Оправдало бы оно те одинокие часы, которые она занималась сочинительством в своей комнате?
Кто-то постучал по одной из французских дверей, напугав ее. Свеча скрывала того, кто привлек ее внимание. Эмили шагнула ближе, неосознанно перехватывая книгу для удара, и увидела, что сквозь стекло за ней наблюдает лорд Карнэч.
Горло сжалось. Эмили поставила свечу на столик, и рука ее не дрожала, когда она открывала дверь.
— Какой приятный сюрприз, милорд, — сказала она.
Банальное замечание. И последовал вежливый ответ:
— Надеюсь, моя библиотека пришлась вам по вкусу, миледи.
— О, вполне. Однако не нужно, чтобы нас видели наедине…
Она замолчала, ожидая, что он уйдет. И когда он этого не сделал, вздернула носик ровно под тем углом, который пугал неудачливых кандидатов в женихи.
Он некоторое время рассматривал ее своими странно острыми серыми глазами, затем закрыл за собой французскую дверь.
— Мы не настолько формальны в своих горах. Если вы удержитесь от поцелуев, ваша репутация вне опасности.
Эмили уставилась на него.
— Я и не думала вас целовать.
Он улыбнулся.
— Лишь потому, что мы еще плохо знакомы.
Возвращение книги на полку она превратила в показательное выступление. Но когда обернулась, он все еще наблюдал за ней, причем так, словно она самое интересное зрелище за всю его жизнь.
— Если вы не хотите уйти, лорд Карнэч, позвольте мне.
— Доброго вечера, милорд, — она присела в намеке на реверанс.
Карнэч поймал ее за руку.
— Останьтесь, — мягко скомандовал он.
Эмили сбросила его руку.
— Я не та женщина, которую вы заманили сюда ради брака. Это ее вы должны искать, не меня.
— Я должен. — Он помотал головой, словно пытаясь прочистить мысли. — Должен. А вы уже сказали мне больше слов, чем мисс Этчингем за обедом.
— Возможно, ей не по вкусу была компания.
— А есть ли компания ей по вкусу?
Эмили не знала, что ответить. И не знала, почему она все еще в библиотеке, обменивается шутками с лордом Карнэчем, тогда как столько лет провела, избегая любого намека на нарушение приличий.
Возможно, ответ был в атмосфере приказа, которую он излучал — что-то в его впечатляющем росте, в твердой линии подбородка, в том, как небрежно отброшены с лица его темные волосы, словно он только что вошел после долгой скачки на коне. Или в том, как внимательно он на нее смотрел, и его серые глаза в лунном свете казались почти серебряными — словно он намеревался произнести заклятие, чтобы удержать ее. Она привыкла, что мужчины восхищаются ею, несмотря на дискомфорт от их настойчивости.
Но сегодня впервые подумала, что сама готова восхищаться мужчиной.
Трепет в животе усилился. И она знала, что это из-за него — не от болезни, как бы ей этого ни хотелось.
Он смотрел на нее несколько долгих секунд, и в тишине библиотеки ее дыхание звучало быстро и поверхностно, как у любой из ее героинь, столкнувшихся с будущим любовником.
Да она с ума сошла, если думает о таком! Но телу было безразлично, в порядке ли ее разум?
— Желаете бокал вина? — спросил он.
Так буднично, словно каждый день приглашал незамужних девушек выпить, а по вторникам даже дважды. Но его глаза остались внимательными, настойчивыми, он не отводил от Эмили взгляда.
Желание, которое она ощущала, все еще можно было победить силой разума. Эмили закрыла глаза, подумала о Пруденс и попыталась убить в себе соблазн.
— Я действительно не должна.
— Я тоже не должен. И все же…
Она открыла глаза. Карнэч отошел и остановился у древней картины, с которой горец в полном клановом облачении, наверное дальний предок, глядел на череду графинов на полке под рамой. Рука Карнэча парила над бутылками, а взгляд не отрывался от нее. И что-то в его лице подсказывало, что он размышляет над какой-то возможностью, принятием какого-то решения, которого она не понимала.
— И все же, — мягко повторил он, — я нахожу, что стоит. Один бокал, леди Эмили. Вы останетесь?
