7 января 1997 г. ранним утром позвонила радостная Маргарита Карловна Раценская, поздравила с Рождеством и сказала о главном: "Из крымской астрофизической обсерватории мне сообщили, что именем Сергея Николаевича Анохина названа открытая астрономами малая планета. Бумаги никакой на этот счет я пока не имею, потому никому об этом не говорю..." В голосе Маргариты Карловны чувствовались гордость за мужа и естественное желание поделиться неожиданной радостью...

В новом для нас мире совсем иных новостей с первых полос газет и экранов телевидения: о звездах шоу-бизнеса и спорта, олигархах и топ-моделях, ворах и киллерах для такого "рядового" сообщения места, конечно, не нашлось и на задворках. А жаль! Жаль профессионалов-журналистов, жаль государственных мужей, кто по достоинству мог бы оценить то неизгладимое и малоизвестное ныне широкому кругу людей, что было сделано в отечественной авиации и космонавтике, а следовательно, в нашей жизни, одним из самых ярких представителей некогда могучей и редкостной когорты, созвездия героев-интеллектуалов летчиком-испытателем Сергеем Николаевичем

Анохиным.

История моторного полета человека не насчитывает еще и века. Но она уже богата необыкновенными именами, событиями. Самолет -прежде всего дитя гения инженера, ученого, благодаря которым невообразимо возросли скорость, дальность, высота полета самолета, его грузоподъемность. Это еще и вызов природе, стихии, в котором смелость, выносливость, талант и умение летчика, испытателя в еще большей степени, чем у конструктора, становятся если не главными, то, возможно, самыми впечатляющими движущими силами новых и новых шагов на пути развития летательных аппаратов. Мало того, что летчик-испыта-тель находится на пике последних достижений самых разных областей знаний и технологий. Он - редкий (и сегодня особенно редкий) человек обостренного чувства долга, человек, почти не принадлежащий себе, своей семье.

Отечественная авиация знает имена выдающихся летчиков-испыта-телей Летно-исследовательского института авиационной

промышленности - ЛИИ, Научно-испытательного института Военно-

воздушных Сил - НИИ ВВС, опытных конструкторских бюро, Государственного Научно-исследовательского института гражданской авиации - ГосНИИ ГА, заводов: Б. А. Анопов, С. Н. Анохин, К. К. Арцеулов, Ю. А. Гарнаев, М. М. Громов, О. В. Гудков, В. Г.

Иванов, В. С. Ильюшин, В. К. Коккинаки, М. А. Нюхтиков, Н. С. Рыбко, Г. А. Седов, В. А. Степанченок, П. М. Стефановский, А. В.

Федотов, Г. М. Шиянов, А. П. Якимов - список легко дополнить и трудно оборвать...

Летчики, как правило, не любят "табелей о рангах". Да и как их любить, если рангов всего два - три, а летчиков - десятки. К тому же, как можно сравнивать эпохи, как предпочесть Державина - Цветаевой, Толстого - Пушкину, Бунина - Чехову, классику - модернизму, симфонию - джазу... Все это так. И тем не менее, в той же литературе в столетье-другое раз рождаются те, кто объективно возвышаются над всеми как вершина недосягаемая. Редко когда это признается современниками, даже (и, может быть, особенно) самыми талантливыми из них. Но время, рано или поздно, более или менее справедливо, расставляет всех по своим местам.

Вот так и в авиации. Пожалуй, самые яркие отзывы профессионалов-коллег заслужили два наших летчика-испытателя: М. М. Громов и С. Н. Анохин.

Громов завоевал это поистине огромной, исключительно организованной, продуманной работой в еще довоенное время - в качестве шеф-пилота ЦАГИ и ОКБ А. Н. Туполева, впервые подняв в воздух множество исторических, новаторских самолетов. При этом он сумел избежать сколько-нибудь серьезных аварий и происшествий в сложных и опасных испытаниях.

