Изменить стиль страницы

— Мы научим их нашему языку и обычаям, — заявил он, — они станут гуннами. Тот, кто помнит язык матери, рано или поздно становится мстителем!

Что касается сарматского золота, Аттила собирался использовать его на подкупы. Но применение ему нашли позже. Когда Аттила умер, золото расплавили, смешав его с дакийским, византийским, римским, готским, месопотамским, франкским, бургундским, и из него, ставшего поистине вселенским, изготовили золотой гроб великому гунну. Гроб вождя спрятали так тщательно, что и спустя века не найдут его. И виновником тому окажется Диор, которого после победы Аттила немедленно отправил на поиски подземного дворца.

Глава 2

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДИОРА ВО ДВОРЦЕ

1

До Сармизегутты было пять дневных переходов. Но шли быстро. Голубая новенькая лента обвивала шапку Силхана, недавно назначенного тысячником и едва не ставшего темник–тарханом, а потому Силхан старался вовсю. При каждом удобном случае он приносил жертву тому, «кто создал небо и землю». Приношения были необычайно щедрыми — лошади, быки. Он велел гнать с собой целое стадо, ибо щедрость в подобных делах окупается сторицей.

Как–то на вечернем привале Диор спросил Силхана, не устает ли он, пожилой, быть целый день в седле. Тот воспринял вопрос советника Аттилы как намек на то, что Силхану пора в обоз, вытаращился, испуганно прокричал:

— Ха, в два года отец посадил меня на коня! С того времени и езжу. Не зад, а сплошная мозоль! Как тут устанешь? Я с любым могу потягаться! — и, прицелившись на увядшую от жара костра ромашку, лихо плюнул, попал.

Когда Силхан отправился проверять ночные дозоры, воспользовавшись его отсутствием, бывший гонец Ябгу, назначенный десятником телохранителей, завистливо пожаловался:

— Силхан не старше меня, а стал тысячником, как так? Ха, у него задница — мозоль! У меня тоже там мяса нет, все стер. Я всегда при Аттиле! Так старался, а никто не заметил. Чем Силхан лучше? Сеченым–то его прозвали недаром! Он монеты от дележа утаивал, за щеку прятал, тьфу! — Ябгу презрительно скривился. — Он жен своих бьет. Одну до смерти покалечил!

— Силхан делает то, «что дает господину его характер и полная воля», — строго напомнил Диор.

— Я и говорю: отчаянный и храбрый наш тысячник! — спохватившись, завопил Ябгу так, чтобы слышали и у соседних костров. — Очень веселый! Такой забавник! Ха–ха, жен не бить — добра не жди!

Уже на четвертый день отряд выехал на старую, мощенную каменными плитами Римскую дорогу. Вскоре эта дорога соединилась с другой, зарастающей кустарником. Показались горы, покрытые лесами. К вечеру подъехали к пологой возвышенности. Силхан показал на нее.

— Там стояла наша тысяча.

На травянистой возвышенности еще сохранились полусгнившие столбы с перекладинами, торчали средь кустарника покосившиеся щиты. Юргут в своих рассказах упоминал обширный лес, окружавший гору и каменную гряду, скрытую в чаще. Если проехать вдоль гряды на восход солнца, наткнешься на скалу–останец. Взобравшись на нее, можно обнаружить уютную лощину и поминальный храм. Продолжив путь к горе, увидишь глубокий овраг, в котором башня. Упоминал Юргут и о потайной долине, окруженной неприступными скалами. В тысяче Силхана было два пожилых десятника, с которыми он когда–то колотил в железную дверь. Везли в обозе и Тюргеша. О башне и подземном ходе никто из них не знал.

Силхан разослал во все стороны заставы, и те сообщили, что местность вокруг необитаема.

2

Дворец обнаружили довольно легко, хотя дорога к нему заросла лесом. Спустя два десятка лет после посещения его гуннами он являл собой вид еще большей заброшенности. Лишь каркали вороны да летали голуби. Но стены дворца прочны, при необходимости его можно было восстановить. Лишь на внутренней площади выросли деревья и травы.

