— Нет, мы уволили Бернарда в прошлом году. Во время летнего семестра он вел занятия для отстающих. Мы узнали, что у него связь со студенткой. С несколькими студентками. Он подал на нас в суд… если точнее, он подал в суд на меня… За противозаконное расторжение контракта.

— А почему лично на тебя?

— Потому что эта программа курировалась деканатом по делам студентов. Бернард сейчас судится со всеми, кто имел хотя бы отдаленное отношение к его обучающей программе. Он потерял государственную пенсию, льготы, саму возможность выйти на пенсию.

— Юридически он не имел права заниматься сексом со студентами.

— При условии, что его поймают на горячем, — с отвращением произнес Виктор. — Но ни одна из девушек не согласилась дать против него показания.

— Тогда как вы об этом узнали?

— Одна из них все-таки пожаловалась. Он очень грубо с ней обошелся. Он на нее напал, она отбивалась, и он ее травмировал. Но она обратилась к нам только через несколько недель. Я пытался уговорить ее пойти в полицию, но она отказалась. Она сказала, что это будет ее слово против его слова и ей не поверят. Она боялась, что ее отдадут на растерзание прессе. Боялась, что сокурсники отвернутся от нее. — Он сжал зубы. — Омерзительно уже то, что все это произошло, но то, что он начал судиться…

— Почему эта история не получила огласки?

— Потому что ему нужны деньги, а не заголовки в газетах. Что касается университета, то мы уж точно не станем звонить в Си-эн-эн и обеспечивать их сенсациями. Речь идет только о деньгах, Фейт. Речь всегда идет только о деньгах.

Он провел рукой по лицу.

— Он работает в школе. В старших классах. Ты это знал?

— Адвокат запретил нам контактировать с ним. Этот тип может засудить нас за оговоры.

— Если ты говоришь правду, это не может быть оговором.

— Это высоконравственная позиция, которую ты можешь себе позволить, если тебе не грозит удержание пятидесяти тысяч долларов на судебные издержки из-за того, что ты вынужден защищаться от ублюдка, с которым ни разу даже не встречался. — Он скрестил руки на груди. — Извини, Фейт. Я увидел фотографии и решил, что тебя ко мне подослали.

— Твой случай не уголовный.

— Я знаю, — вздохнул он. — Просто я так… — Он покачал головой, предоставив ей возможность самой закончить эту мысль. — Я параноик. Я приложил столько усилий, чтобы добиться того, что имею. Я не хочу потерять свою работу и свой дом из-за какого-то засранца, который не в состоянии удержать член в штанах. — Он снова покачал головой. — Прости. Я не должен так грубо выражаться в твоем присутствии. И хватать тебя я тоже не имел права. Просто я постоянно в напряжении. Но это не оправдание, и я это знаю.

— Почему ты не рассказал об этом раньше? Мы провели ночь, разговаривая обо всем на свете, кроме этого.

— По той же самой причине, по которой ты не рассказываешь о своем расследовании. Мне было очень приятно поговорить с другим человеком о нормальных, человеческих вещах. Я мучаюсь с этим иском все лето. Мне хотелось, чтобы кто-то смотрел на меня просто как на Виктора, на симпатичного парня, а не как на администратора, угодившего под суд за то, что вверенные ему студенты пострадали от негодяя.

Фейт обхватила себя руками за плечи, чувствуя, что ею овладевают разочарование и отчаяние. Эмму Кампано похитил безумец. Сколько еще людей стояло в стороне, пока над девушкой издевались, а ее друзей зверски убивали?

— Ты хоть понимаешь, что ты сделал? — Он попытался возразить, но она не дала ему заговорить. — Виктор, этот человек может иметь отношение к моему делу. Он спал с девочкой, которая умерла. Его сперму обнаружили в ее теле.

Он замер от потрясения.

— Что ты хочешь сказать?

— Что Эван Бернард является подозреваемым в нашем расследовании.

— Он похитил ту девочку? Он убил…

Подобная перспектива, похоже, привела Виктора в неописуемый ужас.

Фейт так разозлилась, что у нее даже слезы навернулись на глаза.

