А в том, что его услали обратно в Византию, усмотрели происки Кевкамена и его сподручников, в том числе и князя, нареченного теперь Николаем.

Подобные настроения всё больше подогревались жрецами, ими же вдохновлялись и распространялись. И поэтому кое-где между христианами в выяснении, кто прав, а кто виноват, стали происходить потасовки. Да и часть дружины Дира во главе со старшим мужем, звероподобным Храбром, которого Дир назначил вместо погибшего Еруслана, была переправлена из лесного терема в Киев; Храбр решительными действиями подчинил себе оставшуюся без старшого дружину Аскольда, вернее, тех, которые были язычниками, ибо в дружине находилось немало последователей Аскольда в принятии христианской веры.

Таким образом, сожжение в церкви старшего архонта обошлось без особой смуты и крови, что вселило в его противников уверенность в правоте поклонения прежним богам.

Не дожидаясь приезда Дира, Радовил устроил на капище большое требище, на котором сказал:

   — Мы должны жить по законам предков. Должны приносить жертвы своим богам. Умершим сородичам делать великие крады[89]... В почитании своих, а не чужих богов, своих, а не чужих законов наша сила!

Словами о силе своих богов и законов Радовил раздул большое пламя ненависти в сердцах язычников: они бросились избивать и убивать христиан. Горы трупов остались лежать на Старокиевской горе на Щекавице, где проживало много христианских семей; меньше их было на Подоле и на берегах Почайны — здесь жили те, кто поклонялся Велесу. Среди них находились и лодейщики, да и Вышата, несмотря на свою любовь к Аскольду, всё же принял сторону Храбра. Прежняя вера оказалась для воеводы дороже, хотя он и сочувствовал христианам. Сочувствие сказалось в том, что боил позволил им уйти с вымолов куда глаза глядят и запретил жечь их дома.

А на киевских горах не только убивали последователей веры Христа, но и палили их усадьбы. Огонь и дым доставали до стыло-морозного, нахмуренного, низкого неба.

Кричали бедные ребятишки и женщины, а мужчины-христиане умирали молча, внутренне радуясь своим мукам, приобщившим их к сонму святых.

Часть третья

БУРЯ

1

За звероподобность Дир называл Храбра Оборот­нем, памятуя о настоящем, Еруслане, умевшем пре­вращаться в волка, чьё место сейчас Храбр занимал. Конечно, прозвище было дано князем в шутку, но старшой дружины гордился им. Тем более что был наслышан о подвигах бывшего предводителя крым­ских разбойников во время похода на Византию шесть лет назад и нашествия хазар на Киев.

Теперь сие в прошлом.

Как в прошлом и гибель Аскольда, чьи сердце и ко­сти захоронили на Угорской горе[90]. Но справили не христианскую, как полагалось бы, а языческую триз­ну, на которой к оставшимся в живых воеводам (сто­ронников Аскольда, кроме Вышаты, умертвили вмес­те с семьями) обратился Дир. Он повторил, что когда-то сказал в Саркеле при погребении его возлюбленной Деларам, но вначале напомнил, что она обвинялась в колдовстве. Дир произнёс:

   — Как приходила с веснянками к нам весна, так и будет приходить, как встречали мы в игрищах солнцеворот, так и будем встречать, и зелёные ветки для наших богов будем приносить как раньше.

И все поняли, что теперь отступничество от язычества будет приравниваться к колдовству. Но значило ли это, что и своего старшего брата-христианина Дир относил к разряду колдунов?.. Наверное, значило! И тогда у многих по телу пробежали мурашки. А тут дружинники приволокли к могильному холму Аскольда ещё нескольких пойманных в лесу христиан, и Храбр-оборотень собственноручно срубил им головы, не пощадив и самых маленьких.

Дир на кровавое дело глядел спокойно. «Даже с одобрением и наслаждением... — отметил про себя Вышата. — Начались времена бедовые. Начались...» — Вышата опустил голову и тихонько пошёл к вымолам. Его уход домой не остался незамеченным...

Дир по дороге в княжеский терем на Старокиевской горе, где он теперь окончательно поселился, взяв Забаву, жену Аскольда, в свой гарем, обратился к Радовилу:

   — Воеводу Вышату и сына его я бы так же казнил, как христиан, но за боилом стоят корабельщики, народ особой закваски и нужный нам, а у Яня большая ратная сила...

   — Ничего, княже, дай время — и мы всё образуем как надо!