Силхан повел Диора в бывший приемный зал и показал ту самую неприметную железную дверь, в которую они когда–то так усердно ломились. И вдруг Диор спиной почувствовал, что за ним следят чьи–то внимательные глаза. Но огромный, черный от пожара зал был пуст. Под полуобвалившимся потолком летали летучие мыши. В пустые оконные проемы вливался солнечный свет, отчего зал казался еще мрачнее. Рядом был тысячник, толпились воины, вроде бы ничто не предвещало опасности.

Диор велел очистить дверь от пыли и копоти. Воины кинжалами обнажили щель в местах прилегания ее к стене. Но не нашли отверстие под ключ. Диор слыхал о секретах для тайного открывания и закрывания дверей. Где–то должен быть скрыт потайной механизм.

И вдруг Диору захотелось немедленно выбежать вон из дворца. Он всем своим существом почувствовал надвигающуюся опасность. О том, что ощущение опасности никогда не обманывает, говорил еще Юргут. Воины стали нетерпеливо переминаться, боязливо поглядывая вокруг. Видимо, они тоже испытали нечто схожее. Силхан вдруг взревел:

— Всем во двор!

И первый огромными прыжками кинулся к выходу. Остальные ринулись следом. Только успели выбежать во двор, как потолок зала с ужасающим грохотом и треском рухнул. Туча взметнувшейся пыли на миг скрыла дворец.

— Проверить, все ли целы! — приказал Силхан.

Воины стали переглядываться, вспоминая, сколько их

было. Оказалось, нет обоих десятников, что знали о существовании железной двери. Пожилые не такие прыткие. Пыль осела. Бросились опять в зал. Высились груды искореженных балок, известковых плит, каменных перекрытий, засыпанных глиной. В зияющем проеме голубело небо. Принялись разгребать завалы. Вскоре нашли обоих. Они были раздавлены камнями.

Хоронили воинов в потайном месте, чтобы грабители не нашли могилу. Выкопали братскую могилу. Вместе с телами положили оружие десятников и походные сумки со всем содержимым. В сапогах у каждого оказались золотые монеты, припрятанные на черный день. Их тоже не тронули. От Силхана поставили в изголовье два серебряных сосуда, наполнив их вином. Могилу закопали. По тому месту прогнали на водопой и с водопоя табун тысячи. Следующей весной здесь вырастет трава. На поминки зарезали двух лошадей, устроили сражение на мечах.

Как бы случайно оказавшись возле Диора, Ябгу вкрадчиво сказал, что Силхан распоряжается неумело.

— Следовало осмотреть дворец, — пояснил он. — Те, кто там был, говорят, что чувствовали присутствие чужих людей. Если это так, потолок упал не случайно!

Диор согласился с ним. На следующее утро две сотни окружили дворец. Множество воинов с факелами в руках обшаривали каждое помещение. Людей не нашли, но обнаружили следы присутствия их: большое кострище, лежаки вокруг него из сухой травы, обглоданные кости. Зола в кострище не успела подернуться пеплом. Лежаков оказалось пять.

— Они были здесь вчера. Ушли до нашего прихода, — уверенно заявил Силхан, — У них был наблюдатель. Это они обвалили потолок! Хай, поймаю, с живых сдеру кожу!

— Они теперь в лесу, как найдешь? — ехидно заметил Ябгу.

— Прочешем лес! — свирепо произнес тысячник.

Диор разрешил заняться поисками неизвестных. Ему хотелось узнать, случайно ли они сюда забрели. Неподалеку от дворца, на поляне, скрытой в густом лещиннике, кто–то из воинов нашел новую коновязь, следы копыт, конский навоз. Судя по размерам коновязи, лошадей было не менее двенадцати. Это означало, что неизвестные имели запасных лошадей.

— Прибыли издалека, — рассудил Силхан, — стало быть, что–то ищут. Уж не подземелье ли? Зачем?

Он сам не знал, зачем его тысячу направили сюда. Аттила велел, чтобы он показал Диору железную дверь и беспрекословно выполнял распоряжения советника. Уж не хочет ли Аттила отыскать подземелье? Но этот вопрос Силхан Диору не стал задавать. Праздное любопытство столь же неуместно, как и неумеренная болтливость. За первое могут взять на аркан, за второе отрубить голову. Гунн с младенчества приучен к молчанию и беспрекословному подчинению предводителям. Разве стал бы Силхан тысячником, если бы был любопытен?