Кастелян замка встречал прибывших во дворе. Это был старый рыцарь, даже старше, чем Гарсия Мьедес. Глубокие шрамы избороздили его лицо, а волосы и борода сделались совсем белыми, но он все еще мог носить кольчугу и твердо держать меч, а глаза его все еще излучали решимость и твердость воли. Эдгар де Блуа не показался де Пейну угрюмым, как говорил о нем граф Гуго Шампанский, напротив, ветеран был полон того молчаливого величия, которого так недоставало молодым рыцарям, чтобы выглядеть достойно, и этим он очень напоминал графа Тибо, своего покойного двоюродного брата.

То спокойное достоинство, с которым держался правитель замка, не было пустой позой и не имело ничего общего с самодовольством, с бахвальством или с презрением к окружающим. Молчаливое величие кастеляна замка Монтерео сложилось само собой за долгие годы постоянной войны, за множество суровых походов и вследствие потерь близких. Все его дети пали в боях от рук врагов, а супруга погибла от мавританской стрелы, предназначавшейся для него. И теперь этот немногословный пожилой человек с седыми кустистыми бровями и большим фамильным носом, пытался изобразить на лице улыбку, потому что Гуго де Пейн не просто привез привет из далекой Шампани, а вручил ему старинный перстень, память о доме и детстве, с большим рубином и с девизом «Господь за Блуа». Еще де Пейн вручил кастеляну послание от графа Шампанского.

По указанию Эдгара де Блуа всех новоприбывших разместили в просторных покоях замка, а затем устроили пир. Пышностью и разнообразием угощений здесь, в одиноком замке среди суровых скал, похвастаться не могли, но и того, что подавали на стол усталым путникам, отвыкшим за время пути от обильных обедов, было более чем достаточно.

На пиру в разговоре с хозяином замка Гуго де Пейн выяснил, что доблестный король Арагона Санчо Рамирес все последнее время проводит на войне и стоит сейчас лагерем под стенами Уэски, а страной в отсутствие монарха управляет его сын Гарсия. В то самое время, когда отряд шампанских рыцарей подъезжал к замку Монтерео, король настолько был занят осадой Уэски, что военные действия против мавров на других окраинах королевства отошли для него на потом, благо в горах наступило некоторое затишье, вызванное, скорее, равновесием сил, нежели мирными устремлениями сторон.

Как и было уговорено с графом Шампанским, Гуго де Пейн не стал скрывать от Эдгара де Блуа цель похода. Оставшись наедине с ним, Гуго честно выложил кастеляну все, что было известно об экспедиции шампанского отряда ему самому. Ветеран внимательно выслушал молодого рыцаря, затем, наконец, вскрыл печати на пакете от графа Шампанского и прочел письмо по складам, поскольку в грамоте старый воин не был силен. Потом, помолчав, видимо что-то обдумав, Эдгар де Блуа сказал:

– Я не слишком люблю евреев. Если бы они не продавали оружие мусульманам, то меньше крови проливалось бы в наших горах. Но мой двоюродный племянник Гуго Шампанский задумал великий поход в Святую Землю, и потому я не могу не помочь ему.

– Значит, вы примете участие в вызволении ку пца Эфраима? – спросил де Пейн с надеждой.

– Я не смогу дать вам много людей, но помочь постараюсь, – сказал старый кастелян.

Эдгар де Блуа вел постоянную войну, у него в крепости излишков не имелось, а каждый воин был на учете. Но, несмотря на все эти тяжелые обстоятельства, благородный кастелян выделил в помощь Гуго де Пейну тридцать копейщиков и двадцать лучников, а также двух из шести своих оруженосцев, надежных проводников, франка Альберта и испанца Хосе, которые отлично ориентировались в, прилежащих к замку Монтерео, горах. Кроме этой услуги, Эдгар де Блуа бесплатно снабдил отряд графа Шампанского самыми надежными картами, продовольствием, запасным оружием и свежими лошадьми. И уже через день, на рассвете, отряд графа Шампанского был готов снова двинуться в путь.

Дальше к северо-западу от замка Монтерео начиналась угрюмая горная местность, называемая Страной Скал и действительно состоящая из одних голых камней. Часто в ходе войны эту землю считали своей то одна, то другая враждующая сторона. Но никто не мог надолго утвердиться в этих скалистых труднодоступных местах: ни мусульмане, ни христиане. Здесь не было ни селений, ни пастушеских хижин. Даже горные козы избегали селиться здесь, ибо не было вокруг пропитания ни человеку, ни зверю. На каменных кручах не росло ни единой травинки. Лишь самые отчаянные путники изредка наведывались сюда, но те из них, кто рисковал проехать по опасным тропам к заброшенным руинам замков на скальных вершинах, таким древним, что, говорят, и во времена Великого Рима уже никто не помнил, кто построил их, возвращались нечасто. Даже сами скальные склоны здесь выглядели странно, напоминая то превратившиеся в камень головы великанов, то окаменевших чудовищ, то застывших навсегда монахов с посохами.

Старики говорили разное о Стране Скал. Некоторые уверяли, что великаны когда-то населяли эти места, другие рассказывали, что это была страна колдунов, которые умели превращать чужаков в камень, иные утверждали, что людоеды жили здесь и даже живут еще до сих пор. И только в одном едины были все рассказчики: злые духи стерегут Страну Скал. Обычные люди боялись ходить туда, и только для тех, кто желал обделывать свои темные дела без лишних свидетелей, эта зловещая местность подходила как нельзя лучше. И именно там, в самом сердце мрачной горной страны, подальше от всех властей, давно уже устроили свое логово разбойники Пиренейских гор.

Место было особенно подходящим для контрабандной торговли еще и потому, что отсюда, из Страны Скал, тайные тропы вели и на северо-восток, и на юго-запад, таким образом соединяя между собой пограничные земли Франции с владениями эмиров Лериды и Сарагосы. И по этим тайным, почти неизвестным ни тем, ни другим властям дорогам в обе стороны постоянно двигались небольшие караваны. Это был весьма рискованный промысел, поскольку торговля оружием, да и другими товарами была запрещена властями обеих враждующих сторон под страхом смерти. Но, между тем, самые отчаянные ку пцы, мусульмане, иудеи и даже христиане, рискуя ради огромных барышей собственной жизнью, везли на продажу во Францию из мавританских земель пряности, шелка и предметы роскоши, а обратно – оружие, шерсть и вино. Но где есть незаконная торговля, там всегда найдутся и те, кто покушается на товары.

Как объяснил Гуго де Пейну кастелян замка Монтерео, возле главного перекрестка тайных торговых путей стояла древняя сторожевая башня разбойников. Ее много раз отбивали у них разные властители, но всякий раз новый гарнизон оказывался вдруг весь перебит разбойниками, и башня снова переходила к ним. Уже многие годы эту башню считали просто проклятым местом, и никто не пытался более выбить разбойничью братию из нее. И много лет башню эту именовали не иначе, как Проклятой, а как она по-настоящему называлась когда-то, никто не помнил. Рядом с главным перекрестком контрабандных путей располагалось и удобное ущелье, где в развалинах древнего укрепленного монастыря прятались основные силы разбойников. Беглые рабы и каторжники в поисках удачи бежали в эту труднодоступную местность с обеих сторон Пиренеев. И мрачное это ущелье получило название Разбойничьего.

Но все же нельзя было сказать, что власти в этих местах совсем не существовало. Хотя и казалось, что существуют эти головорезы сами по себе, никому не подчиняясь, но на самом деле разбойничью братию всегда тем или иным способом поддерживали и контролировали какие-нибудь соседние правители. Доходы от незаконного промысла во все времена было выгодно облагать данью, и до тех пор, пока разбойники делились со своими покровителями, те их не трогали, предоставляя возможность безнаказанно нападать на караваны, продавать отобранные у купцов-контрабандистов товары и использовать самих взятых в плен купцов в качестве заложников или рабов. В тех случаях, когда сами эти купцы не были в сговоре с разбойниками и не платили дань им. Обычно же всех все устраивало. Контрабандисты платили оговоренную дань разбойникам, а они, в свою очередь, делились половиной этой дани со своими покровителями. Те, кто постоянно пользовался контрабандными тропами, знали цену проезда и умели договариваться.