Вот кого Людовик терпеть не мог, так это Фридриха II. Фриц, словно в отместку, буквально ненавидел короля Франции. Они были антиподами: один искатель приключений, мечтающий о свободе, жизни на лоне природы, о добром и всепрощающем Спасителе. У другого Господь выступал в роли фельдфебеля, понуждающего своего помазанника вставать в пять утра, бегать по парку в любую погоду, жить, трясясь над каждой копейкой… В этом смысле он подражал русскому царю Петру, заставлявшего императрицу самой штопать его мундиры. Петр жил на доходы со своего родового села где-то под Псковом и никогда не тратил на личные нужды более того, что платили ему крестьяне. Фридрих взял его за пример и назначил пенсию вдове своего офицера за счет сокращения собственного обеда. Для Людовика подобное скопидомство было немыслимым, обидным и, если хотите, вызывающим. А вот мадам де Помпадур симпатизировала Фрицу, но подбивала короля на союз с Австрией только потому что догадливо сообразила, что с Фридрихом Луи никогда никаких дел иметь не будет.

Вот они два антипода, два правителя. Целью одного было желание любой ценой сохранить равновесие в Европе; другой же страстно желал любым способом взорвать эту систему.

Фрезер замолчал, сосед даже не пытался нарушить тишину. Наконец барон улыбнулся, поиграл бровями и сказал:

— При этом каждый считал свою цель великой и без зазрения совести предавал ради нее самых верных слуг. Я, например слыхал, что известный авантюрист Сен-Жермен оказался в постыдном положении только потому, что его лучший друг, король Франции, во время Семилетней войны отвернулся от него. Вы сдыхали эту историю? Кстати, вам никогда не приходилось встречаться с этим таинственным чудо-человеком. О нем пишут такие небылицы! Особенно старые дамы, знававшие его во времена старого режима.

— Я читал эти мемуары, однако ничего определенного по этому поводу сказать не могу. Дорогой барон, к сожалению, дела вынуждают меня откланяться. Как говорится, труба зовет, пора в поход. Если вы не возражаете?..

— Что вы, мистер Фрезер. Приятно было познакомиться…

Уже в дороге — Сен-Жермен и Джонатан Уиздом выехали на рассвете — граф невольно припомнил разговор с бароном и невольно загрустил. Его воспоминания как раз застряли на том постыдном эпизоде, который он пережил в Гааге, куда был отправлен Людовиком XV для налаживания негласного канала связи с англичанами. Франция далее не могла больше испытывать терпение судьбы. Мир для нее был жизненной необходимостью. Следовало заранее, негласным образом выяснить, на каких условиях англичане согласятся подписать перемирие.

Диктовать он начал прямо в гостинице, в Турне. В этот бельгийский город они прикатили заполдень. Пока секретарь обживал номер, граф в компании с Карлом отправился к местным банкирам. Вскоре они явились в гостиницу, и Карл спрятал объемистый деревянный сундук в спальне графа. Уиздом не задавал лишних вопросов. Сразу после ужина согласно распоряжения графа приготовил письменные принадлежности, устроился за столом…

— 1760-й год, — Сен-Жермен диктовал, расхаживая по гостиной, — начался для меня сравнительно удачно. Мои друзья в Париже — барон Гляйхен, маркиза дУрфи, принцесса Ангальт-Цербстская, мать императрицы российской Екатерины II…

Джонатан оторвал взгляд от бумаги и удивленно глянул на графа.

— Не удивляйтесь, мой друг, я имел честь присутствовать на ее крестинах. Помню ее еще замечательно худенькой девчонкой… Так вот, мои друзья, в конце концов сумели открыть обществу глаза на недостойные проделки молодого лоботряса из хорошей семьи, который выдавал себя за «графа Сен-Жермена». При этом он еще называл себя «лордом Гауэром». Каких только нелепиц и глупостей он, прикрываясь моим именем, себе не позволял — то заявлял, что лично встречался с Иисусом Христом и якобы предостерегал Спасителя от заблуждений по поводу человеческой натуры, то утверждал, что обладает эликсиром жизни и способен обращать металл нижнего ряда в метал высшего, благородного, порядка. Одним словом, в золото!.. Это была чудовищная ложь! Я никогда и нигде не утверждал, что лично встречался со Спасителем. Нет у меня и никакого эликсира…

Джонатан замер с пером в руке, затем не выдержал и подал голос.

