Сталин имел иной подход к этому вопросу, и он сводился к тому, что не нужно иметь там базу, если правительство в Китае будет коммунистическим. Китайцы настаивали на своем. Микоян проинформировал Сталина, и тот в телеграмме для Мао Цзэдуна 5 февраля 1949 г. сообщил свое решение:

«…С приходом к власти китайских коммунистов обстановка меняется в корне. У Советского правительства имеется решение отменить этот неравный договор и увести свои войска из Порт-Артура, как только будет заключен мир с Японией и, следовательно, американские войска уйдут из Японии. Однако, если Компартия Китая сочтет целесообразным немедленный вывод советских войск из Порт-Артурского района, то Советский Союз будет готов исполнить это пожелание КПК»[913]

.

При обсуждении вопроса о Синьцзяне выяснилось, что у китайского руководства были подозрения в отношении наших намерений в Синьцзяне, поскольку там сторонники независимости Синьцзяна располагали советским оружием. Микоян заявил, что Советский Союз не сторонник независимости синьцзянских народностей и, тем более, Москва не имеет никаких притязаний на синьцзянскую территорию, считая, что Синьцзян входит и должен входить в состав Китая.

Китайскими лидерами был поднят вопрос о Монголии. Мао Цзэдун спросил, как мы относимся к объединению Внешней и Внутренней Монголии. Микоян ответил, что мы такое объединение не поддерживаем, так как оно привело бы к потере значительной территории Китая. Мао Цзэдун сказал, что он считает, что Внешняя и Внутренняя Монголия могли бы объединиться и войти в состав Китайской Республики. На это Микоян ему заявил, что это невозможно потому, что Монгольская Народная Республика давно пользуется независимостью. После победы над Японией и китайское государство признало независимость Внешней Монголии. МНР имеет свою армию, свою культуру, быстро идет по пути культурного и хозяйственного развития, она давно поняла вкус независимости и вряд ли когда-нибудь добровольно от независимости откажется[914]

.

Микоян в своем отчете специально подчеркнул, что «Мао Цзэдун все время говорил, что они, ЦК КПК, ждут указаний и руководства от нашего ЦК. Я ему отвечал, что ЦК нашей партии не может вмешиваться в деятельность ЦК Коммунистической партии Китая, не может давать никаких указаний, не может руководить Компартией Китая. Каждая из наших партий самостоятельна, мы можем давать только советы, когда нас об этом попросят, но указаний давать не можем.

Мао Цзэдун упорствовал, заявлял, что ждет указаний и руководства от нашего ЦК, так как у них еще мало опыта, нарочито принижал свою роль, свое значение, как руководителя и как теоретика партии, говорил, что он только ученик Сталина, что он не придает значения своим теоретическим работам, так как ничего нового в марксизм он не внес и проч.

Это, я думаю, восточная манера проявления скромности, но это не соответствует тому, что на деле Мао Цзэдун собой представляет и что он о себе думает.

В подтверждение сказанного выше приведу некоторые выдержки из имевших тогда место бесед с Мао Цзэдуном. Уже во время первой беседы он заявил:

„Прошу учесть, что Китай сильно отстал от России,

мы слабые марксисты, делаем много ошибок,

и если к нашей работе подходить с меркой России, то окажется, что у нас ничего нет“». Далее Микоян приводит слова Мао Цзэдуна, что «он, как лидер партии, ничего нового не внес в марксизм-ленинизм и не может себя ставить в один ряд с Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным.

Подняв бокал за здоровье товарища Сталина, он подчеркнул, что в основе теперешних побед китайской революции лежит учение Ленина – Сталина и что Сталин не только учитель народов СССР, но и учитель китайского народа и народов всего мира. О себе Мао Цзэдун сказал, что он ученик Сталина и не придает значения своим теоретическим работам, что они только претворяют в жизнь учение марксизма-ленинизма, ничем его не обогащая»[915]

. Мао Цзэдун несколько раз подчеркнул, что он является учеником товарища Сталина и держится просоветской ориентации. Во время последней беседы, состоявшейся 7 февраля, Мао Цзэдун выразил удовлетворение проведенным обсуждением важнейших вопросов и горячо благодарил Сталина за заботу о китайской революции[916]

.

Как отмечает А.М. Ледовский, в отчете Микояна отражены далеко не все вопросы, обсуждавшиеся на встречах с китайскими лидерами, в частности, в предварительном плане подвергся рассмотрению вопрос о заключении договора между двумя странами, а также ряд других немаловажных проблем. В целом переговоры прошли достаточно успешно, они прояснили позиции сторон по самым важным вопросам и в какой-то мере подготовили почву для дальнейших переговоров. Хотя серьезных практических решений, особенно по экономическим вопросам, принято не было. Между тем, китайское руководство просило ускорить рассмотрение и осуществление поставок по предыдущим заявкам КПК. Для обсуждения вопросов дальнейшей экономической и военной помощи, а также вопроса о займе руководство КПК намеревалось направить в СССР специальную делегацию[917]

.

Переговоры Сталина с делегацией КПК во главе с Лю Шаоци

Делегация во главе с секретарем ЦК КПК Лю Шаоци посетила Москву в секретном порядке в июне – июле 1949 г. и вела переговоры с И.В. Сталиным и другими советскими руководителями. Будучи ограниченным пространством, я не намерен подробно останавливаться на визите делегации во главе с Лю Шаоци. Коснусь лишь некоторых важных, на мой взгляд, аспектов.

Сталин лично принял делегацию и провел с ней переговоры по ряду актуальных вопросов. Во время приема, продолжавшегося час, советский лидер заявил, что Советский Союз решил предоставить ЦК КПК кредит в 300 млн. долларов. При этом он заметил, что подобное соглашение между двумя партиями заключается впервые в истории.

Кредит в 300 млн. долларов с одним процентом годовых будет предоставлен Китаю в виде оборудования, машин и различного рода материалов и товаров равными частями по 60 млн. долларов в год, в течение 5 лет.

Погашение кредита Китаем будет происходить в течение 10 лет после полной реализации кредита. При этом тов. СТАЛИН сказал о том, что тов. МАО ЦЗЭДУН в телеграмме на его имя высказал мнение, что 1 % годовых мал для такого кредита, его следовало бы увеличить.

Тов. СТАЛИН разъяснил делегации, что странам западной демократии Советский Союз предоставил кредиты с 2 % годовых, с Китая же берется один процент потому, что там, в отличие от стран западной демократии, где войны нет и их хозяйство уже окрепло, идет война, продолжается разруха и в силу этого Китаю требуется большая помощь на более льготных условиях.

Затем тов. СТАЛИН, смеясь, сказал: Ну, уж если Вы будете настаивать на большем проценте годовых, то это дело Ваше, мы можем принять и больший процент[918].

Затронут был вопрос и о посылке в Китай советских специалистов. Сталин заявил, что СССР готов уже в ближайшее время отправить первую просимую группу. «Но нам нужно договориться об условиях содержания специалистов. Мы считаем, что оплата, возможно продовольствие, если вы его выдаете своим специалистам, должны стоять на уровне высшей оплаты Ваших лучших специалистов, не ниже, но и не выше. В связи с тем, что у наших специалистов ставки высокие, мы им, если это потребуется, доплатим за счет Советского государства.

Мы просим Вас, сказал тов. СТАЛИН, чтобы Вы о плохом поведении отдельных наших специалистов, если оно будет иметь место, сообщали бы нам, ибо как говорят: в семье не без урода, среди хороших может оказаться и плохой.