Демонстрация в Тифлисе явилась первым по-настоящему боевым крещением для молодого революционера. Именно во время этой демонстрации молодой революционер выступил с публичной политической речью. То, что она закончилась побоищем, — вина отнюдь не его участников или организаторов. Хотя упоминавшийся ранее И. Иремашвили пишет в своей книге, что в начале мая Сосо приехал в Гори и в беседах с ним говорил, что в будущем году будет организована еще более мощная демонстрация. «Я понял, что кровь, пролитая во время этой демонстрации, опьянила его.»[233], — утверждает Иремашвили. По его словам, «полиция искала Кобу как одного из руководителей (майской демонстрации), но он ускользнул от ареста, и полиция безуспешно в течение недель искала его. Он сбежал в свой родной город Гори. Он не мог оставаться у своей матери, так как это было бы первым местом, где полиция искала бы его, поэтому он скрывался где-то еще в Гори. Тайно поздно ночью он часто посещал меня в моей квартире.»[234]

Еще накануне первомайской Джугашвили оказался в поле пристального внимания полиции. В ночь с 21 на 22 марта 1901 года полиция нанесла серьезный удар по социал-демократическому движению: были арестованы активные и видные деятели социал-демократического движения и среди них Курнатовский, Франчески, Джибладзе, Жордания, Цулукидзе и другие. Но Джугашвили среди арестованных не было.

3. Переход на нелегальное положение

21 марта 1901 года в Тифлисской обсерватории, где жил Сталин, был произведен обыск. Поскольку этот эпизод является первым в жизни Сталина непосредственным соприкосновением с полицией, представляется интересным привести некоторые детали, рассказанные впоследствии одним из товарищей Сосо по революционной работе. Вот что он рассказал: «21 марта 1901 года, когда жандармерия производила обыск в наших комнатах, товарища Сталина дома не было.

Я в тот день после дневного дежурства пришел к себе в комнату и, усталый, не раздеваясь, прилег на кушетку.

Это было уже после десяти часов вечера. Во сне слышу сильный стук в дверь. Проснулся, спрашиваю:

— Кто там? Грубо отвечают:

— Отворите немедленно!

Я повторяю вопрос и слышу — говорят: «Из жандармского управления». Отворив дверь, вижу, стоит целая свора полицейских и жандармов. А перед ними подавленная фигура нашего сторожа, дежурившего в тот день вместе со мной.

Ворвались, спросили, кто я такой, кто еще тут живет, приступили к обыску. Обыскали сперва мою комнату, забрали и опечатали кое-какие легальные книги марксистского направления, составили протокол и дали подписаться. Потом вошли в комнатку товарища Сталина. Перевернули все вверх дном, шарили по углам, перетряхнули постель, но ничего не нашли. Книги товарищ Сталин после прочтения всегда возвращал, не держал дома, а нелегальные брошюры мы прятали между черепицами, у самого берега Куры. В этом отношении товарищ Сталин был очень осторожен.

После обыска второй комнаты снова составили протокол. Ушли ни с чем.

Я страшно волновался после их ухода — не знал, как предупредить, как дать знать товарищу Сталину об обыске.

Оказывается, во время обыска, как потом рассказывал товарищ Сталин, обсерватория была окружена снаружи полицейскими агентами. Агенты были в штатском, но узнать в них филеров наблюдательному глазу было нетрудно.

Все это бросилось товарищу Сталину в глаза, когда он проезжал на конке. Заметив на остановке такую необычайную картину, товарищ Сталин не сошел, конечно, и, как ни в чем не бывало, поехал дальше.

Сойдя у вокзала, он долго ходил по улицам в разных направлениях, чтобы только убить время и потом уже узнать, в чем дело.

Наконец, пройдя на Михайловскую улицу, товарищ Сталин заметил, что агенты по-прежнему наблюдают за обсерваторией. Пришлось снова уйти от места оцепления.

Долго ходил товарищ Сталин по городу, и, когда вторично подошел к зданию, никого вокруг уже не было. Но все же он не поверил внешним признакам и прошел во двор не как обычно — через калитку, с улицы, — а окружным путем, по берегу Куры. Войдя в комнату, товарищ Сталин расспросил меня о случившемся. Я ответил, что были незваные гости»[235].

Приведенный выше рассказ дает объяснение причин того, почему Сталин не был арестован вместе с другими видными социал-демократами. Он же служит аргументом против голословного утверждения Э. Смита о том, что «…Если бы Сосо не был предупрежден своими начальниками из полиции о предстоящих арестах, то он 21 марта 1901 года разделил бы тюремную камеру со своими товарищами по революционному движению. Его карьера до 1917 года отмечена аналогичными эпизодами»[236].

Сейчас я не стану полемизировать с такого рода утверждениями, поскольку не имеет никакого смысла чисто умозрительно, не располагая никакими весомыми фактами и доводами, делать столь категорические выводы, как это делает Смит. Вопрос о «сотрудничестве» Сталина с органами полиции будет рассмотрен в отдельной главе, причем не на базе каких-то сомнительных предположений, а в контексте всей его политической карьеры. Думается, что именно такой подход, базирующийся на почве фактов, а не спекулятивных гипотез, позволяет убедительно опровергнуть измышления относительно службы Сталина в качестве агента-провокатора царской охранки.

Да и вынесенное на другой же день после обыска постановление жандармского управления говорит само за себя: «…привлечь названного Иосифа Джугашвили и допросить обвиняемым — по производимому мною в порядке положения о государственной охране исследованию степени политической неблагонадёжности лиц, составивших социал-демократический кружок интеллигентов в г. Тифлисе»[237].

Но вернемся к основному сюжету нашего повествования. Обыск в обсерватории положил конец легальной жизни Сталина. Он вынужден был перейти на нелегальное положение, на котором находился вплоть до победы Февральской революции в 1917 году. В Краткой биографии этот важный во всей его дальнейшей политической жизни шаг излагается следующим образом: «21 марта 1901 года полиция произвела обыск в физической обсерватории, где жил и работал Сталин. Обыск и ставшее потом известным распоряжение охранки об аресте заставляют Сталина перейти на нелегальное положение. С этого момента вплоть до Февральской революции 1917 года он ведёт в нелегальных условиях напряжённую, героическую жизнь профессионального революционера ленинской школы.»[238]

Довольно красочно, хотя и с явной аффектацией, в своей апологетической книге о Сталине описал «прелести» нелегальной жизни французский писатель А. Барбюс в середине 30-х годов. Надо отметить, что он лично встречался с вождем и, вероятно, многие факты почерпнуты им непосредственно из бесед со Сталиным. (В скобках в интересах объективности надо заметить, что, по оценке Троцкого, «текст книги Барбюса состоит, главным образом, из ошибок»). Вот что он писал: «Займешься этим ремеслом, и куда ни глянь — на горизонте четко вырисовываются тюрьма, Сибирь да виселица. Этим ремеслом может заниматься не всякий.

Надо иметь железное здоровье и всесокрушающую энергию; надо иметь почти беспредельную работоспособность. Надо быть чемпионом и рекордсменом недосыпания, надо уметь перебрасываться с одной работы на другую, уметь голодать и щелкать зубами от холода, надо уметь не попадаться, а попавшись — выпутываться.»[239]

Собственно, именно такая перспектива была наиболее вероятной картиной будущей жизни Сталина, посвятившего себя карьере профессионального революционера. О том, что на этом поприще он добился определенной известности, говорит факт его избрания в ноябре 1901 года в состав Тифлисского комитета Российской социал-демократической рабочей партии.