Глава четвертая
В полуосвещенной библиотеке, где лунный свет сплетался со светом свечи, Эмили ощутила, как оживают ее дремлющие желания. Она переключила все свое бунтарство на написание романов и вела себя идеально, чтобы никто не заподозрил о ее тайной карьере.
Но ей хотелось не только писать. Она мечтала о приключениях, которые прописывала своим героиням, — опасности, возбуждении, тайных сговорах, головокружительной страсти.
— Я не должна, — повторила она вновь.
Он налил в один бокал шерри, в другой виски.
— Останьтесь, — сказал он. — Лучшей компании вам не найти.
— Не слишком ли вы самоуверенны?
Карнэч рассмеялся.
— Я лишь о том, что в данный момент я лучший ваш собеседник, если только вы не предпочитаете общество наших матерей и братьев. Я знаю, что в свете вы могли бы найти куда лучшего компаньона.
Она приняла бокал из его протянутой руки. И когда их пальцы встретились, пожалела, что не носит перчаток.
Эмили попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ленивой улыбке, с которой он потягивал виски.
— Не уверена, милорд. Ведь граф едва ли похож на конюха.
— Но даже у графа нет надежды заполучить вашу руку, так ведь?
Эмили отступила на шаг.
— Вы же не делаете мне предложения?
— Ваш ужас ранит меня.
— Вы не кажетесь раненым, — Эмили не смогла скрыть улыбку.
— Глубоко и тяжело ранен, — сказал он, постучав кулаком по груди над сердцем.
Ее улыбка переросла в смех.
— Только не говорите мне, что у вас способности к драме.
— У всех свои секреты, леди Эмили.
Она попробовала шерри.
— Не у меня, милорд. Я как открытая книга.
Карнэч рассмеялся.
— Я уверен, что это лишь фальшивая обложка. Я не знаю ваших секретов, но Фергюсон говорил, что вы совершенная загадка.
Когда это муж кузины успел обсудить ее с Карнэчем?
— Фергюсону не стоит вмешиваться в чужие дела.
— Вы плохо его знаете, Фергюсон — прирожденный интриган, ответил Карнэч. — Но в этот раз я не могу понять его планов. К чему он предложил мне тихоню мисс Этчингем, зная, что вы способны затмить любую из женщин?
Эмили не ответила на комплимент.
— Мисс Этчингем действительно милая девушка.
— Мне сложно судить. Она и двух слов не сказала за обедом. Вы же… Пока она молчала, я слышал лишь ваш смех.
А я видела только твои глаза. Она не ответила. Эмили знала эти игры. И какими бы ни были намерения Карнэча, она не хотела в них участвовать, не признавалась, что часть ее души мечтает о традиционной страсти и о нем.
— Благодарю за компанию, милорд, но сейчас мне действительно пора спать.
Он отставил почти нетронутый бокал.
— Но я не дождался ответа, — сказал он, словно она намекнула, что хочет остаться, а не уйти. — Почему мисс Этчингем? Почему не вы?
— Я не стану вам достойной компаньонкой, — со всей возможной холодностью ответила Эмили.
— Вот и показала себя Непокоренная, — мягко сказал он.
Это была ее несчастливая кличка, к которой она привыкла в Лондоне и которую использовала в названии бичующей сатиры, недавно возвращенной ею на полку. Главную героиню Эмили писала с себя и надеялась, что благодаря названию никто не догадается о ее авторстве.
— Фергюсон был добросовестным информатором, не так ли?
— Он ошибся?
Нет, не ошибся. Эмили действительно заслужила репутацию неприступной на ярмарке невест. Но она и без того недолюбливала мужчину, который соблазнил ее кузину Мадлен.
— Фергюсон не знает меня. Не знает по-настоящему.
— Любопытно, — сказал он, прислоняясь к полкам, — каково это, знать вас?
— Зачем вам? — спросила Эмили. — Зачем вы хотите меня узнать?
Он пожал плечами.
— Зовите это безумием. Или интуицией. Но если бы я был первым графом, — Карнэч указал на портрет на стене, я наверняка бы уже нес вас на руках к себе в постель.