случае, Сергей Николаевич восхищался ее колоссальной работоспособностью в отряде космонавтов...".

От разных людей я слышал о непростых отношениях Анохина с А. С. Елисеевым. Знал, что Сергей Николаевич многое сделал именно для Елисеева и прежде всего для его космической карьеры, поскольку у Алексея Станиславовича путь в космонавты оказался особенно непростым. От разных людей слышал также, будто Елисеев оказался человеком не очень благодарным по отношению к Анохину...

Встреча и разговор с Алексеем Станиславовичем стали для меня абсолютной необходимостью, и они помогли многое разъяснить. Причем мало кто с таким желанием и немедленно соглашался на такую встречу. Елисеев пригласил меня к себе, в оффис на юго-западе Москвы. Было совершенно очевидно, что Алексей Станиславович очень занятой человек, время его расписано по минутам, но он никак не торопил меня с вопросами, внимательно выслушал их и не был краток в ответах.

Первые вопросы были связаны с началом работы Анохина (и инженера КБ Королева Елисеева) по космической тематике, с их первым знакомством и его продолжением.

«Тогда Королев начал заниматься серьезно пилотируемыми полетами - вспоминал Елисеев. - У нас были задумки сделать лунную программу. Первый проект так называемого "поезда" создавался в 1963 г. И как элемент этого "поезда" разрабатывался корабль "Союз".

Королев пригласил несколько летчиков для того, чтобы они помогали скомпоновать корабль и решить задачи, связанные с присутствием на борту человека. Галлай никакого отношения к этому не имел. Он вообще у нас не работал. Он появлялся на космодроме как гость и человек такой, которого знали. У нас было два летчика - Сергей Николаевич Анохин и Леонид Михайлович Кувшинов. Анохин с Кувшиновым, может быть, пришли раньше Лобанова и Борисова. Я занимался тогда ручным управлением. И Раушенбах, он был моим начальником, рассказал мне, что к нам поступили работать вот эти два человека. Вы, говорит, с ними посоветуйтесь, какую надо закладывать логику в ручном управлении. Я тогда пошел в наш

демонстрационный зал, встретил их там двоих, и мы долго говорили на эту тему. Тогда я впервые увидел Анохина. Слышал о нем, но увидел впервые. Второй уже раз я с ним соприкоснулся, когда мы стали готовить полет Леонова. Он опять помог мне организовать в ЛИИ необходимые полеты на Ту-104. И потом он возглавил отдел. Отдел призван был писать инструкции, но реально они в этом направлении мало что делали, честно скажу. Потому что инструкций как таковых еще не было. Вместо инструкций космонавту писали методику ручного управления. Она создавалась нами, в нашем отделе, поскольку только мы знали, как устроена система управления. И единственное, что мы передавали в этот отдел, не помню уж почему, это расчеты по расходу топлива на разные операции, чтобы понять, как по программе полета будут меняться запасы топлива.

Анохин был сразу же вовлечен в оформление рекордов по этим полетам. И все рекордные материалы, связанные с полетами первых космонавтов, шли через спортивного комиссара Борисова и Анохина. От нас Анохин все это дело курировал.

Когда была создана первая группа, где-то в начале 1966 г., в нее вошел Анохин. Он был с нами в профилактории. Занимался вместе физкультурой, ходил на лекции, изучал азбуку Морзе... Конечно, ему сложно давалась техника, но он как-то в голове фильтровал информацию. Разговоры о высоких материях он пропускал, не пытаясь в них разобраться. Он вылавливал то, что ему нужно было знать как летчику. Вот это он сразу хватал, сразу понимал, сразу представлял себя на месте человека, который будет управлять аппаратом. Тогда была "война" нашего КБ с военными, они не хотели пускать гражданских. У Королева, конечно, было больше внутреннего убеждения, чем у Мишина. Королев видел в этом гораздо большее. Мы, кстати, на эту дорогу так и не встали. Американцы на ней стоят и поныне. У Королева перед глазами была школа летчиков-испытателей. Летчик является лучшим советчиком для Главного конструктора. Это его партнер. Он с ним думает вместе: этот прибор удобнее сюда поставить, это кресло удобнее сделать так... После Королева такая разумная линия не была выдержана. Американцы с самого начала встали на этот путь. У них нет центра подготовки космонавтов. У них в головном проектном подразделении, в центре имени Джонсона, там, где идет

