Изменить стиль страницы

— Вы не могли бы вспомнить содержание других разговоров? — спросил Карелла. — Тех, которые были связаны с Тилли?

— Давайте, ребята, сделаем для меня перерыв, а? — сказала Кармен и снова вцепилась в сандвич. Между кусками хлеба выступила капля горчицы. — О-о-п-с. — Она подхватила каплю бумажной салфеткой, чтобы та не упала на стол.

— Например, вечером, за сутки до убийства, — сказал Мейер.

— Или в любое другое время приблизительно за двадцать четыре часа до убийства, — предложил Карелла.

— Любые звонки в течение этого времени.

— Может быть, вы вспомните какие-нибудь имена, которые он упоминал в разговорах.

Они пытались воссоздать картину двадцати четырех часов до убийства и двадцати четырех часов после убийства. Двадцать четыре часа, предшествовавшие убийству, были важными потому, что если знать, чем занимался человек, добавить к тому, что видели другие, определить, какие места он посещал, то можно было где-то обнаружить убийцу. А двадцать четыре часа после убийства были важными потому, что след остывал постепенно и так же постепенно расширялись границы поиска. К сегодняшнему дню уже прошло пять дней с того момента, как они обнаружили Тилли подвешенным к трубе под потолком в подвале.

Кармен думала.

— Вы уже знаете, я пришла домой поздно...

— Да. 

— В два часа или около того. Может быть, Роджер говорил по телефону, когда я вошла. Я не очень уверена. Он все еще смотрел телевизор. Может быть, это на телеэкране кто-то разговаривал по телефону. Вы понимаете? 

— Ах-ха. А что было на следующее утро? Вы сказали, что проснулись и позавтракали...

— Да.

— А потом снова ненадолго вернулись в постель.

— Да.

— А затем вы услышали, как Тилли разговаривал по телефону с двумя разными людьми. Один разговор был с продавцом автомобиля, а второй — с Боулзом.

— Верно.

— И он сказал, что встретит его внизу на лестнице...

— Верно, на ступенях парадного входа...

— В пределах получаса.

— Но затем Роджер изменил время, договорившись ровно на двенадцать.

— И именно к этому времени Тилли вышел на лестницу, — отметил Мейер.

— Да. В общем, за несколько минут до назначенного времени. Без пяти двенадцать. Около этого. 

— Хорошо. Были какие-либо другие звонки этим утром? Например, когда вы завтракали... 

— Нет.

— Или когда вы были в постели после завтрака...

— Нет, только эти два звонка.

— Мы знаем, что первый звонок был по телефону, принадлежащему "Аркейд Моторз"...

— Я не знаю имени...

— Хорошо, мы знаем. Мы проверили на телефонной станции все телефонные звонки, исходившие оттуда утром и предшествовавшей ночью. Но...

— Я только слышала мужское имя. Мистер Штейнберг. Я запомнила его потому, что у Роджера было еще несколько разговоров с этим человеком по поводу машины, которую он собирался купить.

— Какой марки машину он выбирал? — внезапно спросил Карелла.

— "Мерседес".

— Должно быть, у него недавно появились деньги, а?

— Мы никогда не обсуждали его дел. 

— А в чем заключались его дела? 

— Я только что сказала вам, что никогда не обсуждала его дел.

— Но тогда вы не знаете, какое у него было дело, верно?

— Верно, я не знаю его дел.

— Вы не знаете, были ли это наркотики?

— Ваш напарник глухой? — спросила она Мейера. — Если я не знаю его дел, то как я могу знать, был он связан с наркотиками или нет.

— Это ведь дорогая машина, — заметил Карелла и пожал плечами.

Мейер бросил взгляд на часы. Время беседы истекало. Он понимал, почему Карелла неохотно отказывался от идеи бизнеса наркотиков. Если в действительности не Боулз приехал на встречу с Тилли, тогда был еще кто-то, кто ждал внизу, на лестнице, чтобы познакомить Тилли с боевым короткоствольным пистолетом. Покупка дорогого автомобиля очень хорошо вязалась с продажей наркотиков. Именно поэтому Карелла все время крутился около этой идеи. Если не Боулз, смерть Тилли могла быть просто нелепым случаем. Что-то не поддающееся разумению, какой-нибудь маньяк, выбирающий случайные жертвы, что, впрочем, в наши дни случается все чаще и чаще. Но тогда любой человек в этом проклятом городе мог быть убийцей. И искать его — то же, что иголку в стоге сена. Вот поэтому Карелла не хотел расставаться с идеей наркотиков. Если наркотики, то открываются возможности бесед с определенным кругом лиц, пути исследований. В этом городе наркотики всегда оставляли следы.

— Может быть, вы обратили внимание на что-нибудь необычное? — спросил Мейер, выходя на новую линию. — Вокруг? Около дома?

— Нет, — сказала Кармен. — Необычное?

— Что-нибудь особенное. В период двадцати четырех часов, предшествовавших убийству. Я это время имею в виду.

— Нет. А как вас понять?

— Может быть, кто-нибудь наблюдал за домом...

— Нет.

— ...или обыскивал почтовые ящики...

— Нет.

— ...или расспрашивал?

— Нет, я никого не видела... что вы имеете в виду? Кого расспрашивал?

— Например, управляющего...

— Нет, ничего такого не было.

— ...расспрашивал о людях, которые живут в этом доме?

— Нет.

— Понимаете, если кто-нибудь хотел собрать о нем информацию... — сказал Мейер, пожал плечами и посмотрел на Кареллу. На часах было без двадцати пяти двенадцать. Кармен доедала жаркое.

— Вы когда-нибудь выходили из дома вместе с Тилли? — спросил Карелла, подстраиваясь к направлению вопросов Мейера.

— Да.

— Видели кого-нибудь, кто шел бы за вами?

— Нет. 

— Было ли у вас когда-нибудь ощущение, что за вами следят? 

— Нет.

— Или, может быть, кто-то присматривался к вам?

— Нет.

— Говорил ли Тилли когда-нибудь об угрожающих телефонных звонках или письмах?

— Нет.

— Может быть, вы видели кого-нибудь, кто явно не являлся местным жителем...

— Нет.

— Я имею в виду не только двадцать четыре часа до убийства. Я говорю...

— Ну да, но...

— Кто? — немедленно задал вопрос Мейер. — Кого вы видели?

— Ну, это, строго говоря, не был человек.

— Тогда что это было? — спросил Карелла.

— Это выглядело так странно в нашем районе, — заметила Кармен.

— Что это было?

—  Лимузин, — произнесла она. 

* * *

На ней был черный свободный свитер, серая фланелевая юбка на несколько дюймов выше колен, черные французские сапоги на каблуках и, как он понял, черные колготки. Она сняла сапоги, пальто и, пройдя на кухню, стала засыпать кофе в турку. Но затем подняла на него глаза и спросила:

— Или, может быть, вы предпочитаете что-нибудь выпить?

— А у вас есть что выпить?

— Я редко что-нибудь пью, кроме вина, — ответила она.

— Я выпил бы немного водки, если она у вас есть, — сказал он. Он пошел вместе с ней в гостиную, где она откинула дверцу бара и стала искать нужную бутылку. Она изучала серебристые этикетки с таким вниманием, как будто видела их в первый раз, и щурилась, разбирая на них затейливые названия.

— Я была уверена, что у нас есть водка, — произнесла она и вдруг встала на колени, чтобы открыть дверцы шкафа, расположенного ниже бара. При этом ее юбка задралась намного выше колен и на ногах натянулся черный нейлон.

— Вот где это, — сказала она, с торжеством вытаскивая запечатанную бутылку "Столичной", и повернулась к нему, чтобы показать находку, улыбаясь и все еще оставаясь на коленях. Она, как танцовщица, легким движением поднялась с колен, держа в одной руке бутылку, а другой пытаясь сохранить равновесие.

— Как вы будете пить? — поинтересовалась она.

— Со льдом, пожалуйста.

— Я сейчас принесу лед, — сказала она, поставила бутылку на стол и достала ведерко со льдом. — Почему вы не открываете? — спросила она. — И включите какую-нибудь музыку.

Он сорвал с бутылки сургуч и откупорил ее. Открыв одну за другой несколько дверок в стенном шкафу, обнаружил проигрыватель, набор пластинок. Большинство из них были с записями серьезной симфонической музыки. Кого это сейчас может интересовать?