Не вдаваясь в детали, можно сказать, что первоначально существовала отнюдь не эфемерная возможность того, что Гражданская война не являлась, по крайней мере до определенного рубежа, роковой неизбежностью. Такой она стала к середине 1918 года, когда силы старого порядка оправились, смогли консолидироваться, объединить под своими знаменами достаточно многочисленное войско. Именно в этот период, когда на селе стало заметно недовольство средних слоев крестьянства экономическими мерами большевиков, связанными с принудительным изъятием продовольствия для нужд голодавшего населения городов, и начали вызревать те самые предпосылки для Гражданской войны, о которых писал Ленин.
Отнюдь не случайно, что именно с середины 1918 года начинается отсчет действительно полномасштабной Гражданской войны, в которую оказались вовлеченными не верхушечные слои бывших господствующих классов, а достаточно широкие слои населения страны. Иными словами, Гражданская война стала неизбежной, когда появилась реальная надежда противостоящей стороны опереться на какую-то массовую поддержку. Именно эта реальная надежда сделала Гражданскую войну в России неизбежной и неотвратимой. Потенциальная возможность Гражданской войны стала суровым фактом действительности.
Все мои рассуждения о предпосылках Гражданской войны вовсе не означают, что я стремлюсь доказать явно недоказуемое, а именно то, что Октябрьская революция не имеет никакого отношения к возникновению этой войны. В конечном счете именно революция объективно стала тем исходным пунктом, который в конечном счете и привел к Гражданской войне в стране. Это, на мой взгляд, факт неоспоримый. Из него, однако, не следует делать вывода, что виновниками этой войны целиком и полностью были большевики, захватившие в свои руки власть и на практике начавшие осуществлять те требования, которые отвечали устремлениям подавляющего большинства населения России. Каждая революция сопряжена с насилием, да и сама она, как принято считать, выступает как наиболее масштабное и концентрированное выражение этого насилия. Насилия, доведенного до своей крайней точки. Здесь я полностью солидарен с мыслью, высказанной историком B.C. Кулешовым: «Ясно пока лишь то, что наша революция несла в себе не только очищающее, но и испепеляющее начало. Она разводила людей по разные стороны баррикады, превращая их нередко в опьяненную насилием толпу. Страшное озлобление, взаимная непримиримость затронули самые различные слои общества»[783].
Гражданская война явилась бедствием общероссийского масштаба. Гражданские войны в других странах (США в XIX веке, в Испании в XX веке и т. д.) несоизмеримы по своим жертвами и страданиям, которые они обрушили на народы своих стран с Гражданской войной в России. Хотя и там число жертв измерялось сотнями тысяч человек. В какой-то степени к нашей Гражданской войне по числу своих жертв и морю страданий, выпавших на долю народа, может быть приравнена гражданская война в Китае в минувшем столетии.
Помимо неисчислимого числа людских потерь Гражданская война в России принесла с собой массу других последствий, наложивших свою неизгладимую печать на весь исторический облик нашей страны и в ряде случаев предопределивших именно тот путь, по которому она пошла в дальнейшем. Именно в Гражданской войне надо искать корни многих проявлений безумной классовой ненависти, испепелявшей миллионы людей. Исключительно сильное воздействие она оказала на формирование определенных социально-психологических норм и стандартов, которые в дальнейшем превратились чуть ли не в эталон подлинно классового подхода к событиям и людям.
И Сталин был одним из тех, чьи воззрения во многом определялись прежде всего психологией, утвердившейся в период Гражданской войны. Об этом пойдет речь ниже, но здесь я хочу подчеркнуть одну простую мысль: многие более поздние политические взгляды и подходы Сталина сформировались во многом под воздействием Гражданской войны, под непосредственным влиянием тех норм и правил, которые принесла с собой эта война. Хотя, конечно, ко времени Гражданской войны он уже был человеком с вполне сформировавшимися и утвердившимися взглядами. Но человек, как и любая политическая фигура, продолжает формироваться и изменяться на всем протяжении своего бытия. В данном случае речь идет о том, что специфическая обстановка Гражданской войны ярче высветила присущие ему черты характера и особенности его политического мышления.
Общая постановка проблемы Гражданской войны требует осветить хотя бы в самом общем виде и некоторые другие вопросы, имеющие к ней непосредственное отношение. К ним относится прежде всего вопрос о терроре, который стал одним из компонентов всей атмосферы Гражданской войны. Не буду вдаваться в детали и подробно рассматривать проблему, кто первый начал использовать террор как инструмент достижения своих классово-политических целей. Но фактом остается, что террор, практикуемый в самых широких масштабах, постепенно превратился в один из важных инструментов Гражданской войны, стал ее визитной карточкой. Здесь, как и в целом по отношению к причинам этой войны, существуют два противоположных подхода. Одни возлагают полную ответственность за начало террора на большевиков. Другие целиком и полностью возлагают вину на противников Советской власти.
Как и во многих других аналогичных случаях, ближе всего к истине, на мой взгляд, является золотая середина. Есть мудрая китайская пословица — одна чашка не звенит. Так и в подходе к вопросу о терроре. Красный террор и белый террор были органически взаимосвязаны и взаимообусловлены. Без одного не было бы и другого.
Но историческая истина требует сказать, что первые шаги к террору как законному и оправданному средству борьбы против Советской власти сделали именно противники новой власти. Общеизвестен факт, что не кто иной, как генерал Корнилов в качестве первого организатора и руководителя Белой армии в январе 1918 года отдал приказ своим войскам, в котором однозначно предписывалось — пленных не брать![784] Не менее широко известны и факты террора против руководящих представителей Советской власти (убийство Урицкого и Володарского, покушение на Ленина 30 августа 1918 г.). Собственно эти акты террора и стали той искрой, которая разожгла пожар массового террора.
Большевики вынуждены были силой самих обстоятельств ответить на белый террор красным террором. Правда, некоторые исследователи указывают на несоразмерность ответных мер со стороны большевиков, возвысивших террор до уровня государственной политики. Но в конце концов вопрос о соразмерности или адекватности ответных мер не так прост, как может показаться на первый взгляд. Без учета сложной и чрезвычайно обостренной обстановки того времени на него нельзя дать однозначного ответа. А втискивать все в рамки элементарной черно-белой картины — значит намеренно упрощать положение.
5 сентября 1918 г., после покушения на Ленина, был принят декрет, вошедший в историю в качестве главного обвинительного акта против большевиков. В нем говорилось: «Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры»[785].
Едва ли здесь требуются особые комментарии. Декрет говорит сам за себя. Однако было бы упрощением рассматривать его в качестве своего рода манифеста, провозглашавшего террор в качестве вполне законного и необходимого средства обеспечения завоеваний революции. Вынужденный характер этой меры для объективного исследователя вполне очевиден. Другое дело, что на практике применение террора обернулось массовыми казнями сторонников белого движения, заложников и т. д. Это, как говорится, были исторические издержки. Но масштабы этих «издержек» приводят в состояние ужаса и оцепенения.