Спустя 14 лет на небольшом пятисильном катере „Тиманец“, покинув шхуну „Зарницу“, проф. Р. Л. Самойлович с двумя смелыми спутниками — Ермолаевым и Безбородовым исследовал неизвестные в геологическом отношении северо-западные берега Новой Земли. Путь по океану на маленьком суденышке, имеющем 18 футов в длину, был весьма опасен. Достаточно было бы начаться ветру силой в 3—4 балла, как эту „ореховую“ скорлупку захлестнуло бы волной.

Весь путь от острова Баренца Самойловичу пришлось пройти в сплошных туманах. К счастью катер благополучно миновал ряд рифов и подводных камней, расположенных в изобилии у мыса Утешения. Была обнаружена прекрасная, защищенная от ветра гавань (будущая база для Карских экспедиций), которую назвали Шапкино становище. После полдневного отдыха проф. Самойлович обследовал геологическое строение острова, взобрался на высокую скалу и увидел на острове Богатом огромный пятиметровый старообрядческий крест с полустертой надписью:

До сего времени нельзя не преклониться перед мужеством в героизмом русских поморов-зверобоев, достигавших на парусных ладьях тех мест, которые потомкам их казались недоступными. Роль, сыгранная поморами-рыбаками в деле освоения арктических полярных областей, очень велика.

НЕОЖИДАННАЯ НАХОДКА

Глубоководная бухта Русской гавани окружена кольцом крутых берегов с отвесными скалистыми черными и темно-серыми обрывами известняка.

В эпоху великого оледенения Европы, миллионы лет назад, Новая Земля была покрыта сплошным ледяным панцырем. Потом ледники Европы стаяли.

Новая Земля с западной и восточной сторон сбросила с себя ледяной щит. И только наиболее гористая часть ее попрежнему осталась закованной в броню векового льда.

По горным долинам с главного хребта длинными языками спускаются исполинские ледяные потоки — мощные глетчеры. В Русскую гавань спускаются четыре таких мощных ледника.

Глетчер рождает светло-зеленые, светло-голубые и синие пловучие горы, небольшие айсберги темно-голубого цвета, издали принимающие формы лебедей, с отливами у краев, напоминающими крылья светло-голубого оттенка, переходящего в белый.

Перевернувшийся айсберг.

6 августа. С утра погода на редкость хороша. Новая Земля, по праву считающаяся страной туманов, подарила нам первый радостный теплый день.

Спешим обследовать прилегающие острова. Североземельская лодка с подвешенным мотором „Архимед“, взяв на буксир маленькую складную резиновую байдарку, отошла от спущенного парадного трапа, сделав несколько кругов около „Седова“, обогнула Верблюжий остров и направилась к леднику Шокальского.

Мыс Утешения своей вытянутой чудовищной лапой подводных камней заставил нас держаться дальше от берега. Повеяло холодом. Вдали, блестя на солнце, показались два горбатых ледника. Края их были зазубрены в виде пирамид, башен, тонких шпилей, с синевшими извилистыми, засыпанными свежим снегом, трещинами и бороздами посредине.

Северные склоны ледника с бесчисленным множеством расщелин были покрыты полями спрессованного снега. Осторожно подошли к берегу неизвестной бухты, усыпанной мелкой галькой и круглыми камнями, обкатанными валами моря.

В бухте тысячи мелких льдин. Охотник-зверобой Сергей Журавлев заметил среди ледяной „каши“ стадо нерп и морского зайца. Молчаливая бухта наполнилась гулом выстрелов. Испуганная нерпа будоражила воду, заяц проливом ушел в озеро.

Кинооператор Новицкий бегал с аппаратом за охотником. Неожиданно раздался треск, затем мощный грохот. Обвалился „небольшой“ кусок льда весом в несколько тысяч тонн. Всплески волн выкинули стоявшую в 200 метрах нашу байдарку на берег.

— Повторить, повторить! — неистово закричал Новицкий.

— Что повторить? Это же не павильонная съемка, — заметил Борис Громов и отошел в сторону.

— Стреляйте, стреляйте, пожалуйста, больше, — умолял всех кинооператор, — от сотрясения воздуха произойдет второй обвал.

