Один такой старый домик красного кирпича, с железной лестницей на второй этаж и облюбовал Пророк. Цветаев, вытер ноги и вошёл. Пахло газом, ладаном и, естественно – кошками. В крохотной прихожей стоял гроб с покойником. Тёмные старухи косились из-за него. Батюшка с кадилом мелькнул в тёмном коридоре.

– Иди за мной, – сказал Пророк, неожиданно с чувством пожимая руку.

Увёл в ближайшую комнату, где зеркала были завешаны простынями и где пахло всё тем же ладаном. Цветаев едва не стошнило, до этого он не бывал в доме покойника.

Пророк налил водки и торжественно заявил:

– Я уверен, что ты не предатель!

Он так и сказал: «я уверен», словно всё ещё сомневался и оставлял за собой свободу действий. Цветаева покоробила, но всё же воскликнул с благодарностью:

– Старик, я даже не сомневался!

Не часто тебя хватил друг, стоит по привычке и обрадоваться.

– Не сомневаются только покойники! – многозначительно произнёс Пророк, выпил, не поморщившись, и посмотрел на него так, что Цветаев продрало до копчика и он понял, всё, кончилась полоса невезения, и вздохнул с облегчением, но, идиот Пророк ничего не заметил, или заметил, но с высоты своего возмужания не подал вида.

Ляха бляха! – мысленно выругался Цветаев.

– Можно тебе в морду дать?! – спросил он, поднимаясь и устремляясь с кулаком наперевес.

Шанса у Пророка не было ни единого. Не умел он драться, координация не та, и в школе Цветаев всегда побивал его за счёт скорости и реакции. Правда, они давно не мерялись силами, но это не меняло сути дела.

– Можно! – насмешливо подставил челюсть Пророк.

– Гад ты! – в сердцах сказал Цветаев и ушёл, обойдя гроб и чёрных старух.

Пророк нагнал его на веранде с бутылкой в руках.

– Ну прости меня, идиота! Прости! Хочешь, я колени встану?! – заглянул он в глаза и, не задумываясь ни секунды, бухнулся на заплеванный пол.

– Встань! – потребовал Цветаев.

Пророк попросил:

– Ну что мне сделать, чтобы ты меня простил?!

– Ладно, чёрт с тобой! – сказал Цветаев, стиснув зубы.

Ему неожиданно сделалось смешно: Пророк, и на коленях. Ослаб Антон, хотя надо отдать ему должное –не подал он вида, что его бросила жена и что жизнь катится в тартарары. С таким сердцем воевать нельзя, с таким сердцем надо долго и нудно лечиться водкой, пока не протрезвеешь.

– То-то же! – опомнился Пророк и вскочил. – Выпьем! – И за неимением посуды, но в основном назло Цветаеву присосался к бутылке.

– Теперь ты! – оторвался с придыханием.

Цветаев, не моргнув глазом, допил оставшееся и поставил бутылку на пол, но алкоголь даже не подействовал, только упал в желудок горячей волной.

– Ладно, ну, прости меня, – попросил Пророк, подобострастно заглядывая в глаза. – Не ты убивал, не ты предавал!

– А кто? – жёлчно спросил Цветаев, зачем-то подумав о Лёхе Бирсане.

– Не знаю, – признался Пророк, облокотясь на подоконник и выглядывая в узкий, как гроб, дворик. – Я действительно думал, что это ты! Специально проверил.

– Как? – полюбопытствовал Цветаев.

И опять это старая волна недовольства накатила на него: ну нельзя так гробить друзей, нельзя.

– Сказал, что мы нападём на Танковой, – похвастался Пророк.

На Танковой, нехотя вспомнил Цветаев, находится посольство США.

– Старик, ты зря старался, – сказал он. – Поутру я едва вспомнил наш разговор.

– Вот именно! – обрадовался Пророк. – Если бы ты был предателем, ты бы не то что запомнил, ты бы всё записал, а так банально уснул.

– Может, я притворялся! – зло огрызнулся Цветаев.

– Не притворялся, – со знанием дела сказал Пророк.

– Почему? – удивился Цветаев.

– А я тебе нос заживал, – насмешливо посмотрел на него Пророк.

Не таким ожидал увидеть его Цветаев, а как минимум, убитым горем: неужели он не любит свою Ирку? – подумал он. А может, Ирка наврала насчёт звонка? Верь теперь женщинам.

– Скотина! – совершенно определённо высказался он.

Шрам на груди у него нервно зачесался. И Цветаев вспомнил, что ему действительно снился сон, как будто он нырнул, а воздуха не хватила, и он задыхается под водой, чуть дуба не дал.

