— Амайя, я не поеду.

Амайя, которая уже направлялась к двери, резко остановилась.

— Как не поедешь? Почему? — изумленно спросила она.

— Я не хочу никуда ехать. Не могу. У меня нет на это сил.

Несколько секунд Амайя смотрела на сестру, а затем кивнула.

— Ладно, я тебя понимаю, — солгала она. — Я позвоню тебе, когда что-то узнаю.

— Да, так будет лучше.

Уже в машине Амайя посмотрела на севшего за руль Ириарте.

— Если честно, я ничего не понимаю, — произнесла она, глядя ему в глаза.

Он не знал, что ей ответить, и лишь с сожалением покачал головой.

Больница встретила их характерным запахом дезинфицирующих средств и перегородившей весь вестибюль морозильной камерой.

— В задней части больницы ремонтируют старый вход в приемное отделение. Оттуда и притащили эту морозилку, — пояснил Ириарте.

— Где здесь реанимация?

— Вон там, — кивнул он, — сразу за операционными. Я вас провожу, мне уже случалось тут бывать.

Шагая по нарисованной на полу зеленой линии, они миновали коридор за коридором, пока из какой-то двери не появился помощник инспектора Сабальса. Войдя в эту дверь, Амайя увидела небольшую комнату, в которой не было ничего, кроме стола и полудюжины кресел, несколько более удобных, чем пластиковые стулья, выстроившиеся вдоль стен в коридорах.

— Входите, здесь никого нет, и мы сможем поговорить, — пригласил их Сабальса.

Сам он снова выглянул в коридор, сделал какой-то знак медсестре за столиком поста и вернулся в комнату.

— Сейчас придет врач, его позовут, — сообщил он Амайе.

Он уже собирался сесть, но, увидев, что Амайя продолжает стоять, взглядом понуждая его продолжать, извлек записную книжку и начал читать свои записи.

— Сегодня около часу дня Альфредо встретился с одним из друзей, с тем самым, который его позже обнаружил и вызвал скорую. Последний утверждает, что Фредди выглядел плохо, как будто сильно заболел или страдал от невыносимой боли.

Амайя вспомнила, каким подавленным и больным показался ей Фредди, когда она утром увидела его на кладбище. Сабальса продолжал:

— Он сказал, что вид Альфредо его напугал и он попытался с ним поговорить, но Фредди пробормотал что-то нечленораздельное и ушел. Это обеспокоило друга еще больше, и, пообедав, он отправился к нему домой. Он постучал в дверь и после того, как ему не открыли, заглянул в окно и увидел включенный телевизор. Он снова начал стучать и, не дождавшись ответа, вошел, воспользовавшись ключом, который, по его словам, лежал под каким-то цветочным горшком у входа, чтобы друзья могли заходить к нему в гости, когда захотят. Он утверждает, что всем его друзьям известно о существовании этого ключа. Он вошел и увидел Фредди висящим напротив лестничного пролета. Преодолев свой страх перед смертью, он схватил кухонный нож, взбежал по лестнице и перерезал веревку. По его словам, Фредди еще дергал ногами. Он позвонил в службу спасения и сопровождал Фредди на скорой в больницу. Если вы хотите с ним поговорить, он сейчас в комнате для посетителей.

Амайя вздохнула.

— Это все?

— Да, друг утверждает, что Альфредо уже несколько дней находился в удрученном состоянии. Он не уверен, что дело именно в этом, но, по его словам, его жена… — Сабальса замялся, — …что ваша сестра от него ушла.

— Это действительно так, — подтвердила она.

— Тогда это действительно могло толкнуть его на самоубийство. Он оставил записку.

Сабальса показал им пакет для улик, внутри которого виднелся грязный обрывок бумаги. Он выглядел влажным и помятым.

— Записка помята, потому что он держал ее в кулаке. Ее извлекли из его руки уже в карете скорой помощи. А влажная она, наверное, от слизи из носа и слез. Но ее все равно можно прочитать. «Я люблю тебя, Анна. Я всегда тебя буду любить».

Амайя посмотрела на Ириарте и снова перевела взгляд на Сабальсу.

— Сабальса, мою сестру зовут Роз, Розаура. Я думала, что мы все знаем, кто такая Анна.

