— Откуда мне знать? Попытайтесь.
— Рей Андротти, — произнес Карелла, — или Рамон Эндрос.
— Ни одного из них он не называл.
— А как насчет Гофредо Кабрера?
— Нет.
Она сняла с плеч полотенце и вытерла лицо, снимая остатки грима. Внезапно поднявшись, она стремительно прошла по комнате, открыла дверь в ванную и, запирая ее, сказала:
— Я через минуту выйду.
Детективы терпеливо ждали.
Они слышали, как за дверью бежит и плещется вода.
Они продолжали ждать.
Наконец шум воды затих.
Она напевала ту же самую песню, которой закончила свое представление. "Поцелуй". Пять минут спустя дверь открылась. Перед ними была совсем другая женщина. Короткая юбка, белая блузка, туфли на низких каблуках, никакого грима. Она подошла к туалетному столику и стала причесываться.
— Сегодня субботний вечер, — сказала она, — и у меня еще одно ночное представление. Обычно между двумя представлениями я успеваю сходить поесть. Здесь кормят отвратительно.
— Мы вас надолго не задержим, — сказал Мейер.
— Надеюсь, потому что я очень проголодалась.
— Мы только хотим узнать все, что вы можете вспомнить об этом втором разговоре.
— Я рассказала все, что знала.
— Вы уверены, что слышали, как Тилли произнес имя Боулза?
— Это то, что я слышала.
— Потому что если он собирался встретиться внизу на лестнице именно с этим мужчиной...
— И если эта встреча была связана с деньгами... — добавил Мейер. — Вы, помнится, говорили нам, что этот разговор был связан с деньгами, верно?
— Да, я помню.
— Тилли хотел получить остаток денег от Боулза.
— Да, я думаю, что разговор шел об этом. Я говорила, что принимала в это время душ...
— Нет, вы сказали, что в это время одевались, вы не забыли? Это было после...
— В любом случае, я не очень обращала внимание на то, о чем Роджер говорил по телефону.
— Давайте еще раз вспомним эту беседу, хорошо? — предложил Мейер.
— Видите ли, — сказала Кармен, — каждый раз, когда вы, приятели, навещаете меня, я куда-то тороплюсь. И каждый раз вы говорите, что не отнимете у меня много времени. И всегда это кончалось большой потерей времени. Однако на этот раз у меня закончилось представление, и я очень проголодалась. Я хочу пойти куда-нибудь поесть, понятно? Я голодна, я умираю от голода, я умираю...
— Тогда давайте пойдем вместе и поедим, — предложил Карелла и улыбнулся.
Фильм закончился в пять минут двенадцатого. Была холодная лунная ночь, и Эмма предложила пройтись пешком до дома. Она не надела в кинотеатр норковую шубу. На ней было длинное серое пальто, похожее на шинель кавалерийского офицера, и серый шерстяной берет с красной полосой. На Эндрю было то самое пальто, в котором он прибыл из Чикаго. Пальто из верблюжьей шерсти от Барберри. Под пальто у него был коричневый шотландский свитер с шалевым воротником, коричневый шерстяной шарф и коричневые брюки из твида. Ему нравилось быть небрежно, но элегантно одетым, даже если он просто шел в кинотеатр. Он надеялся, что она это оценит, даже если это будет попусту потраченным временем. Он сказал, что не любит кинофильмы, так как считает их оторванными от жизни.
— Вся эта чепуха о проститутке, — произнес он.
— Я думаю, что вы много знаете о проститутках, — сказала Эмма. — Это ведь связано с характером вашей деятельности.
— Ну, скажем так, сталкивался с некоторыми из них.
— Что вы нашли нереального в этом фильме? — спросила она.
Пока они быстро шли по улицам, продувавшимся холодным ветром, он отмечал все несуразности, которые заметил в картине. Она удивилась, как он, оказывается, внимательно следил за действием. Когда наконец они подошли к ее дому, она сказала:
— Спасибо за то, что вы проводили меня. Я очень благодарна вам за это.
— Это не составило мне никакого труда.
Их увидел привратник. Он подошел к стеклянным входным дверям ивзялся за латунную ручку.