У Новицкого „профессиональная болезнь“: он не может снять сразу и всегда просит повторить. Десятки пуль залпом полетели на глетчер. Ручка аппарата, в ожидании обвала, крутила уже третий десяток пленки. Шум, произведенный первым падением куска льда, и наши выстрелы растревожили ледяного великана. Рассерженный, он сбросил с себя еще одно ледяное покрывало. Плавно, точно занавес театра, и совсем бесшумно на секунду — две, стекала громадная глыба льда в миллионы тонн весом. Вода в бухте, казалось, поднялась. Моторную лодку перевернуло на бок.

Мы наблюдали рождение громадного айсберга. Обнаженная синяя стена льда, от которого он оторвался, сверкала алмазно.

Больше повторять не стоило: мы опасались за лодку.

ОХОТА НА БЕЛЫХ МЕДВЕДЕЙ

4 августа. 2 часа ночи. Не спится. Хочется есть. Как на зло ключи от буфета на сей раз унесены поваром, который, несмотря на все усилия нарушить его безмятежный сон, отвечал на стук в каюту лишь громким храпом. Решили сами заняться кулинарией. Капитан В. И. Воронин взял на себя обязанности повара. Капитан и здесь превзошел все наши ожидания. Большим кухонным ножом он мастерски срезал тонкими ломтиками с окорока медведя жирное мясо; откуда-то появился лук. Скоро острый запах жаркого начал дразнить наш аппетит. Через 20—30 минут мы уже сидели в кают-компании за скромным ужином. Медвежатина навела на разговор:

— А вдруг медведи? Кому стрелять?

— Конечно, нам, хотя очередь и не наша. Все спят, — ответил Борис Громов, доедая кровяной бифштекс.

Странное совпадение. С палубы доносится возглас:

— Медведица с медвежонком!

Мы не поверили. Это нас от бифштекса отводят. Но, вот, в кают-компанию, не обращая внимания на аппетитный запах жаркого, вкатился кинооператор, схватил аппарат и выбежал на спардек.

— Закрой дверь, — зашипели мы на оператора.

И только тут он заметил, что в кают-компании, кроме его киноаппарата, находились еще и живые люди.

— Медведи на льду!

Первым взял винтовку Борис Громов и побежал на бак ледокола.

Маленький косолапый медвежонок с ужимками следовал за медведицей.

Я тут же вспомнил недавно присланную телеграмму от Московского зоопарка с просьбой доставить в Москву четырех белых медвежат „в возрасте от двух до четырех месяцев и весом не более 35 фунтов“. Телеграмма на ледоколе была перефразирована и стала ходячим анекдотом. Кочегар Московский даже повесил над своей койкой объявление:

Капитан Воронин на-глаз определил, что вес замеченного нами медвежонка не превышает установленной Зоологическим садом нормы. Будущая нянька Московский выразил опасение, что медвежонок за время полярного похода ожиреет, перерастет норму:

— Куда тогда с ним деваться, кто его возьмет?..

— Медвежонка нам в Союзкино, это будет прекрасной рекламой для фильмы об Арктике, — делили мы шкуру на корне.

Мать, чувствуя опасность, вытягивала шею. Медвежонок копировал все ее движения. Было приятно видеть на гладком ледяном поле живого „Пшенка“ (как назвал его один из матросов).

Любопытство, а вместе с тем страх заметно боролись в медведице.

Ручка киноаппарата начала вращаться. Неожиданно собачий лай испугал медвежонка. Мы доходили до детского восторга, видя смешную мишкину мордочку, прячущуюся за жирную тушу матери. Через несколько минут до медведей уже можно было докинуть палку. Раздались выстрелы. Смертельно раненая медведица волчком завертелась на месте. Растерянный, ошеломленный испугом медвежонок сперва прижался к бортам ледокола, а затем бросился бежать прочь.

С веревками в руках и парою собак мы спустились на лед. Одна партия приблизилась к убитой медведице. При виде подошедших к матери каких-то непонятных существ медвежонок встал на задние лапы и заревел благим матом. Вместе с медвежатником „Полюсом“ я бросился за медвежонком. Вторая колымская собака гнала его к нам навстречу. Вскоре мы очутились от медвежонка в пяти шагах. Вид собак рассердил зверя. Он бросился на них с диким ревом. Медвежатник „Полюс“ клещом вцепился ему в крутой загривок. Медвежонок взревел и бросился большими скачками в тюленью лунку и спрятался в воде. Собаки, боясь холодной воды, бегали вокруг.