— Но послушайте, граф! Как же вы могли присутствовать на крестинах принцессы Софьи-Фредерики-Августы, будущей императрицы российской, если она родилась в 1729 году! Тогда получается, что вам, по крайней мере сто сорок лет!..

— В этом нет ничего невозможного. Я знавал старушку в Швейцарии, которая прожила более двух веков. Моя давняя знакомая княгиня Натали Голицына, живущая в Петербурге, доживает девяносто седьмой годок — дай, Господь ей здоровья! Я поделился с ней секретом своего чая, объяснил, как пользоваться системой… Джонатан, давайте договоримся, в дальнейшем вы не будете перебивать меня. Мне в таких условиях трудно сосредоточиться.

Сен-Жермен помолчал, потом добавил.

— Если на то пошло, то и вы можете воспользоваться моим «чаем». Только прежде дадите слово, что не будете злоупотреблять эликсиром и, по крайней мере, постараетесь усвоите основы моей системы, исключающей грубую животную пищу и приложите все силы, чтобы овладеть внутренними магнетическими флюидами, которые собственно и дают власть над телом.

— С волками жить… — буркнул молодой человек и отчаянно принялся расчесывать пятерней рыжую гриву.

— На чем мы остановились? — спросил граф.

— На похождениях некоего лорда Гауэра.

— Правильно. Когда зимой 1760 года я прибыл из замка Шамбор в Париж, меня уже не донимали глупейшими расспросами по поводу якобы сделанных мною идиотских заявлений. Первым делом я навестил мадам де Помпадур. Попал в разгар утреннего туалета — самое время для приема близких друзей. Госпожа де Оссе провела меня к маркизе. Возле нее хлопотал личный парикмахер. Она кивнула в ответ на мое приветствие и спросила:

— Откуда на этот раз, таинственный граф? Уж не из Китая ли?

— Сожалею, мадам, на этот раз мое путешествие было недолгим. Я приехал из Шамбора по вызову его величества.

— Из Шамбора? Помнится, этот дворец был построен королем Франсуа…[161]

— Вы правы, мадам. Франциск заложил замок, возвел главный донжон[162] и крылья, однако закончен он был уже при Генрихе II. Франциск любил это место, там превосходная охота. В его кабинете есть собственноручно выцарапанные на стекле стихи, сочиненные королем в минуту печали:

— Хорошо сказано, не правда ли, граф?

— Я был восхищен этим автографом, мадам.

— Что за человек был Франсуа? Могла бы я в него влюбиться? — спросила маркиза.

— Он был очень привлекательный мужчина. Чернобородый, с пламенными глазами. Галантный вояка, как, впрочем, большинство королей из рода Валуа. Много повидавший, побывавший в испанском плену. Жаль, что характер у него был очень непостоянный. В те годы он пытался перевооружить свою армию на испанский манер — поставить в строй как можно больше мушкетеров, однако первые же трудности охладили его пыл. Я предложил ему помощь, но он даже слушать меня не стал. Заткнул уши и отвернулся. В трудные моменты так обычно поступают все короли.

Маркиза засмеялась.

— Вы все такой же шутник, Сен-Жермен. Как вы полагаете, я сумела бы произвести впечатление при его дворе?

— Вне всяких сомнений! Даже Мария Стюарт и королева Марго де Валуа отдали бы вам должное. Особенно молоденькая Марго. Большое удовольствие было слушать, как она декламировала стихи.

Мадам де Помпадур вновь не удержалась от смеха.

— Вы, кажется, знали их всех?..

— У меня хорошая память, мадам, я много читал. Иногда просто не могу удержать от искушения набавить себе годков. Меня забавляет, что люди страстно желают верить, что я живу века.