Время созыва заседаний Учредительного собрания неоднократно переносилось, поскольку новая власть в лице Советов во главе с большевиками нуждалась во времени, чтобы определить свое отношение к Учредительному собранию. Просто так, без всяких мотивов и обоснований, оно не могло отмахнуться от Учредительного собрания. В еще меньшей мере оно было готово признать его в качестве высшей верховной власти страны. Это было бы равносильно добровольному уходу с исторической сцены. К тому времени Вторым всероссийским съездом советов уже были приняты основополагающие декреты о мире, власти и земле.

Поэтому большевики в качестве главного тактического средства борьбы против Учредительного собрания избрали такой путь: Учредительное собрание должно одобрить принятые ранее декреты и признать Советы в качестве органов власти, отражающих интересы трудящихся масс. Надо сказать, что слишком серьезных разногласий в большевистской верхушке по отношению к Учредительному собранию не наблюдалось, что и понятно, поскольку речь шла о фактическом пребывании большевиков у власти и аннулировании итогов Октябрьской революции. Сталин находился в числе тех, кто последовательно стоял за разгон Учредительного собрания, хотя неделями раньше он публиковал статьи и материалы, в которых всячески превозносилась роль этого собрания в определении будущего России. Впрочем, такие политические сальто Сталина проделывал не раз, равно как и другие лидеры большевиков. Это можно назвать политической беспринципностью или политической гибкостью. Все зависит от того, с каких позиций подходить к данному вопросу: с точки зрения моральных критериев или политической целесообразности.

В конечном счете судьба Учредительного собрания еще до его открытия была предрешена. Большевистская фракция внесла предложение признать принятые советской властью декреты. В этой связи довольно любопытным было выступление меньшевика И. Церетели, который вскрыл явное противоречие в позиции большевиков, которые, с одной стороны, отрицали Учредительное собрание как высшую государственную власть, а, с другой стороны, апеллировали к нему, требуя признания советских декретов. Приведу соответствующий фрагмент из стенограммы заседания: «Позвольте мне сказать, что не только с моей точки зрения и не только с точки зрения огромного большинства народов России, избравших это Учредительное собрание как полновластный орган, но и с точки зрения тех партий, которые гордо заявляют об отсутствий необходимости отчитываться перед Учредительным собранием, это Учредительное собрание является органом верховной народной воли, ибо если это не так… (Голос слева: нет, не так…), то чем объяснить ваше предложение Учредительному собранию санкционировать то, что здесь было предложено? (Рукоплескания в центре и справа. Голос слева: но санкционировать, а не бороться.)

Председатель. Прошу покорнейше молчать. Прошу успокоиться.»[640].

Однако никакие дискуссии уже не могли что-либо изменить: дамоклов меч, нависший над Учредительным собранием России, опустился, и оно перестало существовать. Разве что оставив о себе воспоминания участников и куцую стенограмму заседаний.

Кстати, именно в этой стенограмме зафиксирован ставший знаменитым эпизод, когда матрос Железняк, начальник караула, потребовал прекратить заседания. Вот как это отражено в стенограмме: «Гражданин матрос (т. е. Железняк). Я получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания, потому что караул устал. (Голоса: «Нам не нужно караула».)

Председатель. Какую инструкцию? От кого?

Гражданин матрос. Я являюсь начальником охраны Таврического дворца, имею инструкцию от комиссара.

Председатель. Все члены Учредительного собрания очень устали, но никакая усталость не может прервать оглашения того земельного закона, которого ждет Россия. (Страшный шум. Крики: «Довольно, довольно!») Учредительное собрание может разойтись лишь в том случае, если будет употреблена сила! (Шум. Голоса: «Долой Чернова!»)

Гражданин матрос... (Не слышно.) Я прошу покинуть зал заседания»[641]

Подводя краткий итог этой внешне трагикомической[642], но на самом деле драматической истории с Учредительным собранием, можно заключить, что этот эпизод поставил своеобразную точку в попытках направить Россию по пути либерально-демократического развития западного толка. Насколько такой крутой поворот событий соответствовал глубоким национально-государственным интересам России и ее будущему, покажет лишь время. Надо особо подчеркнуть, что лейтмотивом большевистской позиции было следующее положение, сформулированное в декрете ВЦИК о роспуске Учредительного собрания: «старый буржуазный парламентаризм пережил себя, что он совершенно несовместим с задачами осуществления социализма, что не общенациональные, а только классовые учреждения (каковы Советы) в состоянии победить сопротивление имущих классов и заложить основы социалистического общества.»[643].

Краткий обзор отношения Сталина к предпарламенту и Учредительному собранию в наше время представляет собой сугубо исторический интерес, тем более что с победой в Октябре и предпарламент, и Учредительное собрание бесславно канули в стремительно текущую реку истории. Несомненно, более серьезный и более актуальный интерес вызывает вопрос о том, как участие Сталина в этих, с позволения сказать, парламентских битвах (а он в качестве члена ВЦИК и даже президиума ВЦИК, депутата Учредительного собрания в силу своего положения неоднократно вступал в переговоры и другие контакты с деятелями парламентских органов власти, и, соответственно, приобрел соответствующий опыт в этих делах), — как парламентская деятельность Сталина в целом повлияла на формирование его отношения к парламентам как органам представительной государственной власти вообще.

Говорить, что на этот счет нет каких-либо вполне достоверных и однозначных фактов и свидетельств, нет оснований. Такие свидетельства, зачастую более чем красноречивые, имеются в сочинениях Сталина. Достаточно сослаться на его выступление на 3-м Всероссийском съезде Советов, чтобы уяснить его истинное, а не показное, чисто официальное отношение к парламентаризму. Более того, в этом выступлении содержится и типично сталинское понимание выборов и соотношения между выборными органами и подлинной властью. Полемизируя с Мартовым на этом съезде, Сталин сделал следующее довольно остроумное и весьма многозначительное заявление: «Да, буржуазный парламентаризм мы похоронили, напрасно Мартовы тащат нас к мартовскому периоду революции. (Смех, аплодисменты.) Нам, представителям рабочих, нужно, чтобы народ был не только голосующим, но и правящим. Властвуют не те, кто выбирают и голосуют, а те, кто правят. (Бурные аплодисменты).»[644].

Эта мысль Сталина, в сущности, выражает его понимание демократии, дает ясное представление, какую ценность в его глазах имели представительные органы власти и сами выборы как непосредственный инструмент осуществления народовластия. Оговорка, что речь идет о буржуазном парламентаризме, в данном случае не меняет существа дела. В дальнейшей политической деятельности Сталина мы еще не раз столкнемся с, мягко выражаясь, скептическим отношением к институту выборов и к тому, как этот институт соотносится с реальными рычагами осуществления власти. Поэтому мне особенно хочется акцентировать внимание на приведенном выше высказывании Сталина как на одном из краеугольных камней в его концепции политической власти и управления.

В дополнение и подтверждение данного своего утверждения приведу высказывание Сталина на рассматриваемую тему, относящееся уже к 20-м годам, когда он уже обрел достаточный опыт участия в управлении государством и мог выносить суждения, подкрепленные практикой жизни. Так, в речи на совещании работников Рабоче-крестьянской инспекции, наркомом которой он являлся, Сталин недвусмысленно сформулировал свое кредо относительно истинных источников власти в государстве: «…страной управляют на деле не те, которые выбирают своих делегатов в парламенты при буржуазном порядке или на съезды Советов при советских порядках. Нет. Страной управляют фактически те, которые овладели на деле исполнительными аппаратами государства, которые руководят этими аппаратами»[645].