Она направила луч фонаря туда, куда он показал.

— Нам нужны прожекторы.

— За ними уже поехали. Скоро привезут.

Луч ее фонаря осветил серебристые кроссовки и белые носки, немного измазанные землей. Амайя отступила на два шага, ожидая, пока установят прожекторы и сделают первые снимки. Закрыв глаза, она прочитала короткую молитву о душе умершей девочки и перешла к делу.

— Я хочу, чтобы все, кроме моей группы, криминалистов и лейтенанта Падуа из Гражданской гвардии, вышли за дверь и ожидали, пока мы окончим свою работу, — вместо приветствия произнесла она, обращаясь ко всем присутствующим. За исключением одного из жандармов, она была единственной здесь женщиной, и ее опыт в ФБР научил ее важности соблюдения профессиональной этики. Она понимала, что взялась за расследование преступления, над которым уже работали другие полицейские. — Гражданская гвардия обнаружила труп и уведомила об этом нас, — продолжала она, — тем самым продемонстрировав уважение к нам. Но я хочу знать, кто входил в хижину и что-либо здесь трогал, включая детей и отца мальчика, который сообщил о трупе. Хонан, иди сюда. Здесь необходимо все сфотографировать. Сабальса, помогите нам. Этот матрас необходимо очень осторожно убрать. Смотрите, куда становитесь.

— Ничего себе! — вдруг воскликнул Хонан. — Это убийство отличается от других.

Погибшая девочка-подросток была невероятно худой и смуглой, хотя ее кожа уже обрела оливковый оттенок и вздулась. Ее одежда была грубо и неуклюже разрезана и отвернута в стороны от тела, хотя некоторые ее лоскуты прикрывали лобок. С распухшей и посиневшей шеи свисали обрывки шнура, полностью скрывшегося в складках разбухшей плоти. Одна безжизненная рука покоилась на животе, сжимая букет белых цветов, перехваченных белой же лентой. Ее глаза были приоткрыты, и между ресниц виднелась белесая и слизистая пленка. Десятки маленьких цветочков, в той или иной степени увядших, окружали ее голову, покрывали темные вьющиеся волосы, образуя опускавшуюся до самых плеч тиару, и силуэтом обводили все тело.

— Черт! — пробормотал Ириарте. — Это еще что такое?

— Белоснежка, — шепотом ответила Амайя, силясь прийти в себя от потрясения, вызванного увиденным.

Только что вошедший доктор Сан-Мартин обернулся к дивану и остановился рядом с Амайей. Натянув перчатки, он осторожно коснулся нижней челюсти и плеча девочки.

— Состояние трупа указывает на то, что с момента смерти прошел не один день.

— Некоторые цветы довольно свежие. Их принесли сюда не раньше чем вчера, — произнесла Амайя, указывая на букет, который девочка держала у себя на животе.

— Я бы сказал, что тот, кто принес сюда первые цветы, возвращался каждый день, чтобы принести свежих. Некоторым из этих, — вслух размышлял он, — не меньше недели. Кроме того, кто-то облил труп духами.

— Я уже обратила на это внимание, — кивнула Амайя. — Это в придачу к ароматизаторам. — Она приподнялась на цыпочки, чтобы взглянуть на Ириарте. — Я думаю, что флакон может находиться в куче мусора в камине.

Она заметила этот темный продолговатый пузырек, едва войдя в хижину. Два года назад Роз подарила ей дорогущий флакончик этих духов, которыми она пользовалась от силы пару раз. Джеймсу они нравились, но ей навязчивые нотки сандала казались приторными. Она знала, что больше никогда не сможет ими надушиться. Ириарте поднял руку в перчатке, сжимая выпачканный пеплом флакон.

— Тело, — продолжал Сан-Мартин, — уже прошло хроматическую стадию и вошло в энфизематозную. Как вам уже известно, более точные данные я смогу сообщить только после вскрытия. Но я бы сказал, что она умерла около недели назад. — Он потрогал кожу, защипнув ее между пальцами. — Кожа еще не начала лопаться и не выглядит пересохшей. Но сохранности тела, видимо, способствовало нахождение в этом темном и холодном помещении. Тем не менее, оно уже начало вздуваться из-за скопления трупного газа. Это заметно здесь и вот здесь, — добавил он, указывая на живот, который приобрел зеленоватый оттенок, и на шею, настолько воспаленную и распухшую, что концы шнура едва виднелись среди темных волос девочки.

