В какой-то момент честолюбие Екатерины Павловны вспыхнуло: это напоминало ссылку, хоть и почетную.

— Вы хотите удалить нас от двора, ваше императорское величество? — холодно осведомилась она.

Неожиданно Александр рассмеялся.

— Маменька была права, — сказал он, все еще улыбаясь. — Она меня предупреждала.

— О чем именно? — недоуменно спросила Като.

— О вашем честолюбии, госпожа великая княгиня российская, герцогиня Ольденбургская, генерал-губернаторша. Она сказала: «Катерина будет недовольна, хотя вы, сын мой, отдаете ей самые лучшие в России губернии».

Екатерина Павловна слегка покраснела.

— Не мне, а моему супругу. И я вовсе не недовольна, просто…

— Просто считаете, что должны быть в столице, не так ли? А я мечтал о том, что вы превратите Тверь во вторую столицу, заведете там свой двор, и не будете считаться с чьим-то мнением.

— Простите меня, — вмешался доселе молчавший герцог Ольденбургский, — но я абсолютно согласен с государем. Из Твери мне легче будет следить за тем, что происходит во вверенных мне губерниях, да и не надо будет содержать армию курьеров. Подумай, душа моя, это же совершенно логично.

— Да? — растерялась Като, которой такой взгляд на вещи и в голову не приходил. — Действительно, вы совершенно правы, мой друг. Простите, что я не подумала о ваших многочисленных обязанностях…

Герцог взял руку супруги и нежно поцеловал:

— Сердце мое, ваш брат все обдумал с истинно государственной точностью. Но если вам будет не хватать блеска петербургских балов…

— Ах, боже мой, да они мне давно надоели! — страстно воскликнула Като. — И пустая светская болтовня — тоже. Александр, я согласна, мы переедем в Тверь, только нужно…

— Нужно устроить так, чтобы вам там было удобнее и комфортнее, чем в столице, — продолжил Александр. — Я уже подумал и над этим. Даже посылал в Тверь доверенных людей, чтобы они все доподлинно рассмотрели и рассчитали, что и как нужно сделать. Там уже есть одно достойное вас здание…

— В Твери? — недоверчиво спросила Екатерина.

— Да, в Твери. Еще при бабушке, упокой Господи ее душу, там был построен Путевой дворец, который прекрасно сохранился. Помимо этого был разбит большой сад, спускающийся прямо к Волге. Ну, а остальное, я думаю, мы решим вместе. И любое ваше желание, дорогая Като, будет скрупулезно выполнено.

— О! — выдохнула Като. — Но мне нужно самой поехать и посмотреть! Мне обязательно нужно.

Было похоже на то, что она совершенно забыла о присутствии мужа, ради которого, собственно, все это и делалось. Александр постарался деликатно исправить положение:

— Думаю, вы оба могли бы съездить туда, чтобы осмотреться. Хотя мне привезли такие точные чертежи и четкие рисунки, что можно сначала все обдумать здесь, в Петербурге.

Екатерина опомнилась.

— А ты как считаешь, друг мой? — ласково спросила она супруга. — Сначала все обдумать здесь, а потом уже ехать посмотреть?

— Душа моя, поступай, как знаешь, но я бы отдал все распоряжения из Петербурга, а потом, переехав в Тверь окончательно, занялся бы доделками и улучшениями. Это сэкономит силы и… время.

— Конечно, конечно, ты так занят! Прости, я совсем потеряла голову от неожиданности. Так и сделаем. Саша, ты пришлешь нам чертежи и бумаги?

— Немедленно, — с улыбкой ответил Александр. — И еще хочу тебе сказать, Като, что Тверь не так уж далека от Петербурга, но… не слишком близко от Павловска и Гатчины.

Намек был понятен им двоим. Като, так же, как и Александр, тяготилась порой мелочной опекой императрицы-матери, а устройство резиденции в Твери было более чем благовидным предлогом для избавления от этой опеки. У Марии Федоровны хватит забот с младшими — Аннет, Николаем и Михаилом.

Несколько внушительного вида папок с чертежами, рисунками и другими бумагами привезли в Константиновский дворец сразу вслед за молодой четой. Екатерина Павловна распорядилась отнести все это к ней в будуар: кабинет супруга и без того был уже завален всевозможными документами.

