Этот разговор произошел незадолго до рождества, когда его выписали из больницы и семья еще не оправилась от панического страха за его жизнь. После они об этом не заводили разговора, хотя Марк иногда кое о чем спрашивал. Но о своих собственных планах не заикался.

Tea, наверное, слышала, о чем они говорили, и, после того как они молча поели, тоже стала задавать вопросы. Ей, видимо, как и Марку, любопытно было узнать подробности, и она, конечно, была согласна с сыном, что в данном случае Ягер мог бы что-нибудь рассказать.

– Рик, наверное, чувствовал себя сегодня героем дня? – с невинным видом обратилась она к Марку.

– Ты этого мальчика знаешь? – спросил Эрик Ягер.

– Разумеется.

Еще бы ей не знать. Немало ребят приходило к ним домой, а он их никогда и в глаза не видел.

– Он еще легко отделался, – ответил Марк на вопрос матери. – Никак опомниться не может. Но для него это полезно. – Он взглянул на отца. – Все утро приставал ко мне: мол, не рассказывал ли ты об этом случае. Но я ему прямо сказал, что ты этого никогда не делаешь и, даже если б и рассказал, я все равно передавать не буду.

Tea засмеялась.

– Пока и рассказывать-то нечего, – ответил Эрик Ягер на явный намек сына. – Мы кое-что узнали о жертве, а о преступнике ровным счетом ничего. Советую твоему другу читать газеты. Сегодня была пресс-конференция.

Марк скорчил гримасу.

– «Насчет мотивов преступления и личности убийцы полиция пребывает во мраке неизвестности». Такова, кажется, обычная терминология? – сказал он с полным ртом.

– И на сегодняшний день это горькая правда, – отозвался отец. – У нас нет даже соломинки, за которую можно было бы уцепиться… Да, а эта гимназистка, что живет на вилле возле Заячьего пруда, – ее, кажется, зовут Руда, – она как будто хорошая девочка, верно?

Марк засмеялся.

– Это что, допрос? Или просто так интересуешься?

– Все может иметь значение.

– Я уверен, ты говоришь это всем, кого допрашиваешь. Но, насколько я могу судить, с ней все в порядке.

– Рик в нее влюблен? – спросил Эрик Ягер не столько ради дела, сколько из любопытства, чтобы проверить свое первое впечатление.

– Кто его знает. Бабник он.

– Боже мой, что за лексикон! – сказала Tea. – Неужели у ваших девушек в чести бабники?!

– Труда не из таких, – уверил ее Марк. – Она очень серьезная. Много работает. По-моему, собирается на медицинский.

– Что она говорила насчет убийства их садовника? – спросил Эрик Ягер.

Марк был поражен.

– Разве этот парень был их садовником? Об этом она даже словом не обмолвилась. Она вообще держится в стороне от этого дела. Кто-то ее спросил, не слыхала ли она выстрела. «С ума ты, что ли, сошел?» – сказала она. Хотя все это практически произошло у порога ее дома.

– Положим, это несколько преувеличено. Меня бы скорее удивило, если бы она слышала выстрел.

– Вот и она так говорит. «Ничего не заметила», и точка.

До конца обеда Tea и Марк разговаривали только друг с другом.

А Эрик Ягер задумался над тем, почему Труда не рассказала в гимназии, что убитый служил у них помощником садовника. Разве ей не было интересно поделиться такой новостью с одноклассниками?

7

Дождавшись восьми часов, Эрик Ягер поехал на виллу Хохфлигера, чтобы поговорить с Рулом, стариком садовником. Он мог бы послать Херстала, или Схаутена, или Де Грипа, но ему хотелось лично познакомиться со всеми обитателями большого дома на Эуропасингел.

Сперва он проехал мимо виллы и оставил машину на пригорке возле Заячьего пруда. Ягер собирался еще раз спокойно осмотреть место преступления примерно в тот час, когда оно произошло. Возможно, окружающая обстановка наведет его на какие-нибудь мысли.

Как он и предполагал, в этот вечерний час здесь не было ни любопытных, ни праздношатающихся. Только этим все и исчерпывалось. Дождь, правда, прекратился, но сильный ветер еще гнал к востоку тяжелые тучи. На западе синела уже широкая полоса, которую прорезали последние солнечные лучи, скользившие по краю тучи и отбрасывавшие какой-то нереальный отсвет на пруд и лес. К тому же было очень промозгло.