Сан-Мартин склонился над телом, разглядывая что-то, что привлекло его внимание. Между приоткрытыми губами трупа виднелись личинки насекомых, отложивших там свои яйца.

— Взгляните на это, инспектор. — Амайя прикрыла рот маской, которую протянул ей Сан-Мартин, и наклонилась к телу. — Посмотрите на шею. Вы видите то же, что и я?

— Я вижу два огромных и совершенно отчетливых кровоподтека по обе стороны от трахеи.

— Да, сеньора, и наверняка мы найдем такие же и на затылке, как только сможем ее поднять. Эта девочка, хотя и присутствует веревка, была задушена руками, и эти кровоподтеки оставили на ее шее большие пальцы убийцы. Сфотографируйте это, — произнес он, обращаясь к Хонану. — На этот раз я рассчитываю увидеть вас на вскрытии.

Хонан опустил фотоаппарат и посмотрел на Амайю, которая продолжала беседовать с доктором, не обращая внимания на своего помощника.

— Доктор, вы считаете, что ее убили здесь?

— Я бы сказал, что да, хотя установить это предстоит вам. Но если ее убили не здесь, ее привезли сюда не позднее чем через два часа после наступления смерти, потому что после этого труп уже явно не перемещали. Причиной смерти, скорее всего, стало удушение, асфиксия. Чтобы установить точную дату, необходимо изучить состояние личинок, но я сказал бы, что она была убита неделю назад. И произошло это, скорее всего, здесь. Температура тела уравнялась с температурой воздуха в хижине. Судя по цвету кожи различных частей тела, после смерти девочку уже не перемещали. Окоченелость исчезла почти полностью, что соответствует данной фазе. Признаки обезвоживания смягчены высокой влажностью окружающей среды.

Амайя взяла пинцет и, приоткрыв гениталии девочки, отклонилась назад, чтобы позволить Хонану сделать фотографии.

— О чем нам говорят внешние повреждения? Я бы сказала, что ее изнасиловали.

— Все указывает именно на это, но на этой стадии разложения гениталии обычно сильно вздуваются. Все станет ясно во время вскрытия.

— О нет! — воскликнула Амайя.

— Что случилось? Что вы заметили?

Амайя вскочила, как подброшенная пружиной.

— Помогите мне, — обратилась она к Ириарте, разворачиваясь к дивану.

— Что вы хотите сделать?

— Подвинуть диван.

Они взялись за диван с двух сторон, приподняли его над полом, убедившись, что, несмотря на свой внушительный вид, на самом деле он чрезвычайно легкий, и переставили сантиметров на пятнадцать вперед.

— О черт! — воскликнул Сан-Мартин.

Судья Эстебанес, которая в этот момент вошла в хижину, осторожно приблизилась к ним.

— Что тут у вас?

Амайя внимательно на нее посмотрела, но судье показалось, что она смотрит сквозь нее, сквозь стены хижины, сквозь леса и древние скалы долины. Наконец, к инспектору вернулся дар речи.

— У девочки нет правой руки ниже локтя. Ее отрезали острым предметом, и крови нет. Это означает, что руку отняли уже после того, как девочка умерла. И здесь ее конечность мы не найдем. Тот, кто отрезал руку, унес ее отсюда.

Судья отшатнулась. К ужасу на ее лице примешивалось негодование.

С этого времени Амайя жила у тети Энграси. Она ежедневно навещала отца в кондитерской, а домой заходила только по воскресеньям, к обеду. Эти обеды становились для нее настоящим испытанием. Она садилась во главе стола напротив матери, как можно дальше от нее, и ела молча, односложно отвечая на жалкие попытки отца завязать разговор. Потом она помогала сестрам убрать со стола и, когда на кухне воцарялся порядок, направлялась в гостиную, где ее родители смотрели трехчасовой выпуск новостей. Там она прощалась с ними до следующей недели. Она наклонялась и целовала отца, а он вкладывал в ее ладошку туго свернутую банкноту. После этого она стояла рядом с ними еще пару минут, выжидательно глядя на мать, которая продолжала смотреть телевизор, не удостаивая ее даже взглядом. Затем отец произносил: