В областном совете, когда явился туда Куллыхан, шли непрерывные заседания. Обстановка была тревожной. По указанию английской военной миссии в Иране, части стоявшего там русского казачьего корпуса двинулись в Туркестан через Закаспийскую область. Одни из них направлялись в район Коканда, на помощь уже разгромленным советскими войсками отрядам «Кокандской автономии», другие шли на соединение с контрреволюционными частями атамана Дутова, действовавшими в районе Оренбурга. Следовало разоружить казачьи части, но в распоряжении Ашхабадского совета не было достаточных для этого воинских сил. Эсеры и меньшевики произносили на заседаниях громкие речи, требуя разоружения казаков и обвиняя большевистское руководство совета в неспособности справиться с положением, и тайно помогали командованию казачьих частей беспрепятственно передвигать воинские эшелоны по Закаспийской железной дороге.

Военный комиссар области, ознакомившись с документами Чернышева и выслушав Куллыхана, решил поставить вопрос о положении в Теджене на заседании исполкома совета. Куллыхану была дана возможность высказаться, и он использовал эту возможность, чтобы изобразить положение в Тедженском совете в самых мрачных красках. Для эсеров и меньшевиков это был лишний повод поднять скандал. Защищая Куллыхана, они с пеной у рта доказывали, что Чернышев ведет неправильную линию в отношении представителей туркменского населения и лишь обостряет и без того напряженное положение. Вопрос об ответственности комиссара Красной гвардии за оружие, исчезнувшее со склада, был потоплен в мутном потоке словопрений, чего, собственно, и добивались покровители Куллыхана. Никакого решения в отсутствие Чернышрва исполком областного совета принять не захотел, а военный комиссар не нашел ничего лучшего, как оставить Куллыхана на прежней должности.

Глава двадцать шестая

В этом году Тедженка с самой ранней весны стала наполняться полой водой, довольно часто выпадали дожди. Земли Теджена, еще недавно лежавшие в пыли, стали неузнаваемы: в степи зазеленели всходы прошлогодней пшеницы, появилась молодая трава. В Артыке пробудились чувства его отцов и дедов — дейхан. С помощью дяди он засеял свое поле пшеницей и теперь прилежно обрабатывал его. Воду отводили от главного канала.

В один из жарких полдней Артык усталый вернулся с поля и сел пить чай. Горьковатый зеленый напиток подбодрил его. Сегодня с утра у него из головы не выходил Ашир. Кто-то пустил по аулу дурную весть: Куллыхан арестовал Ашира. Хотя они и стали врагами и даже стреляли друг в друга, эта весть больно отозвалась в сердце Артыка. Он думал отправиться в город и как-нибудь помочь Аширу бежать из тюрьмы.

И словно в ответ на эти мысли перед ним неожиданно появился Ашир. Артык несказанно обрадовался и поднялся ему навстречу. Но тут же на лицо его легла тень, — вспомнилась недавняя обида. Они поздоровались. Однако слова взаимных приветствий звучали так, словно их произносили по принуждению.

Нурджахан смотрела на них и ничего не понимала; «Что случилось? Какой злой дух проскочил между ними?» Шекер не узнавала в них прежних друзей. Айна тоже не могла понять причины этой натянутости. Артык делился с ней всем, даже самыми сокровенными мыслями, но о своей ссоре с Аширом ничего не сказал.

Артык был рад приходу Ашира, но не мог забыть перенесенной обиды, и гордость не позволяла ему первому признаться в своей вине. Помнил о прежнем и Ашир. Ссора друзей не была случайной — она выражала их политические разногласия. Они действительно стали врагами и не случайно охотились друг за другом в бою. Тем не менее Артык поднял его, раненого, истекающего кровью, и вместе с Алешей Тыжденко принес на своих руках в дом Ивана Чернышева, — этого Ашир не мог забыть. Чувство благодарности к другу не покидало его.

За чаем они вели натянутый разговор; вопросы и ответы шли невпопад. Собеседники не могли преодолеть неловкости, возникшей с первой минуты встречи. И вдруг у Ашира вырвалось:

— Артык... прости... тогда, в доме Чернышова, я напрасно обидел тебя...

Как трудно было выговорить эти несколько слов! Ашир весь покраснел, на лбу выступил пот.