— Вы не хотите подняться? — спросила она.
— Добрый вечер, миссис Боулз, — сказал привратник.
— Чашку кофе или что-нибудь еще?
Иногда после полуночи улицы меняют свой облик. В течение одного мгновения то, что казалось цивилизованным, может оказаться враждебным. Сейчас было только двадцать минут двенадцатого, и грабители еще не выползли из своих нор. Закусочные на Кленси, работающие круглые сутки, были заполнены посетителями, большинство которых состояло из людей, возвращавшихся из театров, и туристов. Были среди посетителей местные жители. Все они наслаждались едой перед тем, как отправиться домой на боковую. Полночь была законным часом нечистой силы. Никто не смотрел на часы, висевшие на стене против входных дверей, но каждый житель этого города обладал внутренним чувством времени, которое безошибочно подсказывало, когда пора возвращаться домой. Лучше всего не сталкиваться со всяким сбродом. Они беззаботно болтали, с удовольствием ели и пили, но их внутренние часы работали без сбоя. Все эти люди, если они в своем уме, покинут заведение в двенадцать тридцать, самое позднее — в час ночи. На часы посматривала только Кармен Санчес. У нее ночью второе представление, и к тому времени она должна быть в костюме и гриме.
Она ела с такой жадностью, как будто в течение десяти дней у нее во рту не было ни крошки. Большой горячий сандвич из булочки с тмином, с большим розовым куском мяса, сдобренным горчицей. Огромная деревянная тарелка, на которой лежала порция французского жаркого, политого кетчупом. Рядом лежали дольки маринованных пикулей, пахнувших чесноком и рассолом. В бутылке — тоник на сельдерее и соломка. Полицейские пили кофе. Они наблюдали, с какой жадностью Кармен поглощала пищу. Мейер раздумывал над тем, почему она столько усилий затратила на удаление грима, когда час спустя ей снова придется его наносить. Может быть, она это делала из скромности, чтобы ее не узнавали на улице. Однако ела она так, что ее нельзя было заподозрить в скромности. Она ела как русский солдат, хотя выбор блюд был скорее еврейским.
— Я уверена, что упоминалось имя Боулза, — сказала она, снова вгрызаясь в сандвич. Затем отправила в рот дольку пикуля, запила все это глотком тоника и вдобавок съела пару кусков жаркого. Ну прямо настоящая машина по переработке пищи. Мейер смотрел на нее с удивлением и страхом.
— Итак, были только эти два звонка, верно? — спросил он.
— Да, этим утром, — подчеркнула она.
— Хорошо... были ли другие звонки? — спросил Карелла.
— Да, конечно. Телефон звонит все время, — ответила Кармен. — Что вы имеете в виду, когда говорите о других звонках?
— Я имею в виду звонки Тилли, — сказал он. — Не обязательно в то утро.
— Конечно. Когда он там бывал, то ему звонили.
— Как часто он там бывал?
— Эпизодически.
— Мой напарник спрашивает... — начал Мейер.
— Я знаю, о чем он спрашивает. Ответ будет отрицательным. Мы не жили вместе, но приходил он часто.
— Провести ночь.
— Провести ночь, провести несколько дней. Как когда.
— Вам известно, что он провел некоторое время в тюрьме?
— Да. Но это произошло по глупости. Он кого-то избил.
— Насколько мы понимаем, он изувечил этого человека, — произнес Мейер.
— Сломал ему нос...
— Сломал ему обе руки...
— Его положили в госпиталь...
— Все равно это случайность, — сказала Кармен. — Вы же знаете, что есть порядочные люди, как вы или я, которые попадают в тюрьму по недоразумению.
Никто из детективов не собирался оспаривать эту мысль. Карелла посмотрел на часы. Вслед за ним это сделал и Мейер. На этот раз не было никакой возможности задержать ее. Ей предстояло участвовать в представлении, и она должна была уйти отсюда не позже, чем через двадцать минут. Так она сказала им, и на этот раз они должны были соблюдать условие. Было двадцать пять минут двенадцатого. Кармен тоже взглянула на часы. В заведении осталось три человека, явно следивших за временем. Не считая тех, у кого часы тикали внутри.