Врач попятился еще на несколько шагов и очутился в коридоре.

— Если он убийца, можете не волноваться: он никуда не уйдет. У него перелом позвоночника, разорвана трахея, а изо рта торчит трубка, ведущая к легкому. Кроме того, он находится в искусственной коме, и, даже если бы я сумел его разбудить, чего сделать не получится, он не смог бы ни говорить, ни писать, ни шевелить веками. — Он попятился дальше в коридор. — Пойдемте со мной, сеньора, — прошептал он. — Я позволю вам на него взглянуть, но только на две минуты и через стекло.

Она кивнула и пошла за врачом.

Помещение, в котором находился Фредди, объединяло с обычной больничной палатой неизбежное наличие кровати. В остальном оно вполне могло представлять собой лабораторию, кабину самолета или декорации футуристического фильма. Фредди едва виднелся за сплетением трубок, проводов и повязок, подобно шлему обхватывавших его голову. Из его рта выходила трубка, показавшаяся Амайе необычно толстой, прикрепленная к его лицу полоской белого лейкопластыря, на фоне которого бледность Фредди еще больше бросалась в глаза. Лишь распухшие веки были фиолетового оттенка, да на виске блестел серебристый след сползшей от уголка глаза до уха слезы. Перед Амайей то и дело вставал облик Фредди, каким она видела его утром за кладбищенской оградой. Она разглядывала его еще несколько секунд, пытаясь понять, испытывает ли она к нему сочувствие, и решила, что испытывает. Ей действительно было жаль эту впустую растраченную и сломанную жизнь. Но даже самое сильное сочувствие не было способно остановить ее в поиске истины.

Выйдя из реанимации, она столкнулась с матерью Фредди, которой предстояло на следующие две минуты сменить ее у стеклянной перегородки. Амайя хотела было поздороваться с женщиной, как вдруг та обрушила на нее поток брани.

— Что ты здесь делаешь? Врач сказал мне, что ты собираешься допрашивать моего сына… Почему ты не можешь оставить нас в покое? Тебе кажется, что твоя сестра причинила нам недостаточно страданий? Она его бросила, разбив ему сердце, и бедняга не смог этого вынести. Он утратил рассудок… И ты еще хочешь его допрашивать? О чем ты собралась его спрашивать?

Амайя вышла в коридор, где ее ожидали Сабальса и Ириарте. Застекленная дверь приглушила крики женщины.

— Что происходит?

— Спросите у доктора… Этот идиот сообщил матери Фредди, что его подозревают в совершении убийства.

21

Комиссар принял Амайю и Ирарте в своем кабинете, и, хотя он предложил им присесть, сам остался стоять.

— Я сразу перейду к делу, — провозгласил он. — Инспектор, когда я принял решение поручить вам это расследование, разумеется, рассчитывая на поддержку шефа полиции Элисондо, я и предположить не мог, что дело примет такой оборот. Я думаю, вы и сами понимаете, что, если окажется, что в деле действительно замешан ваш родственник, это существенно подрывает ваши позиции. Мы не можем допустить, чтобы подобная ошибка заранее перечеркнула все дальнейшие судебные действия.

Он пристально посмотрел на Амайю, которая невозмутимо встретила его взгляд, хотя от нервного напряжения у нее мелкой дрожью вибрировали колени, как будто кто-то подключил ее к проводам высокого напряжения. Комиссар отвернулся к окну и целую минуту молчал, глядя на улицу. Затем он с шумом выдохнул из легких весь воздух и поинтересовался:

— Как вы думаете, каким образом этот человек может быть замешан в деле?

Оставалось неясно, к кому из них двоих он обратился с этим вопросом. Амайя посмотрела на Ириарте, который подбодрил ее взглядом.

— Нам было известно, что Анна Арбису состояла в отношениях с каким-то женатым мужчиной, но, просмотрев все материалы в ее компьютере, проверив все телефонные звонки и прочитав дневники, мы не смогли узнать, о ком идет речь. Было ясно только одно — совсем недавно эти отношения прекратились по инициативе самой девушки. Если предположить, что Анна встречалась с Фредди, то он совершенно не соответствует психологическому портрету разыскиваемого нами убийцы. Фредди ленив и неорганизован, и все его поступки носят беспорядочный, стихийный характер. Кроме того, я убеждена, что тот, кто убил Анну, был убийцей и первых двух девочек.