Сегодня здесь все было не так, как в тот вечер, когда застрелили Криса Бергмана из его же собственного новенького пистолета.

Ягер опять спросил себя, сколько людей знали, что у Криса есть оружие.

Место убийства ничего Эрику Ягеру не говорило. И искать что-либо, не замеченное сотрудниками технической бригады, совершенно излишне – он мог бы поручиться, что они ничего не упустили. А беспокойно раскачивающиеся верхушки деревьев явно не собирались выдавать тайну драмы, главными свидетелями которой они были.

И все-таки Ягер задержался у Заячьего пруда до сумерек.

Примерно без четверти девять он вышел на дорожку, ведущую к вилле Алекса Хохфлигера, и тут его чуть не сбил темно-синий «вольво», который на большой скорости вылетел из-за поворота. Едва не зацепив железные створки распахнутых ворот, машина промчалась еще метров пятнадцать и остановилась перед гаражами.

Алекс Хохфлигер вышел из автомобиля и направился к крыльцу. Услышав за спиной «добрый вечер» Эрика Ягера, он испуганно вздрогнул, но тем не менее Ягер усомнился, что Хохфлигер его не заметил: начинало темнеть, но несколько секунд он стоял в ярком свете фар.

Он что же, лихач? – спросил себя Ягер и тотчас сообразил: Алекс Хохфлигер выпил, и больше, чем следовало. От него несло перегаром, взгляд был мутным, но держался он с апломбом и даже протянул инспектору руку.

– Ну, как дела со следствием? Хотя я, видимо, не вправе спрашивать об этом. – Не дожидаясь ответа, он задал следующий вопрос: – Вы, наверное, приехали поговорить с Рулом? Он, должно быть, еще в саду. Думаю, вы предпочтете побеседовать с ним в привычной для него обстановке.

Да, в известной проницательности Хохфлигеру не откажешь, но ясно и еще одно: он вовсе не горит желанием второй раз принимать у себя в доме полицию.

Ягер зашагал за Хохфлигером мимо гаражей, потом вдоль высокой ограды теннисного корта, освещенного садовыми фонарями. Потом они прошли еще метров десять по узкой дорожке, обсаженной хвойными и разными другими деревьями, и очутились перед строением из сосновых бревен с сосновой же крышей – этакий деревенский сруб. Дверь была раскрыта, и оттуда вырывался широкой сноп света.

Пожилой мужчина, который, стоя у верстака, смазывал маслом садовые ножницы, взглянул на Эрика Ягера проницательными голубыми глазами. Он немного сутулился, как большинство людей, всю жизнь занимавшихся тяжелым физическим трудом, но в остальном никак не производил впечатления дряхлого старика. Движения у него были быстрыми, а пожатие мускулистой руки – твердым.

Он указал Эрику на один из плетеных садовых стульев, окружавших круглый стол, и вернулся к своим ножницам. Но Эрик Ягер тоже предпочел постоять.

Помещение было больше чем наполовину завалено всевозможным садовым инвентарем. У одной стены рядом с мешками земли или навоза стояла тачка. Пахло влажным грунтом и свежестью. Эрику Ягеру показалось здесь куда уютней, чем в роскошной библиотеке Алекса Хохфлигера.

Он стал у короткой стороны верстака, чтобы, разговаривая с Рулом, смотреть ему прямо в лицо.

– Нынешняя молодежь наплевательски относится к инструментам, – проворчал Рул. – Где работали, там и бросили, или, того хуже, – швырк в угол, и дело с концом. Никак не мог я приучить Криса беречь инструмент. – О Крисе он сказал с грустью. – Н-да, теперь уж не доведется его учить… Все это очень печально, менеер. А вам приходится ломать голову…

– Над чем? – дружески спросил его Ягер. Старик пристально посмотрел на него.

– Сами знаете, о чем я. Или вы уже раскрыли это преступление?

– Что собой представлял Крис Бергман? – Эрику Ягеру казалось, что Рул не прочь побеседовать.

Рул взял масленку, выдавил несколько капель масла на тщательно вычищенные ножницы и снова принялся их чистить.