Артык, все еще не доверяя словам, настороженно посмотрел на Ашира. Ведь он был всегда такой насмешник! Но нет, на лице его не было ничего, кроме простодушия и волнения. И Артыку стало больно от мысли, что друг пришел к нему с повинной.

— Ашир, виноват не ты. Нас разлучили наши разногласия.

— Артык, пойми... прийти к тебе было труднее, чем сидеть в тюрьме Куллыхана.

— Ну, тогда дай руку!

Друзья поздоровались вновь. Нурджахан опять ничего не могла понять. Минуту назад на их лицах лежала печаль и злость, теперь они светились беспечной детской радостью и искренностью.

Ашир рассказал о столкновении между Чернышевым и Куллыханом, сообщил, что хромого мирзу вызвали в Ашхабад и, наверно, будут судить. Потом нерешительно добавил:

— Артык, я пришел к тебе не только по велению своего сердца. Меня прислал за тобой Иван. Он с нетерпением ждет тебя и верит, что ты исправишь свою ошибку.

Артык обрадовался. О, если б Куллыхан действительно был арестован и у него отняли бы власть! Тогда Артык ни минуты не колебался бы. Он на крыльях помчался бы к Ивану. Но он не поверил в падение Куллыхана и не скрыл своих сомнений перед Аширом.

И он оказался прав.

Не прошло и недели, как в ауле появился Куллыхан в сопровождении шести джигитов. В тот же день «узын кулак» — длинное ухо пустыни — донесло тревожную весть: «Куллыхан ищет Артыка». А вскоре стало известно, что хромой мирза, остановившись у Баллы, хвастался в присутствии Атайры-гелин:

— Баллы-хан, будь покоен: за кровь твоего отца я вдвойне взыщу! Халназар-бай был всеми уважаемый человек. Он не только твой отец — он и мой отец. А этот эзизовский зеленопогонник еще побегает у меня за конем на аркане! Я разорву в куски Артыка и каждый кусок повешу отдельно! Тогда все поймут, что имя Халназара свято. Ты займешь его место в народе. Пока я жив, никто не тронет тебя даже пальцем!

Артык опять потерял покой. Глупая болтовня хромого мирзы лишила его сна. Он то вставал, то ложился, думая об одном: как рассчитаться с Куллыханом? Его тревога передалась и Айне.

— Артык, что с тобой? — спрашивала она.

— Ничего, моя Айна, — отвечал Артык.

— Нет, ты не прежний Артык! Даже лицо у тебя изменилось.

— Айна моя! Я ведь не зеркало, как ты: на моем лице не видно, что у меня на душе.

— Чтобы видеть твою душу, Артык-джан, мне не нужно ни зеркала, ни очков...

Не хотелось Артыку преждевременно огорчать Айну, пока он сам не решил, что делать. Сидя у кибитки, он продолжал думать, как ему поступить. «Чем быть у каждого на языке или погибнуть, убегая от опасности, лучше погибнуть, достигнув цели!» — убеждал он себя. В это время к кибитке подъехал Кизылхан в сопровождении нескольких нукеров. Не сходя с коня, он объявил:

— Артык, Эзиз-хан шлет тебе привет! Он ждал тебя, но ты не пришел. Эзиз-хан знает, что ты любишь, когда тебя упрашивают. Поэтому он послал меня к тебе. Скорее готовься в путь, — едем!

Артык не сразу ответил Кизылхану. Надо было найти предлог, чтобы выиграть время, подумать, и он спросил:

— Кизылхан, ты куда приехал? К пастухам в степь или в аул?

— Меня Эзиз-хан послал не за пастухом.

— Ты принимаешь меня за последнего из последних?

— Аллах! Что ты говоришь, Артык? Если б я считал тебя недостойным, разве я приехал бы к тебе?

— Или ты решил, что здесь не найдется для тебя щепотки чаю и куска хлеба?

— Ф-фу! Ну и задал же ты мне!..

Кизылхан спрыгнул с коня и приказал спешиться своим нукерам.

За чаем Артык узнал все новости об Эзиз-хане и его делах. Земля все еще тянула его к себе, но рассказы Кизылхана и зов Эзиза, раздавшийся в такой момент, когда сердце Артыка разрывалось от противоречий, решили все.

Напоив джигитов чаем, Артык сказал: