Когда они вышли на улицу, Амайя чувствовала себя очень странно, как будто она только что приземлилась после длительного перелета.

— Вы видели стены, шеф? — спросил Ириарте.

Она кивнула, вспомнив фотографии, покрывавшие стены этого дома, превратившегося в некое подобие мавзолея.

— Мне казалось, что она смотрит на нас отовсюду. Я не знаю, как они смогут справиться с потерей, живя в такой обстановке.

— Они этого не сделают, — с сожалением произнесла Амайя.

Внезапно она увидела, что через улицу прямо к ним бежит какая-то женщина с явным намерением преградить им путь. Когда женщина остановилась перед ними, Амайя ее узнала. Это была тетка Анны, та самая невестка, с которой мать погибшей девочки не здоровалась много лет.

— Вы были у них? — спросила она, задыхаясь от быстрого бега.

Амайя не ответила, в полной уверенности, что подобные усилия были затрачены не для того, чтобы узнать, откуда они идут.

— Я… — Женщина замялась. — Я очень люблю свою золовку, и то, что произошло… это так ужасно. Я тоже иду к ним, чтобы… ну, просто побыть с ними. Что еще я могу для них сделать? Это так страшно, и все же…

— И все же..?

— Эта девочка, Анна, она была не такой, как все… Я не знаю, поймете ли вы меня. Она была очень умной и красивой, но в ней было что-то странное, что-то злое.

— Что-то злое? И что же это было?

— Она сама. Она была этим злом. Анна была белагилью, ее тело было белым, а душа черной, как ночь. Даже когда она была маленькой, ее взгляд как будто прожигал насквозь, а ее глаза сверкали злобным блеском. Но ведьмы не обретают покой после смерти. Вот увидите. Анна еще не ушла.

Она произнесла это с такой уверенностью, как будто выступала перед судом инквизиции. Слово, которое в современном мире можно встретить только в фильме ужасов, прозвучало без следа смущения или сомнения. И, тем не менее, Амайя видела, что ей очень не по себе. Более того, она казалась ужасно напуганной. Они смотрели вслед женщине, которая удалялась с таким видом, как будто только что исполнила какой-то тягостный, но в то же время почетный долг.

Амайя и инспектор Ириарте несколько секунд стояли в растерянности, а затем зашагали дальше по улице Акуллеги. Но тут зазвонил телефон Ириарте.

— Да, она со мной. Хорошо, мы сейчас же явимся в комиссариат. Да, уже едем.

Амайя вопросительно посмотрела на него.

— Инспектор, это насчет вашего зятя, Альфредо… Он в больнице Наварры в Памплоне после попытки самоубийства. Один из его друзей зашел к нему домой и увидел, что он с петлей на шее висит на перилах лестницы. К счастью, помощь подоспела вовремя, хотя его состояние все равно очень тяжелое.

Амайя посмотрела на часы. Четверть шестого. Роз должна была с минуты на минуту вернуться с работы.

— Инспектор, вы поезжайте в комиссариат, а я отправлюсь домой. Я не хочу, чтобы моя сестра узнала об этом от кого-то постороннего. После этого я поеду в больницу. Я постараюсь вернуться как можно скорее, а вы тут пока займитесь нашим делом, и…

Он не дал ей договорить.

— Инспектор, это звонил комиссар. Он попросил меня сопровождать вас в Памплону… Судя по всему, попытка самоубийства вашего зятя имеет отношение к нашему делу.

Амайя изумленно посмотрела на него.

— Имеет отношение к нашему делу? К какому делу? К делу басахауна?

— Помощник инспектора Сабальса ожидает нас в больнице. Он сможет рассказать вам больше, а я знаю столько же, сколько и вы. После того, как мы побываем в больнице, нам предписано явиться в комиссариат Памплоны. Комиссар будет ожидать нас в восемь часов.