— Мы точно этого не знаем, но если бы два дня назад ты поделился со мной этой информацией, то мог спасти очередную девушку от…

В туннеле эхом зазвучали чьи-то шаги. Фейт прикрыла глаза от яркого света ламп и увидела приближающуюся к ним округлую фигуру. Когда мужчина подошел ближе, она рассмотрела, что он одет в шорты, футболку и белый лабораторный халат, испачканный кетчупом.

— Чак! — окликнул мужчину Виктор дрогнувшим от нервного напряжения голосом.

Он попытался взять Фейт под руку, но она отшатнулась. Все же ему удалось представить ее Чаку Уилсону.

— Это Фейт Митчелл. Мы шли к тебе.

Вместо приветствия Чак произнес:

— Торкретбетон.

— Что? — удивилась Фейт.

— Ваш серый порошок — это торкретбетон. Это бетон высокой плотности, усиленный титановыми волокнами.

— Для чего он используется?

— Для укрепления стен, винных погребов, бассейнов, площадок для скейбордистов. — Он огляделся. — И тоннелей.

— Вроде этого?

— Этот малыш старый, — возразил Чак, похлопав ладонью по низкому потолку. — А еще я обнаружил в бетоне примесь гранита.

— Как на Стоун-маунтин? — спросила Фейт, имея в виду гранитную гору, расположенную в нескольких милях за городской чертой.

— Тот конкретный гранит известен сростками турмалина, который не характерен для гранитных пород. Я не вулканолог и не петролог, но рискну предположить, что в вашем образце присутствует старая добрая материковая порода нашей Атланты.

Фейт попыталась вернуть Чака к интересующей ее теме.

— Значит, это порошок из какого-то тоннеля под городом?

— Я бы сказал, с какой-то строительной площадки.

— Какой строительной площадки?

— Да практически любой. Торкретбетон распыляют на стены, на потолки, на фундаменты.

— Он может применяться во время прокладки магистрального водопровода или для ремонта уже существующего под дорогами водопровода?

— Там он практически незаменим. Вообще-то…

Он говорил еще что-то, но Фейт бежала так быстро, что больше ничего не услышала.

Глава 18

Уилл повторил свой вопрос:

— Как выглядит цементная пыль?

— Пыль как пыль, — ответил Петти, кивая на стеклянную дверь, в которую только что вошел Уилл.

Теперь он и сам их увидел. Серые следы на синем ковре. Уилл окинул взглядом помещение — яростно жужжащие копировальные аппараты, пустая витрина. Любой, кто побывал в копировальном центре или на парковке позади здания, мог насобирать на подошвы цементную пыль и перенести ее в другое место. Но только один из них держал в руке нож, как две капли воды похожий на тот, которым были убиты Кайла Александр и Адам Хамфри.

— Здесь есть кто-то, кроме вас? — спросил он у Петти.

Тот, пережевывая очередной кусок мяса, кивнул.

— Уоррен скоро вернется. Он занят доставкой заказа.

— У него фургон?

— Не-а. Это неподалеку. Иногда мы разносим заказы пешком. Это помогает отвлечься.

Снаружи включился отбойный молоток. Вибрация была такой сильной, что Уилл чувствовал, как дрожит пол. Ему пришлось повысить голос, чтобы задать следующий вопрос:

— А вы когда-нибудь разносите заказы?

Петти пожал плечами.

— Случается.

— Что? — переспросил Уилл, хотя отлично услышал ответ. — Я не слышу вас из-за этого отбойного молотка.

— Я сказал, что случается.

Уилл покачал головой, сделав вид, что снова не расслышал. Он решил, что не допустит повторения истории с Эваном Бернардом. Он не выйдет из этого здания без подозреваемого в наручниках и солидных оснований для ареста. У Петти был нож, у него была возможность, и у него, разумеется, был мотив. Каким блестящим окончанием его карьеры в копировальном центре стал бы выход на пенсию с миллионом долларов наличными в кармане! А возможность попользоваться Эммой Кампано в процессе добывания этого миллиона стала бы настоящей глазурью на этом пироге.

Но было ли всего этого достаточно для подозрений? Неужели этот жалкий нарик способен насмерть забить девушку, а ее подругу забрать для своих утех? Фейт сказала, что она правила бы миром, если бы могла распознавать убийц с расстояния в сотню шагов. Был ли Лайонел Петти человеком, затаившим в своем сердце убийство, или ему просто не повезло оказаться в неподходящем месте в неподходящее время?