Увлекающаяся, страстная и энергичная, Като хотела было немедленно взяться за изучение папок, но Мария напомнила ей, что пора переодеваться к обеду. Обедали на сей раз не тет-а-тет с Георгом, предстоял прием именитых гостей из высшей аристократии. Не без досады Като отложила свои намерения на более благоприятное время и отдалась в руки камеристок.

Машинально разглядывая себя в зеркале туалетной комнаты, Като вдруг обнаружила, что даже недолгие пока недели замужества явно пошли ей на пользу. Плечи округлились и стали по-настоящему красивы, выступавшие ключицы исчезли, но талию она по-прежнему могла спокойно обхватить двумя руками. Соблазнительная грудь была стыдливо прикрыта газовым шарфом, сквозь который поблескивало бриллиантовое ожерелье — наследство бабушки Екатерины Великой.

«Жорж говорит, что я просто создана для него, — невольно вспомнила Като слова мужа, которые он шептал ей ночами. — Что идеальная женская грудь должна быть такой, чтобы как раз заполнить обе ладони мужчины, что мою талию можно продеть в обручальное кольцо… Он такой нежный, когда мы вдвоем, такой трогательный. Говорят, что все мужчины грубы и эгоистичны… вот уж неправда!»

Истинное дитя императорского двора, при котором интимных секретов практически не было, Като давным-давно узнала от окружавших ее женщин все тайны отношений между мужем и женой. Одни клялись, что это — неземное блаженство, если мужчина достаточно опытен, другие морщились и сквозь зубы цедили, что Господь мог бы придумать что-нибудь более приятное для продолжения рода. Спрашивать Марию было бесполезно: об этой стороне жизни она явно знала меньше своей воспитанницы.

Первая брачная ночь прошла для Като как в тумане: она так устала от бесконечных церемоний, тяжелых одежд и украшений, обязательных выполнений правил сложного дворцового этикета, что не испытала почти ничего. Ни страха, ни муки, ни особого блаженства, лишь некоторую неловкость и желание поскорее заснуть. Но молодой супруг, судя по всему, был в восторге, а на тот момент главным было именно это.

Екатерина Павловна недолго прожила с мужем в Петербурге в ожидании окончания перестройки дворца, в котором ей предстояло жить в Твери. Расширение дворца и строительство дополнительных флигелей началось быстро и велось с размахом, доселе невиданным. Современники сравнивали это с закладкой Санкт-Петербурга, но сравнение было весьма натянутым, поскольку на сей раз строительство велось не на пустом месте и, несмотря на быстроту, чрезвычайно тщательно.

Александр старался устроить резиденцию зятя и сестры максимально удобно и роскошно. Средств для этого не жалелось. Были привлечены лучшие архитекторы. Их возглавил работавший тогда в Москве и уже набиравший известность Карл Росси, которому впоследствии Петербург будет обязан многими своими великолепными зданиями и целыми городскими ансамблями.

Роскошная отделка дворца так понравилась Екатерине Павловне, что она уговорила брата-императора назначить Карла Росси главным архитектором Твери. Здесь зодчий прожил до 1816 г., немало сделав для благоустройства города, в котором Екатерина Павловна намеревалась устроить «свою» столицу.

При этом Като, законченная максималистка, уже грезила, как Тверь превращается в главную столицу России, затмевает не только старомодную Москву, но и еще сравнительно молодой Петербург, а она царит среди всего этого великолепия в блеске молодости, красоты и… счастья.

Ее супруг, по-немецки практичный, очень кстати уравновешивал порывы своей увлекающейся супруги, причем никогда не навязывал ей своего мнения, а только максимально тактично его высказывал. Если Като начинала горячиться и спорить, Георг просто замолкал и с ласковой улыбкой смотрел на нее. Это действовало лучше всяких слов и убеждений: Като постепенно остывала, неохотно, но признавала правоту супруга, а потом, уже совершенно успокоившись и представив себе всю картину, благодарила за мудрый совет.

— Никогда бы не подумала, — заметила как-то вдовствующая императрица Александру, став однажды невольной свидетельницей подобной дискуссии, — что можно достичь такой гармонии в супружестве без полного подчинения одного другому. Удивляюсь, как Като приладилась к роли безупречной жены, сохранив полную свободу мыслей и поступков. Герцог Ольденбургский совершил чудо с нашей норовистой кобылкой.