— Господин посол, вы знаете, что сны лгут.

Отказ был явный, хотя об официальном сватовстве речи пока так и не было.

Более того, сама великая княжна изменила свое отношение к послу Франции, став с ним гораздо сдержаннее и холоднее. Говорили, что на нее слишком сильное впечатление произвело то унижение, которому Наполеон подверг прусскую королеву Луизу после разгрома Пруссии. Он заставил признанную красавицу провести с ним наедине несколько часов, туманно намекнув, что ее красота может изменить условия заключения мира, но… не сделал ровно ничего.

Как считала Екатерина Павловна, оскорбив столь любимую ею королеву, женщину кроткую и замечательную по красоте, Наполеон выказал свой жестокий характер и злопамятное сердце. К тому же королева Луиза так тяжело перенесла свое унижение, что заболела и скончалась через несколько лет, так и не оправившись от нервного потрясения.

Второй причиной охлаждения Екатерины Павловны была так называемая «польская супруга Наполеона». До российского двора дошли слухи о том, что, желая добиться восстановления независимой Польши, местная высшая аристократия воспользовалась внезапно вспыхнувшей страстью императора к красавице-графине Марии Валевской, которая в результате родила от него сына. Валевская была замужем, Наполеон все еще не развелся, и мечтать о браке с человеком, так непорядочно относящегося к женщинам, Като посчитала ниже своего достоинства.

В «Записках» одной из придворных дам императрицы-матери, сказано о том, что Екатерина Павловна, в решающем разговоре с братом о возможном «французском браке» заявила ему:

— Я скорее выйду замуж за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца!

Фраза эта мгновенно облетела весь Санкт-Петербург, а затем и Европу, несмотря на все старания Коленкура сгладить неприятный инцидент: ведь Наполеону пришлось в первый раз со времени своего возвышения получить отказ. Это была для него первая измена фортуны.

Разъяренный Наполеон поспешил заключить мир с Австрией. Из мемуаров Коленкура видно, что он на сей раз не только не разделял, но даже в какой-то степени осуждал последующие действия своего сюзерена:

«Так как заключение мира с Австрией изменило политический курс императора и пролило яркий свет на эволюцию его взглядов и проектов, касающихся Польши, и так как оккупация Ольденбурга, формы этой оккупации, да и все остальное расходилось с неоднократно возвещенными намерениями императора, то отныне все противоречило и моему тону и моему образу действий, от которых я не хотел отступать; я настойчиво просил поэтому о своем отозвании.

Я не мог помогать обманывать того, кто проявил такую лояльность в момент, когда наше положение в Испании было критическим, того, кто был столь искренним в своих отношениях с другими и столь верно соблюдал свое слово, когда принимал на себя какие-либо обязательства. Так как моя настойчивость не помогла мне добиться отозвания, то я притворился больным и объяснился с императором и прямо и косвенно — через моих друзей — столь определенным образом, что он вынужден был решиться заменить меня, чтобы избежать взрыва, который привел бы к дурному результату, ибо я решил во что бы то ни стало отказаться от этого посольства.

— Мудрость государей, — не раз говорил мне император Александр, — должна сделать так, чтобы судьба управляемых ими наций не зависела от интриг и тщеславия тех или иных смутьянов. Императора Наполеона подстрекают. Но время разъяснит все это. Если он хочет воевать со мной, то первый пушечный выстрел сделает он».

Но пока, дабы не оскорблять «императора всей Европы», нужно было решать судьбу великой княжны Екатерины, не дожидаясь, пока вместо нее будет избрана другая. Екатерина должна была вступить в брак прежде, чем во Франции появится новая императрица.

Увы, французская корона оказалась столь же призрачной, как и все предыдущие.

Глава пятая

Счастливый принц

«-Итак, „австрийский брак“ действительно не состоялся. Как это пережила великая княжна?

— Легче, чем опасалась Мария. Гораздо сложнее было внушить Екатерине Павловне, что брак с Наполеоном — не такая уж большая честь для нее. К счастью, сам Бонапарт сделал все возможное, чтобы охладить горячую голову княжны.

— Но вопрос еще не решен окончательно?

— Формально. Фактически же вдовствующая императрица прилагает все усилия, чтобы как можно быстрее выдать свою четвертую дочь замуж. Кажется, она всерьез опасается слишком сильного влияния великой княжны на императора и не желает, чтобы они создали „стратегический союз“.

— Вам не кажется странным, что эта женщина фактически все время борется против своих детей, утверждая, что заботится только об их счастье.

— Мне многое кажется странным в поведении этой женщины. К сожалению, Марии довольно трудно приблизиться к вдовствующей императрице: та не доверяет русским и окружила себя своими немецкими подругами детства — стас-дамами.

— Но с ними-то она достаточно откровенна?

— Увы, нет. То, о чем думает вдовствующая императрица, доподлинно известно лишь ей самой. Не уверен, что даже ее духовник в курсе мыслей Марии Федоровны.

— Можете быть абсолютно уверены — не в курсе. Мария испробовала особое средство, чтобы его разговорить, но святой отец пребывает в святом неведении относительно истинного состояния души своей духовной дочери. Пробовать это средство на стас-дамах Мария не решилась: слишком опасно и тут же станет известно не только вдовствующей императрице, но и всему дворцу.

— А что царствующая императрица?

— Елизавета попала в крайне щекотливое положение. Она была совершенно заброшена своим мужем и вступила в связь с одним из придворных. К несчастью, связь имела последствия. И, естественно, императору обо всем донесли.

— Что же Александр?

— Как всегда проявил благородство и признал себя отцом ребенка. Но с супругой встреч практически избегает. Да и новорожденный младенец прожил всего несколько дней.

— Несчастная Елизавета!

— Более чем несчастная. Мария абсолютно уверена, что мальчику, родившегося совершенно здоровым, очень ловко помогли отправиться на тот свет. Его даже не успели окрестить, так стремительно все произошло.

— Что говорят врачи?

— Разводят руками. Ну и, конечно, „Бог дал — Бог взял“. По первичным симптомам — непроходимость кишечника. Но вскрытие этой крохи конечно же не делали.

— Откуда же появилась версия Марии?

— Из ее собственных наблюдений. Она утверждает, что достаточно долго прожила в самом высшем обществе России того времени, чтобы отличить естественную болезнь от отравления.

— Н-да, прямых наследников у Александра теперь уж точно не будет. Константин не в счет, значит…

— Значит, остается кто-то из младших братьев. Но Екатерине удалось заразить брата идеей устроить закрытое учебное заведение для отпрысков благородных семей и продолжить там образование великих князей. Сейчас проекты пишут министр просвещения Разумовский и, естественно, Сперанский, который совершает просто стремительную карьеру при императоре.

— Сперанский? Сын сельского священника, кажется.

— Да. А теперь Александр полагает, что в лице этого образцового чиновника нашел идеального помощника для осуществления своих планов деспота-реформатора В сотрудничестве с этим неутомимым и честолюбивым тружеником он намерен вернуться к программе преобразований, когда-то выработанной им и его друзьями по Негласному комитету.

— Это серьезно?

— Не более, чем все реформы в России, полагаю. Но посмотрим, как все это выглядело на самом деле, а не в трактовке истории. Пока же император больше всего озабочен браком любимой сестры и… отношениями с Наполеоном.

— Я бы не поручился за благополучное развитие последних.

— Представьте себе, Мария того же мнения.»