Хуан оперся о стол, не сводя глаз с лужи запекшейся крови, сверкающей в электрическом свете подобно грязному зеркалу.

— Ты уверен в том, что это не мог быть несчастный случай? Что, если девочка поранилась и Росарио растерялась при виде крови? Что, если она положила ее на чан с мукой и побежала за мной? — Внезапно эти доводы ему самому показались достаточно убедительными. — Она же пришла за мной, это ведь о чем-то говорит?

— Ей был нужен сообщник. Она пришла, чтобы обо всем тебе рассказать, потому что она тебе доверяет. Она рассчитывала, что ты попытаешься ей поверить и закроешь глаза на правду. Кстати, это именно то, чем ты сейчас занимаешься. И ты занимался этим все эти годы с того самого дня, когда родилась Амайя. Или ты хочешь, чтобы я напомнил тебе о том, что тогда произошло? Хуан, открой глаза, прошу тебя. Она больной, психически неуравновешенный человек. Но мы можем компенсировать ее состояние при помощи лекарственных препаратов. Но если подобному положению дел не положить конец сейчас, вскоре тебе придется принимать более радикальные меры.

— Но ведь… — прошептал Хуан.

— Хуан, в раковине лежит свежевымытая стальная скалка, а кроме раны на верхней части головы Амайи имеется еще один след от удара над правым ухом. Сломанные пальцы говорят о том, что она защищалась, пытаясь закрыться от первого удара вот так. — Врач поднял руку в форме козырька. — Потом она наверняка потеряла сознание. Второй удар не рассек кожу, потому что был скользящим. Крови нет, но волосы такие короткие, что даже тебе все прекрасно видно. У твоей дочери большая шишка, а в том месте, куда пришелся удар, череп слегка вдавлен. Именно второй удар беспокоит меня больше всего, потому что он был нанесен, когда девочка уже была без сознания… Твоя жена хотела убить ее наверняка.

Хуан снова закрыл лицо и горько расплакался, а его друг начал смывать с пола кровь.

28

— Шеф, у нас еще одна мертвая девочка, — объявил Сабальса.

Прежде чем ответить, Амайя сглотнула. Сабальса произнес это таким тоном, как будто речь шла об очередном экземпляре коллекции. Дело набирало обороты с невиданной скоростью. Если количество преступлений будет нарастать, убийца войдет в штопор и, вполне вероятно, совершит ошибку, которая позволит его задержать. Вот только цена этой поимки будет слишком высока. Сколько для этого понадобится загубленных жизней? Их уже было слишком много.

— Где? — твердым голосом поинтересовалась она.

— В этом заключается различие. Эту нашли не у реки.

— Так где же? — теряя терпение, повторила Амайя.

— В какой-то заброшенной хижине в горах неподалеку от Лекароса.

Амайя внимательно смотрела на него, пытаясь оценить важность этой новой информации.

— Это значительно меняет образ действий убийцы… Он где-то оставил туфли? Как ее нашли?

— Видите ли, — медленно произнес Сабальса, как будто взвешивая свои слова для того, чтобы придать им больший вес, — тут имеется еще одна особенность. Судя по всему, ее вчера нашли какие-то мальчишки. Но они никому ничего не сказали. Один сегодня проговорился родителям, и отец тут же отправился в эту хижину, чтобы убедиться, что сын говорит правду, а затем обратился в Гражданскую гвардию. Поблизости как раз оказался их патруль. Они подтверждают, что в хижине имеется труп и что он принадлежит совсем юной девушке. Они уже открыли следствие по делу об убийстве и сексуальном преступлении. Судя по всему, это может оказаться девочка, об исчезновении которой несколько дней назад заявили родители.

Амайя тут же перебила его словами:

— Почему мы об этом ничего не знали?

— Мать сообщила об исчезновении дочери в штаб Гражданской гвардии Лекароса, и вы же знаете, как это бывает.

— Понятно. Какие в вашей долине отношения между полицией и Гражданской гвардией?

— В общем, хорошие. Они делают свою работу, мы — свою. Они сотрудничают с нами, когда в этом есть необходимость.

— А как начальство?

