Приговоренных из кутаисской тюрьмы переводят осенью того же года в батумскую тюрьму, где в течение некоторого времени формируется группа для этапа в ссылку. Местом первой ссылки Сталина было село Новая Уда в Иркутской губернии. Путь от Батума до места ссылки занимал немало времени, учитывая тогдашние средства передвижения, а также необходимость формирования и переформирования этапов в местах пересылки. Наконец, 27 ноября 1903 года, как гласит официальная биографическая хроника, Сталин прибыл в место назначения.
Со временем его пребывания там связано одно значительное событие в его жизни, которое повлияло на всю его дальнейшую судьбы. Как он сам позднее рассказывал, именно в этот период произошло его заочное знакомство с Лениным. Вот что он поведал по этому поводу: «Впервые я познакомился с Лениным в 1903 году. Правда, это знакомство было не личное, а заочное, в порядке переписки. Но оно оставило во мне неизгладимое впечатление, которое не покидало меня за всё время моей работы в партии. Я находился тогда в Сибири в ссылке. Знакомство с революционной деятельностью Ленина с конца 90-х годов и особенно после 1901 года, после издания «Искры», привело меня к убеждению, что мы имеем в лице Ленина человека необыкновенного. Он не был тогда в моих глазах простым руководителем партии, он был её фактическим создателем, ибо он один понимал внутреннюю сущность и неотложные нужды нашей партии. Когда я сравнивал его с остальными руководителями нашей партии, мне всё время казалось, что соратники Ленина — Плеханов, Мартов, Аксельрод и другие — стоят ниже Ленина целой головой, что Ленин в сравнении с ними не просто один из руководителей, а руководитель высшего типа, горный орёл, не знающий страха в борьбе и смело ведущий вперёд партию по неизведанным путям русского революционного движения. Это впечатление так глубоко запало мне в душу, что я почувствовал необходимость написать о нём одному своему близкому другу, находившемуся тогда в эмиграции, требуя от него отзыва. Через несколько времени, будучи уже в ссылке в Сибири, — это было в конце 1903 года, — я получил восторженный ответ от моего друга и простое, но глубоко содержательное письмо Ленина, которого, как оказалось, познакомил мой друг с моим письмом. Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период… Не могу себе простить, что это письмо Ленина, как и многие другие письма, по привычке старого подпольщика, я предал сожжению.
С этого времени началось мое знакомство с Лениным.»[254]
В связи с рассказанным выше эпизодом в мемуарной литературе о Сталине высказываются различные суждения. Одни ставят под сомнение сам факт возможности такой переписки. К их числу в первую очередь относится Троцкий. В обоснование своего утверждения он приводит целый ряд доводов, которые, на первый взгляд, выглядят логически безупречными. Но беспристрастный анализ всей аргументации, на которую опирается Троцкий, все же не позволяет признать ее убедительной. И прежде всего, то, что сам факт такой переписки не нашел своего подтверждения в архивных источниках, отнюдь не свидетельство того, что обмена письмами не было и такой обмен вообще не мог быть. Очевидно, что не только этот, но и бесчисленное множество других фактов не нашли в силу ряда различных причин своего закрепления и отражения в архивах как социал-демократического движения, так и царской полиции. Чисто логический, а скорее умозрительный метод доказательства или опровержения подобного рода фактов едва ли приемлем в историческом исследовании. Аналогичную аргументацию использовал и Э. Смит, который безапелляционно утверждает, что Сталин не посылал Ленину никакого письма и не получал такового от Ленина, поскольку, мол, данный факт не нашел отражения в архивах российских полицейских властей, в ленинских документах, в сочинениях самого Сталина. К тому же, по мнению Смита, Ленин был в это время чрезвычайно загружен подготовкой и проведением съезда партии и ему было не до того, чтобы заниматься перепиской с неизвестным ему ссыльным[255].
