Когда Сереге стукнуло девятнадцать, и он потихонечку начал превращаться в Сергея Александровича, его посетила мысль, а не пора-ли ему жениться? Вот с этой мыслью и своей будущей женой, Инной, он и появился у меня, в поисках совета и одобрения. Честно говоря, покурили в коридорчике, поболтали о том, о сем, а в результате Серега женился. Все бы ничего, но почему-то меня очень смущал этот брак. Простой скромный парнишка, без каких либо особенных талантов, а тут внучка известного генерала, огромнейшая квартира в доме Љ1. В подъезде вохры и прочее, молоко, продукты на дом, а тут Серега. Как-то это не укладывалось в мои представления. Что-то не так.

Вскоре у Сереги появился сынишка Влад и все вроде пошло своим чередом, но…

Что-то не срослось. Инна частенько стала выпивать, а немного погодя ушла вместе с Владиком к другому. Серега страшно переживал, но в "горькую" не ударился. Их пути разошлись, что поделаешь, нужно как-то жить дальше.

На какое-то время он потерял Инну из вида…. После смерти деда- генерала она продала шикарную квартиру и начала медленный путь своего падения. Менялись мужья. Менялись квартиры, становясь все меньше и меньше. Разница успешно пропивалась, а работать она уже давно не работала. Когда Серега узнал, что Влад в десять лет не умеет ни читать, ни писать и живет впроголодь, не секунды не сомневаясь, забрал его к себе. Зажили, как говориться вдвоем.

Руки у Инны теперь были полностью развязаны, и она ударилась во все тяжкие. Хотя куда уж больше?

Очередная квартира Инны находилось теперь в поселке, далеко за чертой города. Оно скорее напоминала сарай, без окон и дверей, нежели человеческое жилье. Черные риэлторы четко знали свое дело. Из запоев Инна уже не выходила, родные и близкие давно на нее махнули рукой. Побиралась и пропивала все, что попадало под руки. Как закончилась эта история мы, наверное, и не узнали, если бы…

На улице стоял морозный декабрь. Снега было не много, а мороза хоть отбавляй. Погода вообще перестала благоволить человеку. Этой зимой Инна родила. Что, кто, от кого? Да кто его знает. Вся жизнь в пьяном угаре. Вечером, возжелав очередной пузырек боярышника, она собралась в ближайшую аптеку. Ребенок капризничал, кричал и не давал ей покоя. Понять, что ребенок голодный не позволяли пропитые мозги. Трясущимися руками она завернула дитя в рванину и поплелась на поиски денег. Ушла в ночь и больше не вернулась.

В утреннем сумраке нарождающегося дня у покосившегося серого забора лежали два замерзших тела. Труп Инны и её младенца.

Кто-то скажет, что собаке, собачья смерть. Нет, позвольте с вами не согласиться. Болезнь не разбирает ни чинов, ни людей. Она просто их просто пожирает, отбирая человеческий облик и разум. А смерть- это всего лишь итог. Итог жизни, какой бы она не была.

…..Серега женился, воспитывает чужую дочь. Влад давно уже вырос.

И дети твои кони.

День стоял удушливый. Несмотря на яркое солнце и жаркую погоду испаряющаяся влага после ночного дождя нависла над городом. Как-то странно и неестественно в этом липком и вязком воздухе звучал детский смех. Он доносился из скверика вытоптанного маленькими ножками до состояния египетской пустыни. Скверик имел уродливо — причудливый вид. Жалкое напоминание об имевшемся когда-то в его центре цветнике и пара истерзанных лавочек сплошь заваленных объедками и обрывками цветастой упаковки. Три чахлых березы, чудом уцелевших от нашествия низкорослых варваров, безучастно склонили свои обломанные и изрезанные ветки. Стекло, пивные банки, бутылки, пробки в огромном количестве усеивали всю крохотную территорию, создавая вид более подходящий для заброшенной свалки. Облокотившись на один из грязно-белых стволов, в живописной позе угрюмого мечтателя, застыл местный завсегдатай. Напротив него пристроился мужичок с улыбкой уставшего павиана и трясущимися ручонками. Он напрягал все свои силы и видимо не в первый раз пытался извлечь пробку из зеленой бутылки. Картина была бы не полной, забыв я описать еще одну удивительную пару. Они вяло потягивали пивко из металлических банок и достаточно громко вели далеко не светскую беседу, восседая верхом на одной из лавочек. В этой паре не было бы ничего удивительного, если бы… Первый лет сорока пяти был лыс как колено, худ и высок как фонарный столб. Полной противоположностью ему был его собеседник огромный, низенький и жутко волосатый молодой парень. Волосатый, отчаянно жестикулировал свободной рукой так, как будто вбивал в землю бетонные сваи, при этом говорил детским писклявым голоском. Его смех вызывал постоянное желание обернуться и найти глазами спрятавшегося, где то за его могучей спиной ребенка. Лысый же отвечал ему густым басом. Он медленно, как бы на распев, проговаривал каждое слово. Со стороны беседа выглядела, как обсуждение крайне важной для обеих сторон темы. Это было видно по их заинтересованности в разговоре и огромному эмоциональному накалу, с которым они говорили. Поравнявшись с ними, я отчетливо услышал отрывок заинтриговавшей меня полемики. Детский смех, взмах руки и краткая, но уникально точная фраза поразила своей простотой и логичностью. — …Конь ты и дети твои кони…

