Оставив Казань, Пугачев двинулся на юг по правому берегу Волги. Крестьяне с ликованием встречали его, присоединяясь к мятежным отрядам. Войско Пугачева снова быстро росло.
В небольшом мордовском городке Саранске Пугачев повесил оказавших сопротивление триста дворян, назначил воеводой перекинувшегося к нему прапорщика Шахмамедова и, не задерживаясь, направился в Пензу. Жители города вышли навстречу с хлебом-солью. В короткий срок вся губерния оказалась возмущенной. Восстание охватило на сей раз огромную часть Правобережья Волги. Пензенская, Симбирская, Воронежская, Саратовская губернии пылали кострами помещичьих усадеб. На воротах барских дворцов висели господа дворяне и их управители. Народ мстил им за жестокость и лихоимство.
Иван Родионович слушал рассказывавшего ему о столичных новостях Белобородова, а сам думал о том, как заполучить заказ для Архангельского порта, сооружение которого было начато правительством Екатерины.
— Вы, сударь, я вижу, не слушаете меня? — прервал его мысли Белобородов. — Притомились с дороги.
— Нет, все это очень интересно…
Баташев встал, прошелся по комнате.
— А что, бумаги о передаче заказа для Архангельского порта Демидовым уже подписаны?
Белобородов понял, что судьба заказа волновала Баташева больше, чем известия о Пугачеве.
— Пока еще нет.
— Значит, и не должно им быть подписанными!
— Сие, сударь, дело весьма трудное.
— Трудное не есть невыполнимое.
Приказчик смолчал. Он знал, что, если Иван Родионович что-либо задумает, будет добиваться задуманного всеми средствами.
— Ну что ж, пожалуй, и впрямь пора отдохнуть. Наутро дел предстоит уйма.
Много лазеек в царских канцеляриях знал Баташев. И с нужными людьми знакомство водил. Не раз помогали они ему. А тут осечка вышла. Видно, и впрямь крепко уцепились за выгодный заказ демидовские приказчики. Чиновники либо отвечали, что никакого отношения к этому делу не имеют, либо посылали один к другому. Немало времени потратил Иван Родионович на хождение по апартаментам Адмиралтейств-коллегии, а толку — ни на грош. Раздосадованный, отправился он однажды в кухмистерскую обедать и, чего с ним раньше не случалось, потребовал полуштоф зеленого вина. И то ли хмель ударил в голову, то ли так просто пришла смелая мысль — решил пойти на прием к императрице, попросить у нее милости.
«Чай, не выгонит!»
Наскоро закончив обед, Баташев направился домой и сел за бумаги. Екатерине, хваставшей своим умением быть экономной, называвшей себя «казанской помещицей», нужно было представить расчеты, показывающие выгодность изготовления заказа Архангельского порта именно на их, баташевских, заводах.
Иван Родионович съездил в Зимний, записался у дежурного камергера графа Юсупова и стал ждать четверга. Наконец он настал.
Прием был назначен не в Георгиевской, как обычно, а в малой зале, близко расположенной к покоям императрицы. Это означало, что людей на приеме будет немного.
В зале, куда провели Баташева, человек двадцать стояло и сидело вдоль стен. Одни из ожидавших выхода Екатерины были в военных мундирах, другие — в общедворянских, как и Иван Родионович. Сшитый накануне мундир сидел мешковато, жал под мышками, и он чувствовал себя в нем неловко.
Когда Баташев вошел в залу, взоры присутствующих обратились на него. Высокий худой старик с лентой через плечо небрежно вскинул к глазам лорнет, глянул куда-то поверх вошедшего и тотчас отвернулся. Это словно послужило сигналом к продолжению прерванного разговора.
Иван Родионович встал на указанное ему камер-юнкером место. Нервы его напряглись, и он не был в состоянии ни думать о предстоящем разговоре с Екатериной, ни рассматривать окружающих. Минуты ожидания тянулись утомительно длинно.
Наконец, дверь, у которой стояли на часах два гвардейских офицера, распахнулась, и незнакомый Баташеву камергер объявил, что государыня сейчас пожалует. В зале стало тихо.
Екатерина появилась в сопровождении статс-секретаря, державшего в руках папку с бумагами. За годы, прошедшие с тех пор, как Баташев видел ее, императрица заметно пополнела, все формы ее тела стали еще более пышными.