Некоторые другие биографы прямо обвиняют Сталина в фальсификации, указывая на то, что последний якобы в своих честолюбивых политических целях сознательно пошел на «фабрикацию» данного факта, чтобы подчеркнуть свою близость к Ленину с той еще поры, когда партия только-только создавалась. В частности, И. Грей пишет по этому поводу: «Маловероятно, чтобы Коба получил письмо, адресованное ему в Новую Уду, где он находился очень недолго. Неправдоподобно, чтобы Ленин, находившийся тогда в Швейцарии, слышал в то время что-нибудь о Кобе или Джугашвили. Эта история с письмом, по-видимому, была преднамеренным вымыслом; причем, столь торжественный случай и обращение к имени Ленина использовались для того, чтобы доказать, что Сталин является верным преемником Ленина…
Однако эта история в своей сущности представляется верной. В октябре 1904 года Коба из Кутаиси написал своему другу Давиташвили в Лейпциг, выражая горячую поддержку ленинским идеям. Тот показал письмо Ленину, который благосклонно прокомментировал письмо «пламенного колхидца»…»[256]
Мне кажется, что для серьезной и предметной полемики здесь фактически нет никакой почвы. Ни подтвердить, ни опровергнуть слова Сталина сейчас нет никакой возможности. Да, собственно, не столь уж важны сами детали их заочного знакомства. Они имели определенный смысл в 20-х годах, в период ожесточенной внутрипартийной борьбы, когда апелляция к авторитету Ленина и демонстрация реальной или мнимой близости к нему приобретали подчас серьезное значение в качестве аргумента в этой внутрипартийной борьбе. Для объективной же оценки становления Сталина как политического деятеля данный эпизод имеет скорее иллюстративный, нежели принципиальный характер. К тому же, нет никаких убедительных мотиваций ставить под сомнение факт переписки между Лениным и Сталиным в тот период.
С моей точки зрения, принципиальное значение имели не те или иные детали и обстоятельства их вступления в личный контакт, тем более что они затерялись в потоке времени. Важно иное — понимание и объективная оценка той роли, которую сыграл Ленин в политическом становлении Сталина, в превращении его в последовательного сторонника большевизма, что, разумеется, включало в себя признание не только теоретических основ большевизма, но и целостной политической философии, методов реализации поставленных целей, словом, всего того, что можно было бы определить как систему ценностей ленинизма.
И если мы под этим углом зрения обратимся к данной теме, то придем к совершенно определенному, не допускающему никаких сомнений заключению: Сталин с самого начала видел в Ленине образец революционного борца нового типа, человека, готового к решительной и бескомпромиссной схватке с режимом, того, кто, не отказываясь от оружия критики, все же предпочитает критику оружием. Всему складу ума и психологического облика Сталина импонировали именно такие черты. Добавим к этому его восхищение и почти преклонение перед Лениным как теоретиком, труды которого играли роль компаса для определения политического курса новой рождавшейся партии.
В подтверждении сказанного сошлемся на письмо, написанное Кобой из Кутаиса, найденное среди материалов переписки Ленина и Крупской (жена Ленина занималась поддержанием связей и перепиской с партийным подпольем) с большевистскими организациями России. Датируется письмо сентябрем — октябрем 1904 года. В нем Коба пишет: «Человек, стоящий на нашей позиции, должен говорить голосом твердым и непреклонным. В этом отношении Ленин — настоящий горный орел… Заключение (практический вывод) отсюда таково: возвысим пролетариат до сознания истинных классовых интересов, до сознания социалистического идеала, а не то чтобы разменять этот идеал на мелочи или приспособить к стихийному движению. Ленин установил теоретический базис, на котором и строится этот практический вывод. Стоит только принять эту теоретическую предпосылку, и никакой оппортунизм не подступит к тебе близко. В этом значение ленинской идеи. Называю её ленинской, потому что никто в русской литературе не высказывал её с такой ясностью, как Ленин.»[257]