— Ну, это другая тема. Всегда существует проблема конкуренции, каких-то обид, придерживаемой информации. Ну, вы понимаете.

— Таким образом, в долине могут быть и другие девочки, об исчезновении которых нам неизвестно, поскольку заявления были поданы в штаб Гражданской гвардии?

— Это расследование поручили лейтенанту Падуа. Он приехал, чтобы встретиться с вами. Лейтенант утверждает, что официальное заявление так и не было подано, хотя мать являлась в штаб несколько дней подряд и повторяла, что с ее дочерью что-то случилось. Тем не менее, есть свидетели того, что девочка ушла из дома по собственной воле.

Падуа был одет в штатскую одежду, хотя вышел из служебного патрульного автомобиля в сопровождении другого гвардейца, одетого в форму. Он представился и представил своего спутника, крепко пожал руку Амайе и зашагал рядом с ней.

— Девочку звали Йохана Маркес. Пятнадцать лет. Доминиканка по происхождению, жила в Испании с четырех лет, а в Лекарос переехала, когда ей исполнилось восемь, после того как ее мать снова вышла замуж за другого доминиканца. У этой пары есть еще одна дочь. Ей сейчас четыре года. У девочки были проблемы с родителями. Она отказывалась соблюдать режим и два месяца назад уже убегала из дома и жила у подруги. На этот раз все выглядело точно так же. Судя по всему, у нее был парень, и считали, что она убежала с ним. Свидетели подтверждали эту версию. Но мать все равно каждый день приходила в штаб. Она убеждала нас в том, что ее дочь не сбегала из дому и что с ней случилось что-то ужасное.

— Выходит, она была права.

Падуа не ответил.

Она обратила внимание на его молчание и предложила:

— Давайте поговорим позже.

— Конечно, — кивнул он.

С шоссе хижина была совершенно незаметна. Лишь подойдя поближе, Амайя смогла разглядеть ее наполовину скрытые за деревьями стены, так густо оплетенные вьюнком, что она почти полностью сливалась с окружающим ее густым и темным лесом. Она кивнула жандармам, расположившимся по обе стороны от двери, и вошла внутрь. В хижине было холодно и темно. Воздух был пропитан зловонием, которое невозможно было спутать ни с чем — запахом трупа, который уже начал разлагаться. Кроме того, здесь пахло чем-то сладковатым и мускусным, похожим на ароматизированный нафталин. Этот второй запах живо напомнил Амайе бельевой шкаф ее бабушки Хуаниты, заполненный стопками отутюженных простыней с вышитыми в уголке инициалами. В этом шкафу царил идеальный порядок, а с полок свисали прозрачные мешочки с камфарой, обрушивавшие свой навязчивый аромат на любого, кто дерзал отворить дверцы.

Она замерла на несколько секунд, ожидая, пока ее глаза привыкнут к полумраку. Крыша лачуги провалилась, не выдержав снегопадов минувшей зимы, но деревянные стропила выглядели достаточно прочными, чтобы пережить еще несколько зим. С поперечных балок свисали почерневшие обрывки ткани и кожи. Плети вьюнка проникли внутрь хижины сквозь дыру в потолке, и на них виднелось не меньше сотни ярких ароматизаторов воздуха в форме различных фруктов. Амайя опознала эту удивительную комбинацию как источник удушающего запаха. Хижина состояла из единственной прямоугольной комнаты, меблировку которой составляли старый, внушительных размеров стол с перевернутой скамьей, валяющейся на полу возле его ножек, и двуспальный диван, расположенный в центре комнаты. Это чудовищно разбухшее и покрытое пятнами плесени и мочи ложе стояло напротив почерневшего камина, набитого мусором, который кто-то явно, но безуспешно пытался поджечь. Из-за спинки дивана виднелся прислоненный к нему довольно чистый поролоновый матрас. Пол, похоже, был покрыт тонким слоем земли, более темной в тех местах, куда с потолка стекала вода, образуя уже успевшие высохнуть лужи. В остальном тут было чисто. Казалось, в хижине недавно подметали. На полу даже виднелись следы от веника, который теперь был прислонен к камину. Трупа нигде не было видно.

— Где..?

— За диваном, инспектор, — махнул рукой Падуа.