сдавливала его со всех сторон и готовила бунт. Николай и Джес Коул добились, что он подстегнул события, чтобы удержать восстание под контролем. Шипы в стуле превратились в стальные острия, вонзившиеся в его тело с ужасающей болью.

Только не опять. Только не еще раз. Только не это. Я- искра. Ты поэтому позволил нарастать давлению, Никки? Потому что ты знал – воплощение твоего видения не может пройти без проблем. Кто-то взбунтуется. Если ты дашь им такую возможность – вожаки поднимут восстание и тогда ты сможешь отсечь у змеи голову и выпустить восстанию пар? То что на этот раз он, в отличие от прошлого, настолько точно понял, что им манипулируют, не сделало боль легче.

Он почувствовал, как к горлу подкатывается желчь и вынужден был склониться вперед, подавившись. Дыхание его вдруг затруднилось. Вонь от пота, который в страхе источал не Джастин, не кто-то еще, а он сам, проникла в его ноздри, пытающиеся уловить хоть толику свежего воздуха. С дикой решимостью он вскочил на ноги и гражданские лидеры в ужасе подались назад.

– Не делайте этого!

– Что? – спросила Карлотта, заставляя себя выглядеть спокойной и непричастной. Он забегал перед ними взад-вперед.

– Не делайте этого. Не провоцируйте конфронтацию. Я знаю, это тяжело. Может, вы счита ете, для воинов это было легко – это ошибка. Это было дико тяжко, для нас всех. Но разве не было тяжело высадиться на мирах Пентагона? Разве вот это все не было тоже тяжелым? И мы, тем не менее, выдержали. И что нам это дало? На пару лет мы обрели наш рай. И теперь может произойти то же самое.

Он оглядывался, искал их взгляды, умолял. Остановился почти потерянно.

– Пожалуйста, не идите по этому пути дальше.

Он увидел глаза, обращенные в себя и понял, что хотя бы одного умеренного, выдержанного человека, похоже, смог убедить. Но, несмотря на страх, в глазах Джастина горели искры, как у человека, увидевшего свой шанс достичь власти и не желающего его упустить.

Это все, чего ты хочешь, не так ли, Джастин? Власти… Он был Андрею отвратителен.

– Тогда попытайтесь убедить вашего брата, чтобы он сбавил обороты. Это его решение, что все дети с пяти лет должны переходить к опекунам. С пяти лет! – голос Джастина стал громче, когда Андрей не прервал его и все остальные также промолчали.

– Я поговорю с Николаем, – пообещал он, наверняка зная, что его слова не возымеют ни малейшего действия. И все же, он надеялся, что бунта не будет – несмотря на то, что осознавал нечто совершенно иное. Только не это. Только не это, пока он жив. Пока он торчит посреди всего этого и проводит долгие бессонные ночи, исхлестанный взглядами мертвых глаз.

– Только прошу вас – не делайте ничего необдуманного.

– Конечно, нет, – ответил Джастин.

Андрею едва удалось не передернуться. Если бы этот ответ он услышал от кого-нибудь другого – в особенности, от Карлотты – может быть, он бы и поверил. Но не от Джастина. Вот так. Все сначала.

Он поспешно покинул помещение, молясь в душе. Едва он успел выбраться наружу, как его вырвало.

25

Потоки красок бурлили и танцевали, так что Андрею казалось, что он смотрит в калейдоскоп. Парад двигался мерным шагом по главному бульвару военного квартала Катюша-сити, направляясь к центральной площади. Каким-то образом холод и густо падающий снег казались вполне вписывающимися в обстановку. Как будто весь мир скорбит с нами вместе.

Андрей поднял руку ко рту, скрывая зевок. Меховая оторочка перчатки защекотала его ноздри и он чихнул. Хотя он закрылся обеими руками, звук разнесся по трибуне, на которой он стоял вместе со своим братом и его женой, принимая парад – Николай на полшага впереди и справа, Джен – еще правее, на том же уровне, что и Андрей. Она бросила на него презрительный взгляд и снова повернулась к разворачивающемуся перед трибуной спектаклю.

Лишь с большим трудом он смог подавить свое смущение, сконцентрировавшись на марширующих воинах и толпе гражданских, собравшейся по обеим сторонам бульвара, сжатая, словно сардины в банке.