проектирование, там космонавты и сидят. Там они участвуют в работе на всех этапах. Там руководитель проекта, как только возникает вопрос по кораблю, обязательно зовет астронавтов, чтобы с ними посоветоваться. То же делается у нас в авиационной

промышленности. Мы же в нашей космонавтике создали отдельную школу - это была большая ошибка. Вложили огромные деньги и нанесли большой вред делу. Поэтому у нас, сплошь и рядом, слышишь, как прилетают космонавты и начинают хаять те или иные системы, решения. Я был на нескольких правительственных комиссиях. Помню, однажды у Мишина давление подскочило до 220, когда он вместе со всеми услышал неграмотную критику "дерьмового корабля", на котором "вместо трех гироскопов поставили два". Космонавты не были участниками создания корабля, он был для них чужим...

Я встречался с Анохиным на первых тренировках. Это были морские испытания в районе Феодосии. Там тогда были и Гагарин, и Комаров. Вся та группа была. И картина была смешная. Спускаемый аппарат принадлежал нам, промышленности, а тренироваться должны были они, военные. Они говорят: мы вас не пустим на тренировки. А

Лобанов, он вел тогда переговоры, говорит в ответ: "Ну, тогда мы вам не дадим аппарат. Вы, пожалуйста, тренируйтесь, прыгайте в воду" И только тогда мы договорились тренироваться через раз. Один раз -гражданский экипаж, один раз - военный. Тренировки эти проходили ночью. И, так получилось, я тренировался с Анохиным и Макаровым. Анохин, которому тогда было уже где-то 54 - 55 лет, работал превосходно. Его нельзя было отличить от всех остальных. Более собранный, чем те, кто помоложе, очень организованный, он все делал точно так, как рекомендовали. У него внешне не было никаких

эмоций...

Мы жили долго в профилактории. В минуты отдыха он всех нас учил тогда ходить на ходулях. Он сам начал осваивать их в свое время для того, чтобы научиться пространственно мыслить. Для него это было упражнение, развивавшее умение ориентироваться в пространстве с одним глазом, а нам - забава... Для меня, вообще, было и остается загадкой то, что ему с одним глазом впервые доверили дозаправку самолета в воздухе...

Анохин много читал, он очень любил читать. Он умел общаться с людьми. Притом, общался на основательном интеллектуальном уровне. У нас есть люди, которые хотят казаться умней, чем они есть. Они используют терминологию, для них неизвестную, и сразу показывают себя глупцами. Анохин был по-житейски мудрым. В общении с ним мы никогда не чувствовали его возраста, какой-либо отсталости... Я даже больше бы сказал: во многих отношениях с ним было интереснее беседовать, чем с молодыми, так как он больше видел и больше читал, и он имел гораздо больший жизненный опыт. А на чисто инженерные темы мы с ним не разговаривали. С ним бессмысленно было писать уравнения. Это вообще с космонавтами бессмысленно делать. Но когда смотрели какие-нибудь схемы, ну, допустим, чертежи компоновки кабины, он эти чертежи читал, он видел все важное. Макет, конечно, больше ему нравился... Инженером я бы его не назвал, потому что в моем представлении инженер - это тот человек, который может что-то спроектировать. Он, конечно, этого ничего не мог. Но мы это никогда не чувствовали в разговоре с ним.

Когда у нас появился Анохин и создали его отдел, подразделения Я. И. Трегуба еще не было. Трегуб пришел позже. Был так называемый 90-й отдел, летно-испытательный отдел. Потом, когда пришел Трегуб, создали испытательный комплекс, в который вошел этот 90-й отдел. Не знаю отношений Анохина с Трегубом. Может быть, вполне допускаю, что они друг друга недолюбливали. Они просто были разными людьми. Трегуб - человек военный... Так скажу: он генерал в душе. Он должен