«Разъелась на русских хлебах», — мелькнуло в голове Ивана Родионовича. Испугавшись, как бы кто не подслушал его мыслей, он оглянулся, но взоры всех были обращены на императрицу.
Это успокоило заводчика, и он стал наблюдать за происходящим.
Первым, кого выслушала Екатерина, был тот высокий старик с лентой через плечо, который так презрительно посмотрел вначале на Баташева. Униженно кланяясь и прикладывая руку к сердцу, он просил за детей своего брата, которого повесили взбунтовавшиеся крепостные крестьяне. Старик упомянул о Пугачеве, и лицо императрицы сморщилось в недовольной мине. Она что-то сказала статс-секретарю и, не обращая больше внимания на подобострастно благодарившего ее аненнского кавалера, отошла к следующему просителю. Разговаривая с ним, она невзначай глянула в сторону Баташева и, словно припоминая, на какое-то мгновение задержала взгляд на нем.
Через несколько минут она снова посмотрела на него, потом оглянулась, ища кого-то. К ней тут же подошел дежурный камергер. Почтительно наклонившись, он выслушал ее, отошел к стоявшему у простенка круглому столику, перелистал лежавшие на нем бумаги и снова подошел к Екатерине. Быстро закончив разговор, она направилась прямо к Баташеву,
— Я вспомнила вас. — Сильный немецкий акцент слышался в ее речи. — Вы о чем-нибудь просите?
Баташев молча протянул заранее заготовленную бумагу. Екатерина бегло пробежала ее и, отдавая секретарю, промолвила:
— Хорошо, я разберусь.
Приветливо кивнув ему головой, она отошла.
Не чувствуя ног под собой от радости, заводчик еле дождался конца аудиенции и отправился домой.
Через три дня на просьбу пришел положительный ответ. Приписывая это тому, что Екатерина решила отблагодарить его за давнишнюю услугу, Иван Родионович не знал, что в тот самый день, когда он находился в Зимнем, в Военную коллегию доставлено было с Урала сообщение о том, что разбитые под Казанью башкирцы и примкнувшие к ним русские крепостные крестьяне и мастеровые под командой Салавата Юлаева напали на демидовские заводы и захватили некоторые из них. Дорога на Урал была перерезана, о выполнении заказов для Архангельского порта заводами Демидова не могло идти и речи.
Добившись желаемого успеха, Баташев заторопился домой, на Выксунь, где гостила с детьми Дарья Ларионовна.
Когда все было уже готово к отъезду, на квартиру к Белобородову заявился чиновник ея величества тайной экспедиции, ведавшей особо важными государственными делами.
— Господин заводчик Баташев еще не уехал? — осведомился он у вышедшего к нему хозяина. — Придется его потревожить.
Учтиво поздоровавшись с Иваном Родионовичем, чиновник передал ему небольшой за казенной печатью пакет. В нем содержалось приглашение пожаловать в тайную экспедицию. На вопрос о том, какова причина вызова, чиновник сослался на незнание. Поездку пришлось отложить.
На другой день все выяснилось. До обер-секретаря тайной экспедиции Шешковского дошли сведения о том, что неподалеку от имений Баташевых разбойные люди нападают на купеческие караваны, проходящие по Оке, и что посланный на их поимку отряд солдат таинственно исчез.
— Сего прискорбного случая могло не быть, — сказали Ивану Родионовичу в канцелярии Шешковского, — если бы братец ваш прислушался в свое время к нашим предупреждениям. На нашу пропозицию о том, что на заводы Пугачевым послан лазутчик, он изволил ответить, что на своих заводах он сам хозяин и не потерпит чьего-либо вмешательства. О том же, какую угрозу дворянству и всему престолу российскому несет пугачевщина, он не подумал. А следовало бы. Тогда мы никаких решительных мер не приняли — нужды в них не было, — а теперь советуем рассудить обо всем этом и впредь необдуманных действий не совершать.
Всю дорогу до Выксуни Иван Родионович был зол на Андрея. Кучер и дорожный лакей никак не могли угодить ему. А на Выксуни меньшого Баташева ждало новое известие, еще более ошеломляющее.