— О, — только и произнес Сабальса, — простите… Я…

— Приведите сюда этого друга, — распорядился Ириарте, укоризненно глядя на помощника инспектора.

Когда тот вышел, Ириарте обернулся к Амайе.

— Извините его, он не знал, а мне обо всем этом рассказали по телефону. Эта записка устанавливает связь между Фредди и Анной, и именно по этой причине комиссар хочет нас видеть.

Сабальса вернулся через несколько минут в обществе смуглого и сухощавого мужчины, которому на вид можно было дать лет тридцать с небольшим. Он был одет в джинсы, которые были ему велики, и черный пуховик и как будто терялся внутри одежды, из-за чего казался еще более тощим. Несмотря на тягостное событие, которое ему пришлось пережить, его лицо сияло удовлетворением, вызванным, вероятно, переполохом, источником которого он стал благодаря Фредди.

— Это Анхель Остоласа. Инспекторы Саласар и Ириарте.

Амайя протянула Анхелю руку и уловила легкую дрожь в его пальцах. Он, похоже, собирался рассказать им всю историю с самого начала и со всеми подробностями и поэтому был немного разочарован, когда Амайя повернула разговор в еще неисследованное русло.

— Насколько хорошо вы знали Фредди?

— Мы знакомы с детства, вместе учились в школе, а потом в колледже, который он затем бросил. Но мы всегда были членами одной компании.

— Но вы были достаточно близки, чтобы рассказывать друг другу, скажем, очень интимные вещи?

— Ну… Я не знаю… Да, пожалуй.

— Вы знали Анну Арбису?

— Ее все знали. Элисондо — очень маленький городок, — произнес он таким тоном, как будто это все объясняло. — Анну невозможно было не заметить. Вы понимаете, о чем я? — добавил он, улыбаясь присутствующим в комнате мужчинам в поисках мужской солидарности, в которой ему было отказано.

— У Фредди были какие-нибудь отношения с Анной Арбису?

Он, несомненно, сразу понял, что от его ответа будет зависеть дальнейшее направление разговора.

— Нет, с чего вы взяли? Конечно нет, — возмущенно ответил он.

— Вы когда-нибудь слышали от него замечания насчет того, что он считает ее привлекательной или желанной?

— Вы о чем? Она была девчонкой… Очень красивой девчонкой… Ну, может, мы когда-нибудь и говорили что-нибудь по этому поводу, вы же знаете нас, мужиков. — Он снова взглядом поискал поддержки у Ириарте и Сабальсы, которые снова его проигнорировали. — Может, мы и говорили, что она становится очень хорошенькой и что она не по годам развита. Но я даже не уверен, что эти слова принадлежали Фредди. Скорее всего, один из нас это сказал, а остальные с ним согласились.

— Кто это был? Кто это сказал? — сурово настаивала Амайя.

— Я не знаю, уверяю вас, я не знаю.

— Хорошо. Возможно, нам еще понадобится ваша помощь. А пока можете идти.

Такой поворот его явно удивил. Он опустил взгляд на руки, и его лицо исказилось такой растерянностью, как будто он не знал, что ему с ними делать. Наконец, он нашел выход и спрятал их глубоко в карманах пуховика. Не проронив больше ни слова, он вышел в коридор.

Вошел врач. Вид у него был чрезвычайно недовольный. Он обвел взглядом полицейских, и его раздражение, похоже, только усилилось. После краткого обмена приветствиями он начал рассказывать о состоянии Фредди, обращаясь исключительно к Ириарте и Сабальсе, полностью игнорируя Амайю.

— У сеньора Альфредо Беларраина серьезное повреждение спинного мозга и частичный разрыв трахеи. Вы осознаете серьезность того, о чем я вам говорю? — Он перевел взгляд с одного мужчины на другого и продолжал: — Другими словами, непонятно, как он выжил. Его жизнь висела на волоске. Спинной мозг беспокоит нас в первую очередь. Мы считаем, что со временем при условии должной реабилитации Альфредо сможет обрести некоторую подвижность, но я сомневаюсь, что он когда-нибудь сможет ходить. Вы меня понимаете?

— Повреждения получены в процессе попытки самоубийства? — уточнил Ириарте.

— По моему мнению, да, вне всякого сомнения, повреждения соответствуют самоудушению. Классический случай.