Этот гуманный и вполне рациональный, сообразный с достоинством русского правительства, как правительства христианского и просвещенного, принцип применялся у нас и к другим племенам, входившим, в силу исторических обстоятельств, в состав русского государства.
Но так как традиционные степные обычаи, законы и обряды инородцев, оставаясь не приведенными в положительную ясность и не будучи записаны, неизбежно должны были вызывать и действительно вызывали, с одной стороны, разнообразное понимание и применение их к делу, давая в этом случае широкий простор личному произволу лиц, от которых зависело исполнение этих законов неписаного права на практике, а с другой стороны, ставили в затруднение самые лица и учреждения, от которых зависели поверка посреднических разборов по делам магометан и разрешение жалоб на эти разборы, приносимых от лиц, до которых они касались, то тем же уставом 6 февраля 1827 г. предписывалось привести все обычаи, законы и обряды, имеющие юридическое значение у инородцев, насколько это окажется возможным, в известность и затем, по рассмотрении их губернским начальством, с утверждения главноуправляющего в Кавказском крае, напечатать и объявить как инородцам на их наречии, так и вообще по губернии в переводе на русский язык[40].
Обязанность эта возлагалась всегда с того времени на главных приставов магометанских народов и (по ст. 540 т. 2, ч. 2 св. зак. изд. 1857 г.) доселе составляет особенный их долг, к сожалению, не оплаченный надлежащим образом и поныне. Нельзя, однако, не заметить, что в первые 30 лет по издании закона 6 февраля 1827 г. главные пристава магометанских народов не были индифферентны по отношению к этому делу. Еще в конце 1839 года бывший тогда главным приставом коллежский советник Миронович представил комитету, учрежденному в то время для составления проекта нового управления магометанскими народами Ставропольской губернии, первый опыт кодификации степных юридических обычаев этих инородцев, назвав его «Сборником законов и обычаев магометанских народов». Но так как и сам составитель этого сборника, собравший сведения, в него внесенные, «из расспросов и преданий народных», не мог поручиться ни за полноту, ни за верность собранных им сведений и полагал полезным подвергнуть свой труд предварительному рассмотрению высшего образованного магометанского духовенства в России[41] и так как ни в составе комитета, ни в составе управления магометанскими народами, ни, наконец, в составе лиц общего губернского управления до начала 50-х годов не было лиц, достаточно знакомых с языком инородцев, их верованиями, правами, обычаями, преданиями и т. д., то и сборник Мироновича остался в безгласности, не получив никакого применения в бытовой практике.
В начале 1851 г. на должность главного пристава назначен был майор Шихалиев (Шейх-Али), основательно знакомый с мусульманством вообще и с наречиями кочевых мусульман Ставропольской губернии в частности. Комитет не преминул воспользоваться этим случаем и в феврале того же года передал сборник Мироновича Шихалиеву, поручив ему пересмотреть этот труд, проверить его, исправить и дополнить, в чем будет следовать, а затем перевести его на народный язык кочевых мусульман Ставропольской губернии, прочесть все статьи его на народных собраниях (низамах) и по утверждении этого кодекса собственноручными подписями почетнейших лиц из инородцев, их духовенства и вообще народных представителей от каждого племени, в случае признания ими всех статей этого кодекса записанными правильно, представить его комитету для дальнейших распоряжений. Шихалиев, тщательно пересмотрев сборник Мироновича, нашел, что некоторые статьи в нем следовало изменить, некоторые дополнить, а некоторые исключить, почему признал за лучшее составить новый сборник с переводом его на местное ногайское наречие. Окончив этот труд, при участии избранных из среды инородцев духовных и светских лиц, и проверив его, как это требовалось комитетом, на народных низамах во всех пяти инородческих приставствах, бывших тогда в ведении Шихалиева, 15 октября того же 1851 г. он представил свой кодекс на распоряжение комитета. Комитет, со своей стороны, в октябре 1856 г. представил этот труд, вместе с другими своими работами по составлению проекта устава об управлении кавказскими магометанскими народами, в штаб бывшего отдельного Кавказского корпуса. Какая судьба постигла там сборник Шихалиева, нам неизвестно.
В феврале 1857 г. Шихалиев снова представил бывшему в то время Ставропольскому губернатору Брянчанинову свой труд в точной копии, повторив при этом свое заявление, сделанное им комитету в 1851 г., что сборник его вполне согласен с обычаями мусульманских инородцев Ставропольской губернии и может быть полезен им и что он, Шихалиев, считает излишним перевод его на татарский язык, так как все внесенные в сборник обычаи известны инородцам сами по себе, а шариат, на котором основана большая часть инородческих обычаев, заключается со всеми подробностями в магометанских духовно-гражданских книгах, на перевод которых потребовалась бы целая комиссия и несколько лет труда. Брянчанинов в том же феврале месяце представил этот сборник Шихалиева, с некоторыми замечаниями на него, на усмотрение бывшего наместника кавказского и просил разрешения на обнародование этого кодекса во всеобщее сведение и для руководства при разборах дел магометан Ставропольской губернии. Но и на этот раз та же судьба постигла кодекс, какая совершилась с ним и в 1851 г.: он, с представлением Брянчанинова, по приказанию князя Барятинского, передан был в штаб отдельного Кавказского корпуса «для соображения с производившимся там делом о передаче магометанских народов Ставропольской губернии из гражданского в военное ведомство и об устройстве их управления»[42]. Дело это, как известно, вскоре после того было прекращено, а потому, вероятно, и вопрос об обнародовании сборника юридических обычаев у кочевых мусульман губернии остался без разрешения.
Не придавая никакого официального значения сборнику Шихалиева, как не утвержденному правительством, мы тем не менее считаем его чрезвычайно интересным как первый опыт серьезного изучения быта инородцев, населяющих Ставропольскую губернию, доселе остающегося почти вовсе не исследованным и неизвестным близко даже тем, кто поставлен управлять этими инородцами – местным приставам. Наши инородческие степи с их насельниками доселе terra incognita, в буквальном смысле этого слова и во многих других отношениях.
И потому-то мы решились напечатать ныне этот сборник Шихалиева, названный им «Уставом расправы инородцев Ставропольской губернии по их древним обычаям и законам». Этим мы надеемся оказать некоторую услугу и науке, и управлению этими инородцами, и тем лицам, которым приходится входить в соприкосновение с ними на почве юридической, при рассмотрении споров и жалоб. Печатаем этот сборник в том виде, как мы нашли его, исправив лишь несколько его редакцию.
Права лиц в мусульманских обществах
§ 1. В каждом народе из инородцев Ставропольской губернии, называемых вообще ногайцами и трухмянами, старейшинами или почетными людьми признаются: а) занимающие по выборам разные должности; б) имеющие чины или другие монаршия награды, полученные за особые отличия и преданность к престолу и правительству; в) лица, прошедшие служебное поприще по выборам общества и ознаменовавшие службу свою усердием к правительству и соблюдением прав в пользу народа; г) лица, не бывшие в должностях, но приобретшие звание почетных долговременными заслугами в обществе, как то: полезными советами, наставлениями и прекращением миролюбив различных распрей и тяжб между инородцами.
§ 2. На старейшинах или почетных, занимающих должностные места, лежит служба полицейская, не должностные же почетные преимущественно пред другими избираются в судьи для разбирательства дел по древним своим обычаям и законам, назначаются в понятые при размежевании спорных земель, заседают в совещаниях по общественным нуждам и при раскладках повинностей, лежащих на обязанности инородцев, защищают бедный класс народа от неуравнительных с богатыми налогов.