– Да знаю, знаю, – беззлобно среагировал Пророк.

Мимо прошмыгнула старуха с тазом, полным марганцовки, выплеснула во дворик и прошмыгнула назад. На полу остались тёмной капли жидкости.

– Дед, третий день лежит, – сказал Пророк.

И хотя на веранде вроде не пахло ладаном, Цветаева едва не стошнило снова.

– Орлов, сам понимаешь, вне подозрений, – сказал Пророк тем жёстким тоном, которые делали Пророка исключением из правил.

– Кто бы сомневался, – отозвался Цветаев, наблюдая, как раствор марганцовки впитывается в мох между камнями.

Сказать или не сказать насчёт Ирки? Вдруг сам догадается.

– Братья Микулины никого не знали, кроме тебя и меня. Рыжий всё это время сидел под замком, – перечислял Пророк, по привычке загибая пальцы. Один так и остался не загнутым, и это вместе с паузой родило вопрос, на который они боялись ответить.

– Правда?! – с иронией удивился Цветаев и почувствовал, что алкоголь только сейчас начал действовать, но как-то вяло, даже неохотно, словно испрашивая разрешения. Надо ещё выпить, подумал Цветаев, а то не отпустит.

Он вдруг подумал, что Ирка Самохвалова могла выбалтывать тайны сразу после секса; она даже могла не понимать этого: там слово, здесь намёк в знак благодарности. Дальше дело техники. Лёхе Бирсану достаточно было знать, что Пророк в Киеве; в конце концов, за Иркой могли проследить, несмотря на все ухищрения Пророка, недаром он в метро нырял. Зачем он её притащил в Киев? Зачем? Не для секса же только? Или он слепой? Пошёл на поводу у жены. Интересно, какие аргументы она нашла, чтобы уговорить его: наврала в три короба.

– Зачем ты притащил её в Киев?

– Кого? – мрачно уточнил Пророк.

– Ты знаешь, кого, – на тон ниже ответил Цветаев.

– Я её не тащил, и вообще, это не твоё дело!

– Конечно, не моё, – сказал Цветаев так, что Пророк вопросительно уставился на него.

– Не-е-т… – показал он головой, словно действительно о чём-то догадался, и лицо его ожесточилось: на высокий лоб легли морщины, а скулы стали твёрже.

– Ты же сам намекнул мне ночью, – вспомнил Цветаев.

Пророк заскрипел зубами, пожалев о своей слабости.

– Ещё одно слово, и я тебя пристрелю!

– Как хочешь, старик, как хочешь, но я бы подумал.

У Пророка расширились зрачки, он всё-таки схватился за пистолет. Значит, позвонила, развела по всем правилам, понял Цветаев. На крохотной веранде у него был шанс легко отобрать у Пророк оружие, но он этого не сделал. Безразличие нахлынуло на него. Под ногами покатилась бутылка.

– Откуда появились бандерлоги, когда мы брали Осипа Царенко? – озадачил его Цветаев.

Пророк задышал так, словно за ним гналось стало буйволов.

– Я… я… я услышал, что ты говоришь с Иркой.

– Тебе показалось, – Цветаев честно поглядел ему в глаза.

– Нет, мне не показалось, – Пророк всё-таки вытащил пистолет из кобуры. – Ты говорил с ней!

– Тебе показалось. У тебя мания.

Цветаев почувствовал, как лицо у него сделалось словно маска.

– Мне не показалось. Я узнал её голос.

– Ты ошибся. Я говорил совсем с другой женщиной, но тебе не надо было знать её номер.

Цветаев невольно подумал о Зинаиде Тарасовой, которая вряд ли потянула бы на роль роковой женщины.

– Я тебя сейчас застрелю, – сказал Пророк отрешённо, – а всем скажу, что ты и есть предатель.

Зрачок пистолета смотрел твёрдо и уверенно. А ведь точно застрелит, равнодушно подумал Цветаев. Ну и пусть.

– Это не решит твоей проблемы, – сказал он. – И ты это знаешь. Ты взял у меня телефон, увидел, что последний номер стёрт, потом позвонил Ирке, обрадовался, что она ждёт тебя, и на радостях выболтал, где мы и что мы делаем. Разве не так? Ты слишком доверился. Ирка не друг тебе. Зачем ты её притащил в Киев?

– Затем, – сказал Пророк, глядя на него страшным взглядом и снимая с предохранителя, – затем… что… что… – он помолчал затравленно, – она мне изменяла, но… в общем, пообещала, что этого больше никогда не повторится, если я её возьму с собой.