В попытке укрыться от дождя Амайя быстро шла под балконами. Она купила «Диарио де Наварра» и «Диарио де Нотисьяс» и направилась к своему автомобилю, припаркованному на территории старого комиссариата, расположенного ближе к середине улицы. Пропуская небольшой автомобиль, за рулем которого сидела светловолосая женщина, она подумала, что, кажется, видела ее на фотографиях на столе Ириарте. Был уже почти полдень, когда она, наконец, подъехала к комиссариату.

На ее столе лежали все те же фотографии и отчет из лаборатории, в котором говорилось то, что ей еще несколько дней назад сообщила доктор Ткаченко: между образцами муки совпадений нет. Анализ был сделан по методу высокоэффективной жидкостной хроматографии. Но было и кое-что новенькое. Маслянистое пятно на коже козы, обнаруженной на веревке, которой душили девочек, представляло собой оксид со следами углеводорода и винного уксуса. «Это многое объясняет», — хмыкнула про себя Амайя.

Ириарте и Сабальсы на месте не было. Один из дежурных полицейских объяснил, что они отправились в очередной раз опрашивать тех, кто в последний раз видел девочек живыми. Из больницы Наварры сообщали, что состояние Фредди улучшается и его жизнь вне опасности. Почти в час дня позвонил Падуа.

— Инспектор, получены кое-какие результаты по делу Йоханы. Мне кажется, тут имеется информация, способная вас заинтересовать. Рука девочки была отрезана при помощи электрического ножа или лобзика, хотя направление разреза говорит в пользу первого варианта. Поскольку в хижине нет электричества, это мог быть нож на батарейках. Рана в верхней части руки — это укус… Помните, во время вскрытия судмедэксперт сделал слепок?

— Да.

— У криминалистов не вызывает сомнения то, что это след от человеческих зубов.

— О черт! — воскликнула она.

— Я знаю, о чем вы меня сейчас спросите, но укус уже сравнили с отпечатком зубов отца. Медина ее не кусал.

— О черт, — повторила Амайя.

— Я тоже так думаю, — согласился Падуа. — Отпевание и погребение Йоханы состоятся завтра. Ее мать попросила, чтобы я вам об этом сообщил.

— Спасибо, — рассеянно произнесла Амайя. Казалось, ее мысли блуждают где-то далеко. — Лейтенант Падуа, один из осведомителей сообщил мне, что на правом берегу реки неподалеку от Арри Сахар наблюдается подозрительная активность. Судя по всему, метрах в четырехстах за буковым лесом на склоне горы есть какие-то пещеры. Скорее всего, окажется, что это все пустяки, но…

— Я передам эту информацию в Сепрону.

— Да, сделайте это, пожалуйста. Спасибо.

— Вам спасибо, инспектор. — Немного помявшись, Падуа понизил голос, чтобы никто не услышал то, что он собирался произнести, и выпалил: — Спасибо за все, я перед вами в долгу. Вы зарекомендовали себя как великолепный следователь. И еще очень хороший человек. Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится…

— Я в этом не сомневаюсь, лейтенант, потому что мы с вами находимся в одной лодке. Но я буду иметь это в виду.

Закончив разговор, Амайя замерла, как будто малейшее движение могло нарушить ход ее мыслей. Затем она нашла в Интернете справочную страницу и задала вопрос администратору. Приготовив себе кофе с молоком, она долго смотрела в окно, прихлебывая напиток маленькими глотками. В полдень она позвонила Джеймсу.

— Как ты смотришь на то, чтобы пообедать со своей женушкой?

— Я только об этом и мечтаю. Ты приедешь домой?

— Я подумывала о том, чтобы поесть в ресторане.

— Отлично. Я уверен, что ты уже и ресторан выбрала.

— Как хорошо ты меня знаешь! В два часа встречаемся в «Эль Кортарисаре». Это один из любимых ресторанов тети Энграси. Это совсем недалеко от дома, на въезде в Элисондо со стороны Ируриты. Столик я заказала. Если придете раньше меня, закажите вино.