«Ишь, «мы», то-то «мы»... Нет уж, не «мы», а «я»... Отныне будет так! Хватит, по-мы-кались... Одного, который делал вид, что «мы» — это я и он, уже нет в живых, — Дир оглянулся на могильный курган брата, а затем исподлобья посмотрел на верховного жреца. — Нужно будет, и тебя в живых не оставлю!»

Уловив перемену в настроении Дира, Радовил присмирел. «С этим князем надо ухо держать востро: что не так — не моргнув, насадит провинившуюся головушку на кол... И заставит плевать на неё! Аскольд другим был...»

Сравнение одного князя с другим помимо воли вышло не в пользу Дира, хотя Радовил держал его сторону и поэтому умертвил Аскольда. «Жил бы, если б веру грека не принял... Грача чёрного следовало бы ещё раньше удавить или убить... А старшего архонта всё же жаль. При нём жилось понятнее... — раздумывал верховный жрец, поёживаясь не то от морозца, не то от недозволенных мыслей. — Ас Диром тяжело будет! Очень тяжело! Но теперь что ж?! Журавлиная походка не нашей стати. Лучше низом, нежели горою. Тихо не лихо, а смирнее прибыльнее!»

Каждый по-своему решает, как ему жить и служить. У всякого скомороха свои погудки. У Храбра в почёте такие речения: «Резвого жеребца и волк не берёт. У лихого жеребца и косяк цел. Удалой долго не думает. Отвага — половина спасения». В этом Храбр-оборотень был очень похож на Еруслана, поэтому Дир, как и бывшего предводителя татей, любил нового старшого и доверял ему. Доверил князь Храбру содеять и ещё одно щекотливое дело...

Дорогих князю молодок и мальчиков уже привезли на Старокиевскую гору: Дир сам ещё раз тщательно отобрал их к себе в гарем. А остальных, кои не вошли в него?

   — Храбр, — позвал он своего верного головореза, — крови ныне не надо... Затолкай оставшихся в мешки, завяжи сверху узлом и принеси в жертву Днепру-Славутичу.

   — Будет исполнено, господине!

   — Потом скачи в лес, в терем, а там уже можешь своим рукам волю дать. Никого не жалей. Истреби всех, а терем сожги... Обветшал, по ночам в ветер скрипит, тоску нагоняет... Он стоит очень давно. В нём ещё великий мой предок князь Кий обитал... А мы, если нужно будет, новый терем построим. Понял меня?

   — Да как не понять, княже! Не то мудрено, что проговорено, а то, что не договорено.

   — Ишь ты! — восхитился Дир. — А я думал, Храбр, что в твоей голове мысли одни — кого зарезать...

Оборотень громко с наслаждением захохотал. И всё содеял так, как говорил ему Дир.

Когда об очередном деянии киевского князя узнал в Новгороде Рюрик, он сказал своим ближним:

   — Великих свершений от такого князя ждать нечего. Если бы у Дира в груди билось сердце орла, он бы вызвал брата на поединок...

   — Как ты это сделал, — вставил кто-то из боилов.

   — А так... — продолжал Рюрик, уже обращаясь к одному лишь Одду, брату своей жены. — Вижу, как, дорвавшись до власти, Дир кровь льёт понапрасну... Нет, недостоин он уважения, и, если окончит свою жизнь бесславно, я его жалеть не стану.

Одд согласно кивнул.

Эти слова новгородский князь сказал потом и поздно народившемуся от Ефанды своему сыну Игорю, когда тот подрос. Но Рюрик до самой смерти ничем не выдавал своей неприязни к Диру: Новгород также широко и открыто торговал с Киевом, также хлебосольно принимал киевлян, которым случалось бывать в Руси Северной.

Весть о том, что в церкви вместе с греком сожгли русского князя, застала епископа Михаила в Херсонесе, откуда он уже собирался отплыть в Константинополь. Узнал об этом от купцов-киевлян, ехавших по торговым делам тоже в столицу Византии. А купцы, возвращавшиеся оттуда, огорошили епископа и другой вестью, не менее, а может быть, и более прискорбной, чем предыдущая: в Малой Азии Василий Македонянин изрубил в походной палатке на куски дядю императора Михаила Третьего Варду... В самом мрачном настроении прибыл Михаил домой. Как бы зря прошла духовная миссия в Киевскую Русь: главный его крестник Аскольд, нареченный Николаем, погиб и умерщвлены почти все русские христиане. А тут ещё жуткое убийство Варды... «Что дальше-то будет?.. Господи, спаси и помилуй!»