Словно оживший лоскутный ковер, воины ровными линиями печатали шаг по широкой улице от центра военного квартала к центру города и эхо от грохота сапог по брусчатке бежало впереди. Только что мимо трибуны Николая прошел клан Облачной Кобры, предводительствуемый Уиндхэмом, который в виде исключения ни разу не улыбнулся. Небесно-голубые комбинезоны казались стеной сконцентрированной энергии. Вода. Словно безудержная волна, катящаяся мимо неподвижных гражданских. Природная сила.

Они маршировали мимо, сопровождаемые небольшой процессией гражданских в одеждах того же цвета: добровольцы из числа гражданского населения, примкнувшие к клану Облачной Кобры. Андрей не мог поверить, что это будет так просто, но Николай лишь посмеивался над его сомнениями, когда два года назад он издал соответствующий указ – и теперь у каждого клана были верные гражданские последователи: рабочие, техи – кто угодно. Следующими показались почти вычурно сияющие зеленые униформы Гигантских Скорпионов, возглавляемых Сайрусом Эламом. Они также промаршировали мимо в идеальном строю. Это почти… внушает страх. Да, это правильное обозначение.

Взгляд Андрея затуманился. Он попытался сконцентрироваться на спектакле, который Николай организовал для народа, но он слишком устал. За последние недели он провел слишком много часов в попытке отразить грозящую беду. Почи каждую ночь он вскакивал с кровати, потому что отчаяние грызло его так, что он хватал ртом воздух, стараясь не упасть в обморок… и все равно… ничего. Неделя проходила за неделей, а он не мог отыскать ни малейших следов сопротивления, выходящего за пределы пары выражений недовольства.

Несмотря на усталость, тяжким жерновом повисшей у него на шее, он снова сосредоточился на параде, когда у трибуны показалась Элизабет Хазен и её Нефритовые Соколы. Он поискал глазами своего бывшего ученика Сэмюэла Хельмера и нашел его прямо за спиной Элизабет, с высоко поднятой головой и колючим взглядом, похожим на взгляд его кланового тотема. Ты многого добился, Сэмюэл. Несмотря на антипатию, которую он до сих пор испытывал к Сэмю-элу доставившему ему немало неприятностей в прошлом, Андрей кивнул. Молодец.

В его затуманенной усталостью, то и дело выпадающей из реальности голове возникла новая мысль. А куда подевались мехи? Машины? Он знал, что весь этот спектакль был ничем

иным, как демонстрацией силы кланов, даже если он официально был приурочен к годовщине со дня убийства Первого Лорда Ричарда Камерона в 2766 году. Лишний повод напугать гражданских, подготавливая очередные цепи, которые предстояло наложить на них. Разве было для этого лучшее средства, чем парад мехов и боевых машин? Ничто не впечатляет так, как грохот сотен тонн стали и миомеров прямо перед глазами – любой гражданский перепугается до полусмерти и с ним можно будет делать, что угодно.

Темно-желтые униформы клана Звёздного Ужа промаршировали мимо трибуны вслед за своим ханом Абсаломом Трэскоттом, за ними – желто-черные Мангусты. Андрей на секунду стал задумчив, увидев между воинами Карсона… хотя нет, теперь его зовут Джеймс. Он знал, что Николай добивается создания идеально действующего общества, но годы, которые Трэс-котт потратил на то, чтобы не дать другу Андрея командовать своим дивизионом… Он невольно задался вопросом – а не постарался ли Трэскотт и на этот раз, чтобы Карсон растворился в толпе?

С этими мыслями он перевел взгляд с Мангустов на Дану и её Койотов. Даже с такого расстояния он видел, как её глаза сияют энтузиазмом. Видел, как она искала Николая, когда все сорок воинов одновременно вскинули руки в салюте. На то, чтобы взглянуть на Андрея, она не потратила и доли секунды.

Пошатываясь от истощения, вызванного многосуточным недосыпанием, он едва расслышал несколько тихих, похожих на подавленный кашель звуков, которые донес до него ветер – и увидел краем глаза, как несколько воинов клана Мангуста споткнулись. Он удивленно огляделся вокруг – это было слишком непривычно – и в этот момент Николай опрокинулся на спину, словно кто-то ухватил его сзади за одежду и дернул на себя. В лицо Андрея брызнула кровь. Её тепло было словно искуплением за зимний холод. Его собственная кровь, казалось, пыталась прорвать вены – настолько яростно стучала она во всем теле. Его глаза мигнули, не зная, куда глядеть, не будучи в состоянии проясниться. Усталость и шок соединились, делая невозможной любую попытку сознательных действий.