Сергей Николаевич Анохин в известном смысле был прямой противоположностью Громову. Для Анохина не было вопроса в том, кто "номер один" среди испытателей. Он по-своему ценил и ставшего уже знаменитым Ю. А. Гарнаева, и только восходившего к профессиональным высотам О. В. Гудкова, которым многое дал. Он помнил и глубоко чтил В. А. Степанченка, у которого многое взял. Он признавал редкий талант Г. А. Седова... Но Громова он уважал особенно, безоговорочно. В свою очередь Громов, как и подавляющее большинство других летчиков и специалистов, видел, что по совокупности достигнутого и пережитого в летных испытаниях некого поставить рядом с Анохиным. Некого - если вспомнить те невероятные многочисленные критические ситуации, в которые он попадал волею обстоятельств как испытатель, охотно бравшийся за самые трудные и опасные работы ЛИИ и ОКБ, из которых выходил неизменно успешно, хотя и не без потерь. Некого - если вспомнить его немногословие и скромность.

Ни Громов, ни Анохин не были святыми. Но если и был у нас лучший летчик-испытатель всех времен, то, надо согласиться с Сергеем Николаевичем, это его старший друг М. М. Громов. Громов же отдавал пальму первенства Анохину, и, возможно, он по-своему прав. Одно можно сказать без колебаний: в послевоенное время, когда Громов уже не летал, у нас не было другого такого выдающегося летчика-испытателя, как С. Н. Анохин. Хотя в ту пору, пору разительных перемен в авиации, резко возросли объем и сложность летных испытаний, и они были немыслимы без большого отряда летчиков высшего класса. Доподлинно о жизни и подвигах этих людей знает лишь весьма узкий круг авиаторов. В нашем рассказе о них хотелось бы следовать принципу Бенджамина Франклина, который провозглашал: "Я ни о ком не буду говорить плохо, но расскажу все хорошее, что знаю

0 каждом". Наш рассказ основан на документах и воспоминаниях людей, близко знавших Анохина и его товарищей. В этих воспоминаниях и документах есть все: правда и вымысел, глубокий анализ проблем и примитивные внутриклановые "разборки", почитание товарища и самоутверждение...

Никто и никогда в среде летчиков, ученых, инженеров, техников, ни в молодости Анохина, а родился он 19 марта (по старому стилю, или

1 апреля - по новому) 1910 г., ни в пору, когда он стал непререкаемым авторитетом, не слышал от него не только недоброго, но и грубого или дурного слова. Всегда он был сдержан, дисциплинирован, всегда от него веяло вниманием и добротой. Все это было органичным в нем, природным, рожденным духом добропорядочной старинной московской семьи Анохиных, естественным, как уважение к любому труду и как стремление хорошо делать любую работу. Он не любил наряжаться, но всегда был одет аккуратно, опрятно, чисто - в этом он был весь. Он притягивал к себе людей - и на работе, и дома, и в гараже (где, кстати, в идеальном порядке находились его ухоженные автомобиль, мотоцикл). Любил друзей, любил застолье, и его любили все или почти все, кто его знал... Он стал легендой при жизни. Он - сама история развития авиации в ее переломный период, история практического перехода от дозвуковых скоростей полета к околозвуковым, далее к сверхзвуковым и гиперзвуковым, космическим скоростям.

1. Д О З В У К

РОДИТЕЛИ. ПЛАНЕРИЗМ

За родительский стол прадеда Сергея Анохина садились три невестки. У детей большой дружной семьи были свои няньки, так что дети росли в постоянном внимании и строгости. Это потом все разделилось. С приходом советской власти из общего дома всех выселили. И матери Сергея после смерти в 1934 г. его отца пришлось ютиться с четырьмя детьми "по углам". Вначале - среди цыган в Покровском-Стрешневе, а потом - на частной квартире в подмосковном Быкове. И отец, Николай Сергеевич Анохин, и мать, Алевтина Павловна Иванова, работали бухгалтерами. Верующие люди, старообрядцы, они воспитали своих детей в благочестии и порядочности, уважении к богу и человеку.

Жена Анохина, Маргарита Карловна Раценская, считала мать Сергея Николаевича, Алевтину Павловну, жившую в их семье в войну, своей матерью, и в их с Сергеем Николаевичем квартире всегда, в каждой комнате, в красном углу находилось место святой иконе. Причем, тогда это было не только не принято, не модно, но и довольно "вредно" для тех, чей дом посещали разные люди, в их числе -работники ЦК. Ни Сергей Николаевич, ни Маргарита Карловна в церковь не ходили, но почитание иконы, как почитание матери и предков, от которых унаследованы святыни, как любовь к древнему, возвышенному, духовному искусству, было у них в крови.