20

Улица Браулио Ириарте некогда называлась Калле-дель-Соль,[19] потому что фасады всех ее домов обращены на юг и жаркие солнечные лучи заливают улицу до самого заката. Со временем улицу переименовали, назвав ее в часть местного благодетеля, который съездил в Америку и обогатился, создав пивную империю Коронита. Вернувшись в родной город, он финансировал ремонт фасада одного из зданий, основал дом призрения и совершил еще какие-то акты добродетели. Но Амайя всегда считала, что название Калле-дель-Соль было гораздо более уместным. Оно говорило об ушедших временах и связи с предками, которые жили в согласии с природой, но было незаслуженно отброшено в сторону влиятельным господином по имени Деньги. Амайя наслаждалась робкими лучами светила, согревавшими ее лицо и плечи, несмотря на февральский холод, а также на другой, гораздо более мучительный холод, который поднимался наружу, как мелко захороненный труп, и от слов Ириарте стиснувший все ее внутренности. От всего услышанного у нее до сих пор шла кругом голова. В отчаянной попытке осмыслить случившееся она забросала своего спутника вопросами, но он благоразумно отказался высказывать какие-либо предположения. В конце концов, Амайя погрузилась в угрюмое молчание и за всю дорогу до своего дома не проронила больше ни слова. Подойдя к входной двери, она увидела у тротуара припаркованный автомобиль. Это был «Форд Фиеста», который водила Роз.

— Привет, сестра, — радостно поздоровалась с ней Роз, открывая дверцу.

— Роз, войди в дом, мне нужно с тобой поговорить, — вместо приветствия произнесла Амайя.

Улыбка сползла с лица Роз.

— Не пугай меня, — произнесла она, толкая дверь и входя в гостиную.

Амайя пристально смотрела на сестру.

— Присядь, Роз, — продолжала она, указав на стул.

Роз села к столу, выбрав то же место, на котором она гадала на картах.

— Где тетя? — поинтересовалась Амайя, внезапно осознав, что она не видит Энграси.

— Не знаю. Господи боже мой! С ней что-то случилось? Она говорила мне, что они с Джеймсом хотят съездить в Ероски за продуктами …

— Нет, с тетей все хорошо… Роз, беда случилась с Фредди.

— Фредди? — повторила Роз с таким видом, как будто слышала это имя впервые.

— Он попытался покончить с собой, повесившись на перилах лестницы твоего дома.

Похоже, эта новость не взволновала Роз. Она смотрела на Амайю с безмятежным видом. Пожалуй, даже чересчур безмятежным.

— Он умер? — только и спросила она.

— Нет, к счастью, в это время в дом вошел кто-то из его друзей и… Вы прятали ключ где-то у входа?

— Да, мы много раз из-за этого ссорились. Мне не нравилось, что его друзья могут в любой момент к нам войти.

— Роз, мне так жаль, — прошептала Амайя.

Роз прикусила губу изнутри и продолжала молчать, глядя куда-то в пространство за правым плечом Амайи.

— Роз, я сейчас же выезжаю в Памплону. Нам сообщили, что его доставили в центральную больницу Наварры.

Она не стала упоминать о предположительной связи между Фредди и расследуемым ею делом.

— Напиши тете записку, а Джеймсу позвоним по пути.

Роз не шелохнулась.

— Амайя, я не поеду.

Амайя, которая уже направлялась к двери, резко остановилась.

— Как не поедешь? Почему? — изумленно спросила она.

— Я не хочу никуда ехать. Не могу. У меня нет на это сил.

Несколько секунд Амайя смотрела на сестру, а затем кивнула.

— Ладно, я тебя понимаю, — солгала она. — Я позвоню тебе, когда что-то узнаю.

— Да, так будет лучше.

Уже в машине Амайя посмотрела на севшего за руль Ириарте.

— Если честно, я ничего не понимаю, — произнесла она, глядя ему в глаза.

Он не знал, что ей ответить, и лишь с сожалением покачал головой.

Больница встретила их характерным запахом дезинфицирующих средств и перегородившей весь вестибюль морозильной камерой.

— В задней части больницы ремонтируют старый вход в приемное отделение. Оттуда и притащили эту морозилку, — пояснил Ириарте.

— Где здесь реанимация?

— Вон там, — кивнул он, — сразу за операционными. Я вас провожу, мне уже случалось тут бывать.

Шагая по нарисованной на полу зеленой линии, они миновали коридор за коридором, пока из какой-то двери не появился помощник инспектора Сабальса. Войдя в эту дверь, Амайя увидела небольшую комнату, в которой не было ничего, кроме стола и полудюжины кресел, несколько более удобных, чем пластиковые стулья, выстроившиеся вдоль стен в коридорах.