Изменить стиль страницы

В исторической литературе долгое время существовало прямое противопоставление Потемкина Суворову. С одной стороны, фаворит, осыпанный милостями императрицы, с другой — победоносный генерал. Судя по их переписке, официальным документам и многим другим материалам, отношения между этими двумя незаурядными личностями всегда были ровными и деловыми.

Вскоре отличился и сам светлейший: он занял Аккерман, а затем Бендеры, не пролив капли крови. Современники откликнулись на долгожданные успехи Потемкина восторженными одами, в которых поэтически воспевали военные достижения русской армии на юге.

НА ПОДОРВАНИЕ БЕНДЕРСКИХ СТЕН 1790 ГОДА
* * *
Бендеры, кои свет и время уважает,
Огромный памятник воинских славных дел!
Где тверди сильныя, которыми ты цвел?
Огнь скрытый под землей все в пепел обращает.
* * *
Какое зрелище! воспламененный прах
Вдруг каменны бугры на воздух с пылью мещет,
Мрачится ясный день, земная твердь трепещет,
И возмущенный Днест ревет в своих брегах.
* * *
Град гордый времени несытаго стал пища:
Но в сих развалинах Ареева жилища,
Где тысящьми народ пал в разны времена,
Днесь пагубна вражда и злость погребена.
Петр Караванов

После блистательных и победоносных сражений Потемкин поселился сначала в Яссах, а потом в Бендерах, откуда внимательно следил за общеевропейской политикой, руководил военными действиями, вел переговоры о мире с Турцией, переписывался с Екатериной II, А.В. Суворовым, Я.И. Булгаковым и другими лицами о делах государственных и военных. Только неопытные и не знавшие Потемкина люди могли обмануться в его намерениях и поведении. Опытный дипломат, саксонский резидент в Петербурге Георг фон Гельбиг писал 12 июля 1790 г. к Лоссу: «…Мнимая не деятельность князя Потемкина, по полученным достоверным известиям, все еще продолжается; но к сему присовокупляют, что он так поступает из политики: поелику известно, что походы Турков бывают непродолжительны. В сие время пребывает князь спокоен, да и редко иметь страшится чего-либо важного, в рассуждении того, что Турки слишком запуганы, чтобы решились напасть на Россиян. А по наступлении осени преследует он их наисильнейшим образом; а как они в то время поспешают в свои зимния квартиры, то и одерживает князь обыкновенно великия над ними выгоды.

Между тем, как мои известия, так и полученныя от вашего превосходительства, подтверждают, что князь, при наружной своей не деятельности, занимается весьма прилежно переговорами, коих цели, невзирая на союз Пруссии с Портою, он бы, конечно, давно достигнул, если бы требования его не были столько непомерны, что купить оных, как некоторые уверяют, не могут даже и российския деньги…»

Саксонский дипломат Георг фон Гельбиг, в 1787–1796 гг. проживавший в Петербурге, — автор знаменитого памфлета о князе, где были собраны все порочащие вельможу исторические анекдоты. В 1797–1800 гг. в нескольких номерах гамбургского журнала «Минерва» увидела свет написанная им биография Потемкина, оказавшая огромное влияние на всю последующую историографию о князе. Сочинение Гельбига представляет собой язвительный памфлет, рисующий политику Потемкина и покровительствовавшей ему императрицы в самом неприятном свете. Автор объявляет несостоятельными все военные, административные и хозяйственные мероприятия Потемкина в Северном Причерноморье. Саму идею освоения южных степей он пытается представить как нелепую и вредную авантюру. Именно Гельбигу принадлежит литературное оформление мифа о «потемкинских деревнях». Как часто случалось в исторической науке, в ответ на его книгу в России появилось несколько биографий Потемкина, целью которых стало на основе документальных свидетельств из семейных и государственных архивов дать объективную оценку личности и деятельности фаворита. Первым отечественным биографом Г.А. Потемкина считается его племянник Александр Николаевич Самойлов. Его сочинение основано на фамильных бумагах, семейных преданиях и личных впечатлениях. Несомненно, что Самойлов, ближайший помощник князя, был его верным поклонником и с возмущением писал о ходивших, уже при жизни Потемкина, всяческих небылицах. Надо отметить, что и он, в свою очередь, допустил ряд фактических ошибок в некоторых датах из жизни Потемкина. В дальнейшем труд А.Н. Самойлова стал основой многих биографий Потемкина, и из книги в книгу повторялись заблуждения племянника светлейшего.

Переписка Екатерины II и Потемкина за 1787–1791 гг. развенчивает миф о несостоятельности князя как полководца. Несомненно, он, будучи человеком действия, часто сомневался, но тем не менее сумел добиться невиданных ранее успехов малой кровью, создав сильную и боеспособную армию.

3 декабря 1790 г. светлейший сообщил императрице о посылке корпуса Суворова к крепости Измаил, all декабря после 8-часового изнурительного и кровопролитного штурма крепость пала. Потери турецкой стороны были громадны — 26 тысяч человек, истреблена целая армия. Русская сторона потеряла 10 тысяч убитыми и ранеными, в том числе 400 офицеров из 650. Важная, но очень дорогая победа. Она была достигнута сочетанием храбрости русских войск с тщательно продуманным планом действий. В секретном ордере от 25 ноября 1790 г. Потемкин предписывал Суворову, взяв сколько возможно человек на корабли, отправляться к Измаилу. Он предупредил, что русская флотилия уже «истребила» там почти все турецкие суда, что будет значительно способствовать штурму. Затем начальник Военной коллегии дает основные инструкции Суворову: «Прибыв на место, осмотрите чрез инженеров положение и слабые места. Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею. Естли б начать тем, чтобы, взойдя тут, где ни на есть, ложироваться и уже оттоль вести штурмование, дабы и в случае (чего Боже сохрани) отражения было куда обратиться… Боже, подай вам Свою помощь! Уведомляйте меня почасту».

Один из участников осады Измаила, граф Григорий Иванович Чернышев, в ноябре 1790 г. в нескольких письмах описал своему двоюродному брату и мужу племянницы Потемкина Варвары князю Сергею Федоровичу Голицыну события, происходящие в ставке. Светлейший тогда впервые за время войны пересел из коляски в седло для объезда линии фронта. Опасаясь позднего зимнего времени, Потемкин еще только приказывал обстреливать город снарядами, не предпринимая попыток к штурму. Медлительность князя и на этот раз вводила в недоумение окружающих, как и его поступки. «Вообразите, — писал Чернышев, — когда приходят к господину Потемкину, все собираются на открытом воздухе вокруг костра, и тут проводят утро в ожидании, пока его превосходительство выйдет в большой шубе и удостоит обратиться к вам с разговором. Там остаются до времени обеда, какая бы ни была погода, и потом все остальное время дня; это называют генеральскою квартирою. Согласитесь, — возмущался свидетель этого зрелища, — что это плохая квартира и что ее лучше бы назвать генеральская поляна, тем более что у нас беспрестанно идут дожди». Для одних Потемкин — бездеятельный, погрязший в роскоши вельможа, для других, тех, кто знает больше и получает распоряжения князя, — он напряженно работающий человек. Чернышев, не зная о секретном ордере Суворову от 25 ноября и планах Потемкина к штурму крепости, 27-го числа с горечью писал двоюродному брату об отступлении: «все кончено — мы не получим Измаила и победных лавров». Спустя несколько дней город пал. Штурм начался со стороны реки, как и предполагал светлейший.