушке о том, какой удивительной была их встреча, он просто не узнает себя с тех пор.

– Давай попробуем не засыпать.

– Хорошо.

Анна спросила Ричарда, есть ли у него какие-то планы на субботу.

– Да вроде нет, – ответил он.

– Тогда я пойду вместе с Наташей, – выпалила она, не зная как еще более дипломатично это сказать.

Когда Анна объяснила, почему Наташа поехала к родителям, Ричард не стал возражать.

Они попытались продолжить диалог, пытая друг друга о качествах, которые им больше всего импонируют.

– Мне больше всего нравится твоя открытость, – признался ей Ричард.

– А мне больше всего нравится твоя честность, – сказала Анна.

Он не мог разбить эту ее веру.

В ту ночь Анна спала крепко.

Глава двадцать седьмая

Наташа не стала звонить матери перед тем, как отправилась в путь, на случай, если по дороге передумает. На самом деле ей нечего было сказать, да и теплого приема она не предвкушала.

Входная дверь оказалась закрыта, Наташе пришлось постучать.

Она услышала голос отца: «О, черт!» В том, как повернулся ключ и распахнулась дверь, чувствовалась подлинная ярость.

– А, Наташа… Здравствуй, милая. А я как раз собирался хорошенько расслабиться. Я только что воткнул любимый фильм в видак, подогрел карри и плеснул себе пивка. А мама ушла вместе с Брендой.

– С Брендой? Она тоже здесь?

– Понимаю твое удивление. Что на вас нашло такое, что вы обе появились тут вечером вторника? Они пошли на лотерею, в церковь Святого Мартина. У тебя семь минут, чтобы туда добраться, если тоже хочешь поиграть. Надеюсь, ты не собираешься войти в дом и испортить мне первый за месяц холостяцкий вечер.

И Наташа отправилась в церковь Святого Мартина.

Здание было построено тогда же, когда и весь район, в оптимистической надежде, что его жители захотят посетить церковь если не на свадьбу или крестины, то хотя бы в связи с Рождеством или похоронами.

Отец Риган, учредивший лотерею, обладал чувством юмора, он никогда не поддавался искушению поинтересоваться, почему его воскресные проповеди, сулящие вечное искупление, не собирают такое количество прихожан, как обещание выигрыша в сто фунтов.

Наташа обнаружила мать и Бренду среди хаотичной гудящей толпы, состоящей преимущественно из женщин, которые расселись за столами, купив карточки для игры, напитки и ручки. Как только Наташа приобрела карточку она уселась напротив матери с сестрой, бросив короткое: «Привет». Игра началась, и шум закончился, будто в классе, полном послушных детей перед лицом учителя-тирана.

У отца Ригана были свои оригинальные названия для комбинаций цифр, которые могли бы смутить новичка, незнакомого с игрой: 55 – «эсесовец», 69 – «на горе Гарри» и т. п. Наташа поддалась этому ритму, впрочем, она отдавалась каждой игре, захваченная возбуждением, возникающим, когда названная цифра почти совпадает с той, что в билете; напряженным предвкушением во время ожидания последней цифры неуловимого номера и неизбежным разочарованием, когда кто-то другой выкрикивал: «Есть!».