— А что думаете вы, Ириарте?

— Я полностью согласен с инспектором.

— Мне совершенно не нравится эта ситуация. Несмотря на это, я даю вам сорок восемь часов на то, чтобы установить алиби Альфредо Беларраина, если таковое у него имеется, и исключить его из числа подозреваемых. Но если этот человек имеет хоть малейшее отношение к смерти Анны Арбису или к смерти одной из двух других девочек, мне придется отстранить вас от дела. В этом случае у руля вас сменит инспектор Ириарте. Я уже поговорил с комиссаром Элисондо, и он со мной согласен. А теперь прошу меня извинить, я спешу. — Он открыл дверь, но, прежде чем выйти, обернулся к подчиненным. — Сорок восемь часов.

Амайя медленно выдохнула.

— Спасибо, Ириарте, — произнесла она, глядя ему в глаза.

Он улыбаясь встал со стула.

— Пойдемте, у нас много работы.

Когда они подъехали к дому, уже стемнело. В гостиной тети Энграси девочек из веселой шайки сменило нечто вроде семейного бдения у гроба. Не хватало только усопшего. Джеймс расположился у камина. Еще никогда Амайя не видела его таким озабоченным. Тетя сидела на диване рядом с Роз, которая, как ни странно, выглядела самой спокойной из этой троицы. Хонан Эчайде и инспектор Монтес занимали стулья у игрового стола. Едва завидев входящую в дом Амайю, тетя вскочила на ноги.

— Дочка, как он? — спросила она, пытаясь решить, следует ей подойти к Амайе или лучше остаться на месте.

Амайя взяла стул и села напротив Роз. Сестер разделяло всего несколько сантиметров. Она внимательно всмотрелась в лицо Розауры и ответила:

— Он очень плох. Его трахея разрезана веревкой, которая едва не разорвала ему позвоночник. У него поврежден спинной мозг, и он уже никогда не сможет ходить.

Слушая причитания тети и Джеймса, она не переставала изучать лицо Роз. Едва дрогнувшие ресницы, досадливо поджатые на мгновение губы. И больше ничего.

— Роз, почему ты не поехала в больницу? Почему ты не поехала к мужу, который попытался покончить с собой после того, как ты с ним порвала?

Роз бросила на нее быстрый взгляд и начала отрицательно качать головой. Однако она так ничего и не ответила.

— Ты все знала, — утвердительно произнесла Амайя.

Роз с видимым усилием сглотнула.

— Я знала, что у него кто-то есть, — наконец выговорила она.

— Ты знала, что это Анна?

— Нет, но я знала, что у него есть другая женщина. Если бы ты это видела… Он изменял, как по учебнику. Постоянно находился в эйфории, перестал курить траву и пить, принимал душ по три раза в день и даже начал пользоваться одеколоном, который я подарила ему на Рождество три года назад и к которому он за это время даже не прикоснулся. Я не глупа, все признаки измены были налицо. То, что у него кто-то есть, было ясно, как божий день.

— И ты знала, кто это?

— Нет, клянусь, этого я не знала. Но я поняла, что все кончено, в тот день, когда вернулась домой за своими вещами и увидела, что он плачет, как ребенок. Он был мертвецки пьян. Он уткнулся лицом в подушку и плакал так горько, что я с трудом его понимала. Он был воплощением отчаяния, и я подумала, что его мать или одна из его тетушек… Потом ему удалось немного успокоиться, и он начал рассказывать мне, что он все испортил, что это он во всем виноват, а теперь все кончено, что он еще никого никогда так не любил, что он этого не вынесет. Вот идиот! На мгновение я подумала, что он говорит о нас, о наших отношениях, о нашей любви. Но потом он произнес что-то вроде: «Я люблю ее так, как никогда в жизни никого не любил»… Понимаешь? Я была готова его убить.

— Он сказал тебе, кто это был?

— Нет, — прошептала Роз.

— Ты была сегодня у себя дома?

— Нет, — еле слышно произнесла она.