Она вышла из комиссариата, но увидела, что до встречи с Джеймсом еще почти три четверти часа. Она выехала на дорогу и повернула к кладбищу. У ворот был припаркован чей-то автомобиль, но в салоне никого не было. Амайя медленно шла между склепами. В высокой траве, росшей между могилами, ее туфли быстро промокли. Наконец, она нашла то, что искала. Могила была обозначена маленьким железным крестом. Она с грустью отметила, что половина поперечины креста отвалилась. На табличке значилось: «Семья Алдубе Саласар». Когда умерла ее бабушка Хуанита, Амайе было семь лет. Она не помнила ее лица, но отлично помнила запах ее дома, сладкий и немного пряный, напоминающий аромат мускатного ореха. Из шкафа с постельным бельем пахло нафталином, а от бабушкиной одежды горячим утюгом. Ее седые волосы были всегда собраны в узел, закрепленный шпильками. Тонкие серебряные иглы венчали цветочки, обрамленные крохотными жемчужинами. Эти шпильки были ее единственными украшениями, не считая тонкого обручального кольца, которое она никогда не носила. Амайя помнила, как она сидела у бабушки на коленях, ощущая ритмичное покачивание ее бедер, отчего ей казалось, что она едет на лошади, и слушала ее ласковый голос, которым она пела ей песни на эускера. Эти песни были такими непередаваемо грустными, что иногда заставляли ее плакать.

— Амона, — прошептала она, ощущая, как ее губы расплываются в улыбке.

Она прошла в верхнюю часть кладбища и мысленно начертила воображаемые линии, исходящие от перекрестка и обозначающие подземные пути потустороннего мира, о котором говорил Хонан. До ее слуха донесся хриплый шепот. Амайя огляделась, но поблизости никого не было. Барабанящий по ткани ее зонта дождь полностью заглушил странные звуки, но, когда она отвернулась, шепот повторился. Она закрыла зонт и прислушалась. Хотя к шепоту примешивался шорох дождя, на этот раз она услышала его совершенно отчетливо. Она снова раскрыла зонт и двинулась туда, откуда шел звук.

И тут она увидела зонт. Он был красным, с бордовыми и оранжевыми цветами вдоль каймы. Эта вспышка цвета казалась совершенно неуместной в этом месте, где даже искусственные цветы из пластика и ткани от дождя казались вылинявшими. Но еще более неуместным было то, что под этим зонтом стоял мужчина. Он положил ручку зонта на плечо, отчего вся верхняя часть его тела была скрыта от глаз Амайи. Он стоял совершенно неподвижно, и наклоненный назад купол зонта направлял почти все звуки его голоса в противоположном от Амайи направлении. Тем не менее, она слышала его несмолкающий стон, хотя ей не удавалось различить ни единого слова.

Она вернулась к перекрестку и прошла по верхней аллее, откуда ей было лучше видно пантеон семьи Элизасу. Венки и букеты, принесенные сюда во время похорон, громоздились на мраморной плите, образуя некое подобие погребального костра. Венки размокли и разбухли, а завернутые в целлофан букеты казались белесыми от жемчужных капель влаги, испаряющейся с гниющих внутри цветов. Подойдя ближе, Амайя смогла разглядеть черно-белые кроссовки брата Айнои, который безудержно плакал навзрыд, как младенец, не сводя глаз с могилы сестры и снова и снова повторяя одни и те же слова.

— Мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль…

Амайя попятилась, намереваясь уйти незамеченной, но юноша, похоже, ощутил ее присутствие и начал поворачиваться в ее сторону. Она едва успела прикрыться зонтом. Пару минут она стояла неподвижно, делая вид, что молится у могилы, перед которой оказалась, пока не перестала ощущать на себе пронизывающий взгляд паренька. Она вернулась той же дорогой, которой пришла, продолжая прятаться под зонтом, чтобы он ее не узнал.

Когда она вошла в ресторан, тетя и Джеймс уже заказали бутылку темно-красного Ремеллури и увлеченно о чем-то болтали. «Эль Кортарисаре» привлекал ее своей атмосферой, темными балками под потолком и всегда зажженным камином, а еще ароматом чего-то, похожего на жареную кукурузу, от которого она ощутила приступ голода, едва успев переступить порог. Хотя она одобрила поставленную перед ней жареную треску и говяжью отбивную, она отказалась от вина и попросила, чтобы ей принесли кувшин воды.

— Ты и в самом деле не собираешься даже попробовать это вино? — изумился Джеймс.