Тетка.

Жизнь продолжается, но уроки прошлого не всем идут на пользу. Наблюдая картины жизни и смерти, я не раз убеждался, что многие считают, что это происходит с кем-то, а у них все будет по-другому. В особенно это касается разговоров о болезнях. Русский авось да, небось, к несчастью наш главный аргумент. Да плюс тотальная медицинская не грамотность, вот и результат.

Более добродушного и хлебосольного человека, чем моя тетка, я, пожалуй, и не встречал. С раннего детства я видел, как вокруг нее кружится веселая жизнь. Но это только внешне. Её настоящая жизнь не была такой сладкой. Родившись и прожив всю молодость в жутком подвале, где в одной комнатушке ютилось шесть человек, она всегда стремилась к свету и празднику. Её мало интересовал быт. Она не гонялась за модной одеждой. Нет, ее интерес был в компании, в людях, собравшихся за одним столом. Её щи с петрушечкой и взрывающиеся во рту соленые помидорчики, да под рюмочку холодной водочки…эх…, да разговоры не о чем, да прогулки на Окский откос…. И все это так не затейливо, так, что это не напрягало, а наоборот рождало ощущение тепла и отрешенности от всей суеты. Любой человек, однажды побывав у нее, становился ей, как близкий родственник. В любое время дня и ночи он мог найти у нее приют. Она порой раньше наших родителей узнавала обо всем. Даже невест своих мы сначала приводили знакомиться к тете Люсе, а уж потом…. Менялось время, менялись люди, только у нее все оставалось по-прежнему. Старый стол, маленькие окна и две гладкоствольные рябины в полисадничке.

— Забыл, совсем забыл тетку, не приходишь, зазнался, — не злобно выговаривала она, целуя племянника. Отговорок для нее не существовало. Да и как можно было ей отказать.

Время шло. Воспитывала, как могла, двоих пацанов, любила мужа, работала, а привычка посидеть и пропустить стопочку тем временем потихонечку стала перерастать в повседневную потребность. Медленно, но уверенно она стала превращаться в больного человека. Цирроз печени, асцит…. Диагноз не удивил меня, а скорее подтвердил все самые наихудшие опасения. Тетка медленно и мучительно умирала. Помочь бы, да не принимают они помощь, не слышат. Верят, черт знает, каким жуликам от медицины, платят бешеные деньги, поят ее снадобьем и верят в чудо. Но, как известно, с таким диагнозом, чудес не бывает.

Не удержался, приехал, посмотрел и ахнул. Измученное желтушное лицо с ввалившимися глазами и огромный, не менее ведра живот, наполненный жидкостью. Боли, боли, боли…..

— Что ж вы делаете люди? Почему все сами, да сами? Почему в вас живет, эта пещерная вера в авось не меня, авось пронесет? Где предел, за которым наступает безразличие к происходящему вокруг? Почему наши безрассудные поступки должны отражаться на жизни других людей?

Её держали дома и боялись, что в больнице она не выдержит и погибнет, и додержались. Когда наступил край, ее протрясли на легковушке до больницы и госпитализировали. Могли ли что-то сделать врачи? Сомневаюсь. Попытались…… но…. Через несколько часов ее не стало….